Падь Золотая

— Наташа! — более утвердительно, чем вопросительно проговорил наконец дедушка.

— Наташа! — подтвердил Женя.

— Да-а, да-а! — приговаривал дедушка, не находя, должно быть, других слов, удивленно посматривая то на следы, то на девочку. — Это выстрел! Снайперский выстрел, Наташенька! Да под таким выстрелом настоящий снайпер подпишется… — разошелся дедушка. — Ну, слезайте, слезайте! Слезайте, герои мои! Обрадовали сегодня старика.

Федя заметил, что пошли они по следам секача, но дедушка совсем не оберегается: громко и весело разговаривает, ружье через плечо…

— Дедушка, — настороженно смотря вперед, беспокойно спросил его Федя, — а вдруг секач по следам вернется да на нас нападет. Звери часто по своему следу обратно проходят.

— Но Наташа его убила?

— Убила! А где он?

— На таборе, где ему быть? Вон, смотрите, лежит.

В самом деле, рядом с собранными для костра дровами лежал зверь. Ребята остановились в нерешительности: никому не хотелось еще раз увидеть секача живым. Только когда дедушка подошел к кабану и потрепал его по загривку, они смело окружили тушу и наперебой заговорили о пережитом.

Боря с Аликом заметили беспорядок на столе, где оставались продукты, и побежали туда.

— Мне непонятно, — сказал Федя, — почему он на табор прибежал?

— А причина тут простая, — ответил дедушка. — Конечно, он на вас хотел броситься. Вы его рассердили. А увидеть вас не мог. Несет откуда-то людьми, а откуда — не понимает. Разум-то у него помраченный был. Пять пуль, и все близко к убойному месту — не шутка. Ветерок принес ему запах от табора. Он почуял, повернул туда, да услышал, что я еду, и понесся на меня. Наташин выстрел его остановил. Разум у него совсем помутился. Забыл секач про меня да опять на табор бросился… Понятно… если бы вы его не ранили смертельно, он остался бы вас под деревом караулить.

— Хоть немного напугались, а хорошо, дедушка, получилось. Раз-раз — и столько мяса!

— Как сказать! — возразил дедушка. — За мясо-то, кажется, он цену взял немалую. Повара наши никак убытки подсчитать не могут.

Словно в подтверждение его слов прозвучал глуховатый от волнения голос Бори:

— Продуктов нет!..

— В падь Золотую идти не с чем! — одновременно крикнул Алик.

Все бросились к поварам.

Действительно, продуктов, приобретенных с таким трудом, не стало. Мешочки были разорваны в клочки. Крупа, компот, мука, горох, сухари, соль — все было перемешано с землей и хвоей и вдобавок залито кровью.

Зверь выместил свою злобу на запасах экспедиции.

Боря с убитым видом держал в руках маленький узелочек.

— Что осталось? — подскочил к нему Женя.

— Ничего…

— Совсем ничего? А в узелочке?

— Пять сухарей, три конфетки, два пряника, орехов немного… Неприкосновенный запас…

— Ну, проказник… ну, проказник!.. — усмехнулся дедушка.

— Проказник?! — вне себя от отчаяния, скребя затылок, вскричал Боря. — Чем вас кормить, будем?!

— Чем? Что ты, Борька, задумался? А мяса сколько! — урезонивал его Женя.

— Что ты понимаешь? Поешь его без соли! Чем вас кормить будем?.. — твердил свое Боря.

Глава IX

ВПЕРЕД

— «Кислого» нет… Продуктов нет… — тихо сказал Алик.

В самом деле, положение экспедиции казалось катастрофическим. Ребята поужинали одним мясом. Никогда они раньше не предполагали, как много значит соль. Мясо, сваренное без соли, оказалось удивительно безвкусным, даже противным. Ребята с трудом заставили себя проглотить по кусочку и только раздразнили аппетит.

Солнце закатывалось за тучу. Вечер стоял душный, тяжелый, предвещая грозу. Несмотря на дымокур, одолевали комары. Их противный писк будто чем-то тоненьким и острым сверлил мозг, вонзаясь все глубже. Казалось, что, если даже закрыться подушками, будет слышно нестерпимое нытье: «и-и-и… и-и-и…»

Впервые за весь поход еще не была натянута палатка, не постлана постель, не починена одежда, не запасены на ночь дрова.

