Страница 17 из 23
У миссис Медлок был очень довольный вид; она с облегчением услышала, что ей не надо будет много присматривать за Мери. Она считала это тягостной обязанностью и прежде обращала на нее мало внимания. Кроме того, она очень любила мать Марты.
— Благодарю вас, сэр, — сказала она. — Сюзанна Соуэрби умная и добрая женщина… У нее двенадцать человек детей, и нет лучше и здоровее их. Мисс Мери ничему дурному у них не научится. Сюзанна Соуэрби, что называется, женщина со здравым умом, если вы меня поняли…
— Я понял, — ответил мистер Крэвен. — А теперь уведите мисс Мери и пришлите мне Пичера.
Когда миссис Медлок оставила Мери одну в конце коридора, Мери пустилась бежать к себе в комнату. Там ждала ее Марта.
— У меня будет свой сад! — крикнула Мери. — Он будет, где мне угодно! Гувернантки мне не пришлют еще долго-долго! Твоя мать придет навестить меня, и мне можно будет поехать к вам в коттедж. Он говорит, что такая маленькая девочка, как я, не может сделать саду никакого вреда и я могу делать, что мне угодно, где бы то ни было!
— Это было очень хорошо с его стороны, — весело сказала Марта.
— Марта, — серьезно сказала Мери, — он на самом деле очень хороший; только лицо у него такое жалкое и лоб весь сморщенный…
Мери бегом пустилась в сад. Она знала, что пробыла дома дольше, чем рассчитывала, и что Дикону придется уйти рано, чтобы успеть пройти пять миль. Проскользнув в калитку под плющом, она увидела, что Дикона не было там, где он прежде работал, и садовые инструменты лежали под деревом. Она подбежала к дереву, оглядываясь кругом, но Дикона не было видно. Таинственный сад был пуст; только малиновка сидела на розовом кусте и следила за Мери.
— Его нет! — печально сказала она. — Неужели он был только… лесной дух?
Взгляд ее вдруг упал на что-то белое, прикрепленное к розовому кусту. Это был маленький клочок бумаги, оторванный от письма, которое она сама отправила Дикону от имени Марты. Она поняла, что это Дикон прикрепил его. На клочке бумаги было нечто вроде рисунка, под которым были коряво «напечатанные» буквы. Мери сначала ничего не могла разобрать, потом увидела, что рисунок изображал гнездо с сидевшей в нем птицей. А буквы внизу гласили: «Я опять приду».
Мери взяла рисунок домой и за ужином показала его Марте.
— О, я и не знала, что наш Дикон такой искусник! — с гордостью сказала Марта.
Мери поняла, что именно Дикон хотел сказать этой запиской. Он хотел уверить ее, что будет хранить ее тайну. Ее сад — это было гнездо, а она сама птица! Как ей нравился этот странный деревенский мальчик!
Глава XIII
Мери надеялась, что Дикон придет завтра, и с этой мыслью уснула в ожидании утра.
Но в Йоркшире погода очень переменчива, особенно весной. Ночью Мери разбудил шум дождя, крупные тяжелые капли стучали по оконным стеклам. Дождь лил ливмя, и ветер завывал снаружи и во всех трубах громадного старого дома. Мери села в постели, недовольная и сердитая.
«Этот дождь теперь точно назло, — подумала она. — Это все потому, что мне не надо дождя…»
Мери снова легла, уткнувшись лицом в подушку. Она не плакала, но не могла уснуть. О, как выл ветер и как большие капли дождя стучали в окна! «Как будто кто-то заблудился в степи, ищет дороги и плачет», — подумала она.
Мери около часу лежала, ворочаясь с боку на бок, как вдруг что-то заставило ее сесть на постели и повернуть голову к двери; она прислушивалась… и прислушивалась.
— Теперь это уж не ветер, — сказала она громким шепотом. — Это не ветер, а что-то другое. Это плач, который я слышала прежде.
Дверь ее комнаты была отворена настежь, и звук разносился по коридору — слабый отдаленный звук капризного плача. Мери прислушивалась еще несколько минут, и с каждой минутой уверенность ее все возрастала. Она чувствовала, что должна узнать, в чем дело. Это было еще более странно, чем таинственный сад и зарытый ключ. Она опустила ноги с кровати и стала на пол.
