Косыгин

Сдержался директор. Преодолевая себя, сказал, что министр благодарит всех за ударный труд. И снова заказал Москву — приемную премьера, чтобы доложить, как распорядился Косыгин, о том, что поручение правительства выполнено.

— Алексей Николаевич подробно интересовался всем, в том числе деталями плавки и разливки. Наш разговор продолжался более получаса, — вспоминает Колпаков. — Косыгин тепло поблагодарил меня и всех заводчан, строителей, монтажников, просил передать слова его благодарности рабочим.

А утром на Колпакова обрушился министр: зачем, мол, звонил Косыгину? Разговор с Иваном Павловичем был такой, что пришлось его прервать на полуслове. Через несколько минут он, правда, перезвонил, и разговор продолжился спокойнее. Оказывается, после доклада Колпакова Алексей Николаевич решил уточнить некоторые подробности у Казанца, но министр мало что мог добавить.

Когда Колпакова назначили директором Новолипецкого завода, там одновременно велось строительство многих объектов. Его предшественник А. Лихорадов, став заместителем министра по капитальному строительству, вычеркнул из пускового комплекса агломерационных лент (это внушительные сооружения) два вагоноопрокидывателя. От возражений и зам, и министр отмахивались. Колпаков позвонил Косыгину. Через два дня (!) премьер назначил совещание, на которое пригласили министра и его заместителя.

— После моей информации, — рассказывает Серафим Васильевич, — Косыгин спросил, можно ли обойтись без вагоноопрокидывателей.

— Нельзя! — ответил я. — Мощность всех агрегатов увязана и каждый ротор может переработать не более трех миллионов тонн. Тогда, глядя на Казанца, он спросил: почему министр не реагирует на абсурдное решение заместителя? И приказал немедленно восстановить в проекте вычеркнутые агрегаты.

Сегодня индустрия по существу обезглавлена. На верху управленческой пирамиды российской металлургии — департамент по инновациям и инвестициям в металлургию, в котором сталеваров, прокатчиков, знатоков рудного дела или производства цветных металлов не найдешь и днем с огнем.

Хорошо, изменились правила игры. Но специалисты, профессионалы все равно нужны. За рубежом действуют авторитетные отраслевые сообщества. (Например, в Японии — Союз стали и сплавов и Ассоциация экспортеров стали.) У нас — благодаря таким профессионалам, как Колпаков, появился Международный союз металлургов. Его учредители — более 140 предприятий из России и других стран. МСМ со знанием дела разрабатывает перспективы российской экономики, меры государственной поддержки металлургии России. Точно так же действуют машиностроители, текстильщики, трудовые коллективы предприятий оборонно-промышленного комплекса, горняки… А все вместе они объединились в Российский союз товаропроизводителей, который возглавляет Николай Иванович Рыжков, депутат Государственной Думы. С этим союзом считаются государственные органы, законодатели, он авторитетен в отраслях и на предприятиях. РСТ установил ежегодную премию имени Косыгина. Ее лауреатами уже стали десятки крупных организаторов промышленности.

ЛЮСЯ

Единственная дочь Клавдии и Алексея Косыгиных, Людмила, родилась в Киренске четвертого ноября 1928 года. Дома ее звали Люсей, иногда — грубовато-ласково — Люськой. Когда она сама стала мамой, дети, Алешка и Танечка, называли ее мамой-Люкой.

Люди со стороны часто замечали: «Люся вся в папу!» Да, дочка Косыгиных удалась в отца. И внешне — у нее были такие же редкостной голубизны глаза. И главное — складом характера, независимым, сдержанным, если не сказать замкнутым. «Она даже мне многое не рассказывала, — говорит Татьяна Джерменовна. — А когда я с чем-то не соглашалась, мама отвечала: «Ты потом поймешь, что я была права».

И когда пришло это потом?

— Когда ее не стало. Может быть, потому, что стала старше. Или со временем поняла, что многие ее оценки явлений, событий, людей и их поступков были точными… Понимаете, каждая семья — это свой мир. И не обязательно держать в нем окна настежь… Я хорошо помню, как ценил погоду в доме Алексей Николаевич, как оберегала очаг Клавдия Андреевна. Разумеется, перед глазами и отношения моих родителей… Мама была очень требовательным человеком. Случалось, и Алексей Николаевич говорил ей: «Помягче, помягче бери!»

