Косыгин

Ту поездку очень хорошо помнит Татьяна.

— Мы выехали из Москвы на двух машинах — Светлана Михайловна с мужем на одной, я с родителями на другой. Думали успеть к вечеру, но дорога оказалась труднее, чем мы рассчитали. Добрались только к четырем утра, уже светло, солнышко поднимается. И представьте, нас ждали — никто не расходился, с дороги — сразу за большой стол.

После такой ночи клонило в сон, но так не хотелось вставать из-за этого дружного стола. Михаил Александрович потягивал подаренный «Галуаз», крепчайшие французские сигареты, расспрашивал гостей, сам что-то рассказывал…

Листаешь страницы альбома и видишь, как растет малышка. Вот она уже школьница, вот помогает деду варить уху. А это что? «Дю-баба — лучший друг Танечки, ведь она всегда сыграет в карты». Но к приходу Алексея Николаевича карты убирались — не любил он карточных игр. Домино — другое дело, любил постучать костяшками.

Дом, семья — все это было на Клавдии Андреевне. Она любила хлопотать о всех родных, опекала Марусю, сестру Алексея Николаевича, приглашала в гости его племянницу Лялю — дочь Павла, рано ушедшего из жизни. Болезнь сестры, конечно, сказалась на семейных планах Косыгиных. Они ограничились одним ребенком. («Одна, но какая!» — с гордостью говорила Клавдия Андреевна, когда возникал разговор на эту тему.)

Бабушка запомнилась Татьяне очень общительной, раскованной. Мама была куда сдержаннее. Она больше походила на отца.

— Честно говоря, и нас с братом воспитывали жестковато, — говорит Татьяна Джерменовна. — По большому счету, это даже мешало в жизни. А тогда, наверное, так было надо. Мне с детства вбивали: ты не лучше других. А действительно, чем я лучше?

Теплый ветер несет над склоном белесые пушинки. Динамик приглашает гостей на экскурсию. По музею их проведут. А за колючую проволоку не пустят. Таня смотрит на едва видную из-за деревьев крышу дачи — мысленно она сейчас там.

— Клавдия Андреевна очень любила семечки, просто обожала, покупала кульками на рынке, жарила и ела. И я в детстве любила, и мама. А Алексей Николаевич их не выносил. Говорил: «Клавдия, перестань есть семечки, что ты здоровье себе портишь?!» Она могла днем грызть семечки, но когда ждали его возвращения, тут же все убиралось…

Без Клавдии Андреевны он за стол не садился. Приходим утром на завтрак, а она задерживается. «Татьяна, сбегай к бабе Клаве, мы ждем ее завтракать». Я бегу, она отвечает: «Скажи: пусть садятся, я сейчас иду». Нет, он все равно ждал, пока она придет.

«Дю-баба» — мать Клавдии Андреевны — любила смотреть телевизор. Ее привычку уважали, да и часто выходить в ее годы было тяжеловато. А вот всех остальных Косыгин тормошил:

— Что торчать у телевизора? Пойдемте на каток, погуляем.

На каток они ходили вдвоем.

— Я училась в школе фигурного катания, а он катался с детства. У него были старые коньки, «гаги», с допотопными, черными ботинками. Я их очень хорошо помню. Когда мы приходили на каток военного санатория, шли в вагончик, он обязательно надевал портянки, только портянки, не носки, иначе, говорил, натрешь ногу. То же самое, когда ходил на лыжах. Причем эту портяночку он так виртуозно заворачивал, а носки на лыжах или на коньках не признавал.

После обеда Алексей Николаевич иногда шел отдыхать, а чаще сидел с бумагами, их привозили даже по субботам и воскресеньям. Но, когда он освобождался, опять шли гулять. Он очень любил это время, расспрашивал нас с Алешей о наших делах, что читаем, с кем дружим.

Смерть Клавдии Андреевны многое в доме изменила. Понимаю сейчас, каким тяжелым для Алексея Николаевича был праздник Первого мая. Кругом музыка, флаги, песни, военный парад и демонстрация, Председателю Совмина, члену Политбюро надо быть на трибуне мавзолея, потом на государственном приеме. И только после этого он мог заехать на Новодевичье, постоять у могилы жены, оставить цветы… А вечер провести в кругу семьи, самых близких друзей…

Алексей Николаевич любил, когда его близкие хорошо выглядят, нарядно, красиво одеты. Вот он собирается с внучкой в театр.

