Косыгин

Можно было бы привести много таких примеров, но и этого, я думаю, достаточно, чтобы убедиться в том, какую серьезную поддержку оказывает Советский Союз борющимся народам».

Образно говоря, Хрущев стучал башмаком не только по трибуне ООН. Новые люди в Кремле начали новую политику, в том числе и внешнюю. После успешных переговоров в Ташкенте Косыгин с особым вниманием следит за отношениями с Индией и Пакистаном. 18 января 1968 года он принимает посла Индии и помечает в своей записной книжке: «Послание И. Ганди. Приглашение в Индию. Когда мы сможем сообщить? Хотят видеть в стране». И дальше — о развитии индо-пакистанских отношений, о позиции СССР…

Казалось бы, несомненный дипломатический талант Косыгина можно использовать во благо страны.

Но, но…

…Лондон, 1967 год. Поездка Косыгина в Великобританию — о ней рассказал в своей книге «Без скидок на обстоятельства» Валентин Фалин.

«Косыгин конкретен, четок, деловит. Англичанам нравится отсутствие у него позерства. Главу правительства вызывает Москва:

— Алексей Николаевич, мы слушали твое выступление в парламенте.

Получилось. Вообще визит удался. По причинам, которые объясню в Москве, важно вовремя остановиться».

Таким по смыслу был «стоп-сигнал» Л. И. Брежнева… Испортил тот звонок Косыгину настроение на всю оставшуюся поездку и годы вперед. Давалось понять: не ваше, премьер, дело — внешняя политика. Занимайтесь бухгалтерией, государственными похоронами и тушением пожаров. А внешняя политика, так сказать, фундаментального достоинства должна делаться Генеральным секретарем. Можно вместе с министром иностранных дел.

…Нью-Йорк, 1967 год. Косыгин принимает участие в работе Генеральной Ассамблеи ООН. Ему передают предложение президента США Джонсона о встрече. Даже для премьера, члена Политбюро, в таких случаях требовалось добро Центра. В Кремле раздумывали и советовались несколько дней, не считаясь с тем, что глава советской делегации оказывается в неловкой ситуации. Наконец согласие дано. Стороны решают встретиться в небольшом городке Гласборо, между Нью-Йорком и Вашингтоном.

«Эта встреча не только имела важное политическое значение, — пишет академик Д. Гвишиани, — но и стала серьезным шагом вперед на пути разрушения стереотипного пропагандистского «образа врага» как с той, так и с другой стороны… Позже, в узком кругу, Алексей Николаевич рассказывал, что из личных контактов с президентом США у него возникло представление о дружелюбном, скромном человеке, способном на проявления доброй воли, на поиски взаимопонимания. Импонировал ему и стиль работы Джонсона, его стремление привлечь к диалогу компетентных людей».

Думается, и Джонсон увидел в своем собеседнике такого же дружелюбного человека, готового к диалогу, поиску компромиссов, без чего не бывает продвижения.

Американская и мировая печать высоко оценила встречу в Гласборо, замечает Д. Гвишиани. Наша пресса ограничилась официальным коммюнике. Причина понятна: Центр, то есть Старая площадь, Брежнев, аппарат ЦК, намеренно осаживал премьера.

…Пекин, сентябрь 1969 года. Косыгин, возвращаясь из официального визита во Вьетнам, летит над Китаем. С борта самолета Председатель Совета Министров СССР отправляет протокольную телеграмму премьеру Госсовета КНР Чжоу Эньлаю с пожеланиями благополучия и мира всему китайскому народу и ему лично.

«Не прошло и десяти минут, как поступила ответная телеграмма, в которой Чжоу Эньлай поблагодарил Косыгина и высказал пожелание, чтобы самолет с советской делегацией приземлился в Пекине, хотя бы ненадолго, — рассказывает Михаил Сергеевич Смиртюков, управляющий делами Совета Министров СССР. — Косыгин согласился. И это в то время, когда отношения между Советским Союзом и КНР, во многом по вине Н. С. Хрущева, были весьма напряженными. Встреча А. Н. Косыгина и Чжоу Эньлая в Пекине состоялась и прошла весьма успешно. Об этом поздно вечером в последнем информационном выпуске новостей сообщило наше телевидение; причем с показом видеосъемки событий. Когда же на следующий день я поздравил Алексея Николаевича с удачно прошедшей встречей с премьером КНР, он помрачнел и ответил:

— Вы вот приветствуете это, а сегодня ночью мне звонил Брежнев, и ничего, кроме упрека, за сообщение по телевидению и особенно за показ видеосъемок я не получил. Хотя ни с кем из сотрудников телевидения я не разговаривал».