Один ребенок в семье, к тому же привилегированной, нередко вырастает капризным и избалованным. Семейные хроники знают множество таких неудавшихся судеб. Люся была не из этого ряда. И здесь надо отдать должное женской половине косыгинского дома: Клавдии Андреевне, ее маме, Евдокии Прохоровне, пережившей свою дочь, и няне, Анне Николаевне Кузаковой. Она растила Люсю, потом Алешу и Таню, успела понянчить внуков Людмилы Алексеевны. Няня в доме Косыгиных, а потом Гвишиани-Косыгиных была не прислугой, не наемной работницей, а настоящим членом семьи.

Косыгины познакомились с ней еще в Сибири, когда Аннушка по-соседски помогала молодым да зеленым родителям. Она выросла в большой семье и умела все: пеленать дитя и сварить кашку, успокоить малыша, когда никто не знал, как справиться с плачем, укутать так, что никакой мороз не пугал.

Косыгины уезжали из Киренска зимой. Просто сказать: зима, мороз. Но посмотрите ради интереса на карту: почти тысяча километров к северу от Иркутска. Минус сорок градусов не исключение, а норма. От Лены и в мае несет стужей.

— Вы же заморозите дитя, — рассудительно сказала Аннушка, когда узнала, что Косыгины собираются в Новосибирск — Алексея Николаевича переводили в Сибкрайсоюз заведующим плановым отделом. — Давайте, я с вами до станции доеду — это же неделя пути.

Некому уже рассказать о том путешествии, можно только представить сибирский тракт, тройку всю в пару и сани, закрытые шубами…

Доехали вчетвером до станции. Вчетвером сели и в поезд. Так вошла в семью Косыгиных Аннушка Кузакова. Вошла на всю жизнь.

Анна Николаевна могла поворчать и на Косыгина, когда он, возвращаясь с работы, иногда забывал разуться: «Куда идешь, Алексей Николаич? Я же только что убралась».

Своего родного города Люся Косыгина совершенно не помнила. Не раз собиралась побывать там, но дорога выпадала в другие края и страны. Она побывала с отцом в Лондоне и Нью-Йорке, это были официальные визиты, королевские приемы, встреча в английском парламенте и штаб- квартире ООН. Пресса отмечала, как элегантно одета мадам Гвишиани-Косыгина, как хорош ее английский. А до Киренска Людмила Алексеевна добралась уже после смерти отца. Татьяне запомнилось, с какой охотой ее мама собиралась в эту поездку и с какими яркими впечатлениями вернулась. Она словно увидела деревянный Киренск глазами родных, еще таких молодых. Киренский краеведческий музей по инициативе председателя горсовета Анны Ивановны Лебедевой начал тогда собирать материалы о жизни Косыгина. Людмила Алексеевна отправила землякам целый контейнер.

По протоколу в Лондоне Косыгина должна была сопровождать супруга. Но Клавдия Андреевна уже не вставала. Пришлось ехать дочери.

— Я помню, как перед визитом в Лондон мама поехала в Дом моделей на Кузнецком мосту, — рассказывает Татьяна Джерменовна, — и купила там вечернее платье. На самом деле платье было простое, но у нее была такая прекрасная фигура, что платье, сшитое на манекенщиц, сразу же ей подошло. Она умела носить вещи. Шуба из ондатры показалась англичанам собольей. А всего-то секретов: стройная фигура и уметь подать себя. В отличие от бабушки, которой на все случаи хватало одной броши, мама любила украшения. Конечно, ее сережки, кулоны сегодня кажутся весьма скромными. Но на ней и простые сережки выглядели очень достойно.

Позволю себе добавить: как и на дочери.

Сохранились фотографии: прием в Вестминстерском дворце, прием в Букингемском дворце — Косыгин, королева Великобритании Елизавета II, Людмила Гвишиани-Косыгина, принц Филипп герцог Эдинбургский. Людмила Алексеевна не потерялась на фоне королевы.

Обратите внимание на дату этого визита: февраль 1967 года. Клавдия Андреевна уже тяжело больна. Поговорить с женой, с мамой Алексей Николаевич и Люся могут только поздним вечером, когда завершается официальная программа, в которой все расписано по минутам. Но в Москве уже глубокая ночь. Остается утро, пока не спустились к завтраку, пока не закрутился очередной день визита, пока не набежала пресса. Ни единым жестом ни Косыгин, ни его дочь не выдали, как они волнуются за то, что происходит дома. И только его голос мог дрогнуть, когда трубку брала жена: «Клавочка, ну как ты?»