Косыгин

Но больше всего Косыгина интересовали стратегические проблемы, реформы, в которых остро нуждалась социалистическая система и которые были крайне важны для ее дальнейшего развития. Алексей Николаевич расспрашивал о наших представлениях, как мы собираемся поднимать экономику.

В свое время один венгерский философ послал Яношу Кадару, первому секретарю ЦК Венгерской социалистической рабочей партии, письмо в 40 страниц о необходимости считаться с экономическими законами. Косыгин говорил, что мы — он подразумевал социалистическую систему — об этом так же думаем, но идеологи мешают сдвинуть воз экономики с места. Я убежден, замечал он, что отношения стоимости мы должны приводить в движение, хотя и не имеем пока цельного представления, к чему это может привести.

Сегодня мы это называем законами рынка. Косыгин тогда говорил Чернику, что эти вопросы нам надо разработать, и не только теоретически, но и с привлечением людей, которые знают народное хозяйство, понять, как использовать экономические стимулы, чтобы развитие не пошло по непредсказуемому пути, чтобы предотвратить хаос.

Еще Косыгин боролся за самостоятельность предприятий, повышение их собственной роли в управлении. Он критиковал ситуацию, когда директор не может принимать решения по вопросам, за которые несет ответственность. Или почему тот, кто хозяйствует плохо, получает такие же инвестиции, как и тот, кто управляется успешно. Поощрение лучших вообще от результатов их работы не зависит, говорил Косыгин. В этом плане он обсуждал с Черником и экономическую политику, в частности, то, что предпочтение отдается партийным критериям. По словам Черника, Косыгин ему сказал: «То, что ценятся другие качества, а не способности вести предприятие, — это неверная политика. Поэтому у нас много неквалифицированных руководителей и других начальников, а все это сказывается на результатах всего народного хозяйства».

Итак, беседы Косыгина с Черником на исходе 1968 года свидетельствовали о том, что советский премьер склоняется к определенным реформам в экономике. Но эти шаги должны быть продуманы, особенно с учетом того, как это скажется на всем обществе. Политические последствия экономических реформ были неясны, и это сдерживало Косыгина. «Опыт Чехословакии, — замечал Штроугал, — с одной стороны, его настраивал позитивно, а с другой — немного пугал».

В очередной раз Штроугал, уже председатель правительства ЧССР, встретился с Косыгиным в Москве, на XXIV съезде КПСС. В перерыве, после доклада Брежнева, два премьера, чехословацкий и польский, обменивались первыми впечатлениями. К ним подошел Косыгин.

— Теперь мы знаем, что вы будете делать в экономике, — сказал ему Ярошевич.

Косыгин был в хорошем настроении, улыбался и спросил Штроугала, что думает об этом Лубомир Иосифович.

— Мне эта программа нравится, — ответил председатель правительства ЧССР, — но вот какими будут шаги, действия, затрагивающие фундаментальные проблемы?

Отвечая ему, Косыгин говорил, что такие шаги готовятся, в докладе Брежнева они предусмотрены.

Прошел год и два, а почти все, что было намечено, оставалось на бумаге.

— Алексей, вы такие перспективные вещи задумывали, — сказал как-то Косыгину чехословацкий премьер. Они были вдвоем, прогуливались в парке правительственной резиденции в Варшаве перед началом сессии Совета Экономической Взаимопомощи.

И в этот раз, по словам Штроугала, Алексей Николаевич словно распахнул сердце.

— Мы были с глазу на глаз, и Косыгин, такой, казалось мне, сдержанный человек, вдруг небывало остро для него раскритиковал отношение к экономической реформе. «Ничего не осталось, — горько сказал он. — Все рухнуло. Все работы остановлены, а реформы попали в руки людей, которые их вообще не хотят».

— Прогуливались мы с Косыгиным примерно полчаса, — продолжает Л. Штроугал. — Алексей Николаевич очень критично оценивал деятельность руководства КПСС, хотя ни одного имени, в том числе и Брежнева, не назвал. «Реформу торпедируют, людей, с которыми я разрабатывал материалы для съезда, уже отстранили, а призвали совсем других. И я уже ничего не жду», — с горечью сказал он.