И еще одна картинка из этой же серии — свидетельства Валентина Фалина о выработке новых отношений с ФРГ.

«13 августа 1970 года А. Н. Косыгин, завершая разговор со мной в своем просторном служебном кабинете в Кремле, сказал:

— Благодарю вас за организацию работы над Московским договором. Текущая информация была толковой и своевременной. Мы постоянно знали, что происходит. Вместе с тем МИД не суетился, не стучался из-за каждого слова в Политбюро. Так бы всегда.

— Считаю своим долгом заметить, что Громыко руководил переговорным процессом от начала и до финала. Ваш комплимент касательно организационной стороны дела должен принадлежать прежде всего ему. Тем не менее я весьма тронут вашим лестным отзывом. Пока ни от кого с верхнего этажа, включая министра, сотрудники отдела не услышали «спасибо». Разрешите, Алексей Николаевич, от вашего имени сделать это теперь.

А. Н. Косыгин ответил:

— Я даже просил бы вас довести сказанные мною слова признательности до сведения каждого, кто заслужил похвалы».

Двенадцатого августа 1970 года в Екатерининском зале Кремля Председатель Совета Министров СССР А. Косыгин и канцлер ФРГ В. Брандт подписывают Московский договор. «Потом был еще торжественный обед в Грановитой палате — с пространными речами, — продолжает В. Фалин. — Впервые за многие годы глава Советского правительства говорил о Федеративной Республике уважительно». Тот долгий день завершался в ресторане «Седьмое небо» в Останкино. Косыгин как собеседник понравился Брандту, в частности, четкостью выражения мыслей и умением спокойно выслушивать контрдоводы. Канцлер подтвердил приглашение главе Советского правительства посетить Бонн, и это был не только знак вежливости.

Ответного визита не получилось. В «Неоконченной повести» Шуберта две части. Неоконченному диалогу Косыгин — Брандт было отведено лишь вступление.

Спустя год Валентин Фалин уже в качестве советского посла готовил визит Брандта в СССР и предложил вместо Ялты, на которой настаивала Москва, Кавказ, где обычно проводил свой отпуск Косыгин. «Опять невпопад. Почти открытым текстом Центр дает понять, что В. Брандта будет принимать Л. И. Брежнев и ниши для А. Н. Косыгина в замысленной комбинации не предусматривается, поэтому, в частности, предлагается Крым. Но мне по многим причинам (симпатия к Косыгину не последняя среди них) представляется, что неучастие в переговорах с главой правительства ФРГ Председателя Совета Министров СССР — минус».

Конечно же, прав был посол Фалин, а не кремлевские окруженцы, которые искусно подогревали самолюбие Брежнева и нашептывали о его исторической роли. «Неисчислимый вред принесло стране соперничество между Л. И. Брежневым, А. Н. Косыгиным и Н. В. Подгорным, — заключает Фалин. — Противостояние в высшем звене гасило энергию, делало невозможным комплексный подход, всеохватывающий подход к проблемам, лихорадившим общество. Политического деятеля с наилучшими данными для управления государственными делами и экономикой, А. Н. Косыгина, оттесняли на вторые — третьи роли. Треугольник, наследовавший всевластие после Н. С. Хрущева, скособочился».

Большую политику надлежало вершить лично генсеку. А он все чаще забывался.

…1974 год. За десять минут до начала официальной встречи с партийно-государственной делегацией Сирии в Кремле Леонид Ильич отошел покурить и обо всем забыл. Сирийцы возмутились и ушли в свою резиденцию. Спасать положение послали Кузнецова, первого замминистра иностранных дел, и советского посла в Сирии Мухитдинова. Президент Хафез Асад попросил их предоставить самолет: «Мы сейчас же всем составом вылетаем в Дамаск». Нуриддин Акрамович Мухитдинов красочно описал, что произошло дальше.