— Татьяна, ты готова?

— Готова! — отвечает Татьяна, надевая подаренное дедом японское ожерелье.

— Ну, у тебя сегодня жиганский вид! — не скрывает восхищения Алексей Николаевич.

Откуда у него это словечко? То ли что-то запомнилось из Клавочкиных уроков французского, то ли это было какое-то диалектное словцо: жигачихой, например, называли резвую девушку в тверских краях.

Алексей Николаевич гордился своей внучкой: красавицей, комсомолкой, спортсменкой. А сегодня — хранительницей большого семейного архива Косыгиных. Милые семейные безделушки и редкостные фотографии, подлинные документы, рабочие блокноты и записные книжки деда — все это бережно хранит Татьяна Джерменовна. Каждый ее звонок добавлял в нашем общем поиске какую-то новую деталь.

— Виктор Иванович, нашла трудовую книжку Алексея Николаевича, по-моему, очень интересный документ.

В самом деле интересный. Это трудовая книжка, которую выписали Косыгину — наркому текстильной промышленности 25 января 1939 года. К тому времени его «стаж работы по найму» уже составлял 14 лет. На полях пометка: «Подтверждено документами». Следующая запись: «Служба в РККА — два года». И опять пометка: «Подтверждено документами».

Записи ведутся до июля 1948 года… И продолжаются уже во вкладыше, который заполнял некий кадровик после отставки Косыгина.

«23.10.1980. Освобожден от обязанностей Председателя Совета Министров СССР по его просьбе».

Странички, где делаются записи о награждениях, остались чистыми. Лень было вписать его боевые и трудовые награды!

…В Архангельском, по соседству с дворцами, которыми гордится мировая культура, прозябала разваливающаяся школа, больше похожая на сарай. Алексей Николаевич, проходя к машине, не раз критически поглядывал на очаг просвещения: «Как же можно здесь учить детей?» И однажды принял решение: построить в поселке Архангельское новую школу. Сейчас эта трехэтажная красавица носит имя Косыгина.

Такие «записи» остаются в памяти людей навсегда.

Сколько их в трудовой книжке Алексея Николаевича Косыгина? На этот вопрос не ответят и самые дотошные эксперты. Потому что с его именем связано не только строительство новых школ и вузов, заводов и фабрик, но и становление крупнейших энергетических и транспортных систем, научно-производственных комплексов, определявших будущее экономики страны, которая называлась Союзом Советских Социалистических Республик.

ЭПИЛОГ

В анкете «Биографической энциклопедии мира», которую ее редактор г-н Николс прислал Косыгину из Нью- Йорка в 1943 году, был вопрос о карьере. Требовалось перечислить «все занимаемые должности с указанием дат». И получилась бы этакая прямая успешного служебного роста. Но на жизненном поприще (французское слово «карьера» переводится и так) гладко не бывает. К тому же карьерная гонка никогда не занимала Косыгина. Повторюсь: всю жизнь для него главным было Дело, за которое он отвечал. В последние два десятка лет — это экономика всей страны, огромное хозяйство Советского Союза, в котором он по праву считал себя главным инженером.

Случалось, и самые светлые головы в правительстве не могли найти решения какой-нибудь проблемы. И тогда раздавался сдержанный голос Косыгина: «А что, неужели нам сообразиловки не хватит?» Это было его любимое словечко.

Косыгин и его поколение оставили богатейшее наследство, которое досталось России, всем странам Содружества: экономическую и оборонную мощь, современную науку, образованный народ, кадровый запас. В наших домах, в заводских цехах — свет и энергия тех электростанций, которые воздвигались при Косыгине. При нем, кстати, начиналось строительство и Бурейской ГЭС, которая вошла в строй действующих летом 2003 года, первая за последние пятнадцать лет.

Вот с того косыгинского загляда в завтра, в будущее нашей Родины есть у нынешней России индустриальный фундамент, в том числе топливно-энергетический комплекс, опора страны и надежда на ее возрождение. Там истоки Канско-Ачинского комплекса с его уникальными угольными пластами, Уренгойского газонефтеконденсатного месторождения, Богучанской ГЭС на Ангаре, еще до сих пор не достроенной… В том наследстве — богатства Ямала, к которым газовики подступаются только сейчас, кладовые Сахалина, шельфа Баренцева моря, алмазы Якутии, жизнь которым дал Алексей Николаевич.