Непривычное и тягостное чувство голода, отсутствие всякой надежды достать где-нибудь пищу — все это угнетающе действовало на ребят. Они безучастно смотрели на огонь, лениво отмахиваясь от комаров. Вновь вспыхнули заглушённые до этого сомнения. Ведь начиная от Озера Тысячи Ондатр почти неделю экспедиция шла, откровенно говоря, наугад.

А ведь можно… Разве кто осудит их, если завтра, уже завтра, они пойдут обратно домой? «Кислого» нет. Где падь Золотая, никто не знает. Продуктов, кроме противного мяса, нет…

Три дня пути — и снова будут в леспромхозе. Ещё через два дня — гостеприимный домик Базыра и старого Цыдена. Дальше, на хребте, дедушка Михеич. И, наконец, Монгон!

Эх, как хорошо дома! Там — товарищи, веселые игры, ни комаров, ни жары, ни паутов. Там Тихая, в которой можно купаться хоть весь день. Искупался, повалялся на горячем песке — и опять в воду. Там голуби и собаки, прохладные комнатки, чистые постели. Там сестренки, хорошие сестренки. Там мамы…

Как они ждут и каких гостинцев только не приготовят! Там Володя… Нет, и он, наверное, не осудит. Ведь тяжело, по-настоящему тяжело.

— Ничего нет… — угрюмо сказал Алик.

— Да-а, прямо сказать, положение аховое, — промолвил дедушка. — Надо, пожалуй, решать, что делать…

Его слова напомнили Жене об обязанностях.

— Откроем совещание, — устало сказал он. — Что будем делать? Кто первый хочет сказать?

Никто не отозвался.

— Кто первый? — повторил Женя и безразличным взглядом обвел ребят.

Ему тоже хотелось сидеть молча, не шевелясь, и хотелось… домой.

— Давай, Женя, начинай, — проговорил Паша.

— Ты — начальник, и первое слово твое! — сказал Федя, сердито взглянув из-под картуза.

— Конечно, — согласился Паша. — Говори, Женька. Как ты, так и мы.

— Правильно… — поддержал Боря.

Женя поник головой. Трудно… Вот теперь ребята возлагают такую ответственность на него: принять решение — идти или не идти дальше. Насколько легче, когда решение примет за тебя кто-нибудь другой! Почему ребята с каждой заботой, даже с самой маленькой, обращаются к нему? Почему и в классе Мария Павловна, и в отряде Володя всегда с первого спрашивают с него? Шумят в классе — отвечает он. Плохо работал дежурный — опять он. И так везде… Почему? Ведь он не сильнее и не лучше других. Он не может развеселить так, как Паша. Не такой ловкий, как Федя.

А ведь раньше не было так. Женя вспомнил первый и второй классы. Он был непревзойденный драчун, и его «банда», как окрестили Жениных друзей недруги, наводила страх на всех непокорных. Уроки давались легко, но он со своими дружками и не думал сидеть за книгой и когда на улице светило солнце, и когда шел снег. Пошли двойки… Летом — хитрые набеги на чужие огороды, хозяева которых чем-либо не полюбились друзьям.

Его чуть было не исключили из школы, вызывали родителей. Сколько тогда плакала мама из-за него!..

Женя не знает точно, когда он стал другим. Или тогда, когда Володя сумел настоять, чтобы Женю приняли в пионеры, и сам надел на него пионерский галстук. Или когда почувствовал, что он не просто ученик, а староста класса, которому доверили так много: весь класс. А может, тогда, когда прочитал самую лучшую книгу — «Тимур и его команда»?

Он помнит, как нелегко было удержаться впервые от драки и, выйдя на призывный Федин свист, сигнал к очередному набегу на огород, сказать: «Я больше не пойду».

Так думал Женя, а мысли меж тем возвращались к пади Золотой.

«Вернуться домой? Не выполнить свое слово? Ведь так тяжело только один день — и сразу назад?»

Неожиданно заговорил Паша. Необычным для него неуверенным голосом, поминутно запинаясь, он сказал:

— Знаете, ребята, может… мы никогда Золотую падь не найдем? — И он растерянно посмотрел на ребят. — Может, надо отдать «Описание» взрослым? Я читал, что и настоящие путешественники не всегда с первого разу открытия делали. Домой, может, надо вернуться…

Паша осекся. Прямо перед ним стоял Женя и с тяжелым укором смотрел ему в глаза.