Советская экономика упорно не хотела становиться просто экономикой, подчиняться законам экономического развития. Слова о всемерном развертывании товарно-денежных отношений лишь сотрясали воздух. Штроугалу вспоминаются встречи с Николаем Байбаковым, в то время председателем Госплана.

— Николай Константинович — очень серьезный человек, решительный сторонник плановой системы. Он нефтяник, а нефть черпали и продавали полной мерой. Байбаков усмехнулся над тем, что провозглашают на съездах. Он задавал вполне логичные вопросы, но сам же давал на них негативные ответы: «Это не пойдет».

Здесь уместно привести оценку самого Байбакова. Как он пишет в своей книге «От Сталина до Ельцина», реформа провалилась потому, что не было «поддержки со стороны большинства членов Политбюро». По воспоминаниям Байбакова, на одном из заседаний в Кремле, когда обсуждалась концепция реформы, Н. В. Подгорный, Председатель Президиума Верховного Совета СССР и большой любитель игры в бильярд, «со свойственной ему грубоватостью и недоверчивостью произнес:

— На кой черт нам реформа? Мы плохо развиваемся, что ли?

Возражения Косыгина о том, что все валовые методы исчерпаны, что надо поднять в коллективах интерес к результатам труда, у партийных коллег премьера энтузиазма не вызвали».

Однажды во время очередного визита в СССР в программе Штроугала оставалась свободной вторая половина дня. Предполагалось, что его примет Брежнев. Но вместо него появился Косыгин: «У Леонида Ильича очень много работы, он передает извинения за то, что не может вас принять». И тут же Косыгин добавил: «Возможно, встрече помешали какие-то причины из прошлого». Как считает Штроугал, Брежнев не мог простить ему один эпизод. Речь идет о встрече у президента ЧССР Свободы вечером 22 августа 1968 года (на второй день после ввода в Чехословакию советских войск. — В. А.).

«Я пришел на совещание к президенту по его приглашению, когда совещание уже шло, — рассказывает Штроугал. — Выступал Пиллер, в то время член президиума ЦК КПЧ. Когда я вошел, он говорил, что советский посол в Праге Червоненко и советская сторона предлагают создать в Чехословакии временное правительство. Пиллер говорил, что сейчас в Праге правительства нет, нужно организовать временное правительство во главе с президентом. Когда Свобода дал мне слово, я возразил: правительство есть, сейчас оно проводит свое заседание и нет никаких причин лепить вместо него временную контору.

Если действительно по инициативе советской стороны собирались придумать рабоче-крестьянское правительство, то я ее сорвал. Между нами говоря, президент Свобода не знал в те минуты, что делать. А когда я сказал, что правительство действует, он приободрился: «Да, правительство у нас есть. И я не буду без участия ведущих конституционных представителей принимать решения об изменениях в правительстве…»

Больше к теме о рабоче-крестьянском правительстве не возвращались.

Свидетельства Л. Штроугала записал мой давний товарищ, замечательный чешский журналист Зденек Горжени. Читая их, сопоставляя со стенограммами встреч в Кремле, конечно же, замечаешь разницу в позиции Косыгина. На переговорах он играет по общим, бесспорно, предварительно оговоренным правилам. Командная тройка сыграна. Роли определены. Требования Косыгина жестки, подчас даже угрожающи. «Кому-то придется поежиться», — бросает он Дубчеку. И совсем другой политик предстает из воспоминаний Штроугала. Этот человек и до августа шестьдесят восьмого года, и после августа не похож на тех, кто, уверовав в некие истины, вовсе не знает сомнений. Напротив, он открыт мыслям и чувствам собеседника, готов прислушаться к его доводам, даже просит совета.

Меньше всего Алексей Николаевич ожидал, что его реформу погубит пражская весна в ее кремлевском восприятии. Но именно так и случилось. Как на войне, когда артиллерия бьет по своим…