— Я узнаю, в чем дело, — сказала Мери. — Теперь все спят, а до миссис Медлок мне нет никакого дела!
Возле ее постели стояла свеча; она взяла ее и тихо вышла из комнаты. Коридор казался очень длинным и темным, но она была слишком взволнована, чтобы обратить на это внимание. Она была уверена, что знает, где именно надо повернуть, чтобы найти короткий коридор с завешенной ковром дверью — той самой, из которой вышла миссис Медлок, когда Мери заблудилась. Звуки шли из того коридора. Она шла вперед с тускло горевшей свечой, почти ощупью, и сердце ее билось так громко, что ей казалось, она слышит его биение. Слабый отдаленный звук плача все еще слышался, и Мери шла на этот звук. Иногда он затихал, потом опять слышался! Где ей надо было повернуть? Она остановилась, соображая. О, да, это здесь; надо пройти по этому коридору, повернуть опять налево, подняться на две широкие ступени, потом повернуть налево. Да, вот и дверь, завешенная ковром!
Мери тихо отворила ее и затворила за собой; очутившись в длинном коридоре, она совершенно ясно услышала плач, хотя он был негромкий. Он слышался за стеною, слева, и в нескольких футах от Мери виднелась дверь. Мери могла видеть полоску света внизу. Кто-то плакал в этой комнате, и этот «кто-то» был маленький.
Она подошла к двери и толкнула ее; дверь отворилась, и она очутилась в комнате. Это была большая комната с красивой старинной мебелью.
В камине тускло тлел огонь; возле кровати с парчовым балдахином горел ночник, а на кровати лежал мальчик и капризно плакал.
У мальчика было худое нежное лицо цвета слоновой кости; глаза его, казалось, были слишком велики для такого лица. У него были густые волосы, тяжелыми прядями падавшие ему на лоб, отчего его лицо казалось еще меньше. Он выглядел больным; но плакал он скорее от раздражения, чем от боли.
Мери стояла возле двери со свечой в руках, затаив дыхание. Потом она осторожно двинулась вперед, и, когда она подошла поближе, свет привлек внимание мальчика. Он повернул голову на подушке и уставился на Мери, причем глаза его широко раскрылись.
— Кто ты? — сказал он, наконец, испуганным шепотом. — Ты призрак?
— Нет, — ответила Мери тоже испуганным шепотом, — а ты… призрак?
Он все глядел и глядел на нее. Мери не могла не заметить его странных глаз. Они были агатово-серые и казались слишком большими для его лица, потому что были оттенены черными ресницами.
— Нет, не призрак, — ответил он, подождав секунду. — Я Колин.
— Кто такой Колин? — дрожа, спросила она.
— Я — Колин Крэвен. А ты кто?
— Я — Мери Леннокс. Мистер Крэвен — мой дядя.
— Он мой отец, — сказал мальчик.
— Твой отец! — ахнула Мери. — Мне никто не говорил, что у него есть мальчик… Почему это?
— Поди сюда! — сказал он, не сводя с нее своих странных тревожных глаз.
Она подошла к постели, и он протянул руку и тронул ее.
— Ты ведь настоящая? — спросил он. — У меня часто бывают такие настоящие сны. Быть может, и ты такой сон.
Когда Мери выходила из своей комнаты, она надела теплый шерстяной капот и теперь сунула ему в руку полу капота.
— Потрогай-ка… Видишь, какая толстая и теплая материя, — сказала она. — А если хочешь, я тебя немножко ущипну, чтобы показать тебе, какая я настоящая. Мне на минутку показалось, что ты тоже, пожалуй, сон…
— Откуда ты пришла? — спросил он.
— Из своей комнаты… Ветер так выл, что я не могла уснуть; я услышала, что кто-то плачет, и мне захотелось узнать, кто это… Почему ты плакал?
— Потому что я тоже не мог уснуть и у меня заболела голова… Скажи мне опять, как тебя зовут.
— Мери Леннокс. Разве тебе никто не говорил, что я приехала сюда жить?
Он все еще перебирал пальцами складку ее капота и, очевидно, начинал уже больше верить в то, что она настоящая.
— Нет, никто. Они не смеют, — ответил он.
— Почему? — спросила Мери.
— Потому что я боялся бы, что ты меня увидишь. Я не хочу, чтобы люди меня видали и говорили обо мне.