Косыгин

Во многих регионах не хватает дорог. Между тем из 500 тысяч километров протяженности малых рек, по которым можно перевозить грузы, фактически используется меньше 100 тысяч, говорит Косыгин в своем выступлении на сессии Верховного Совета СССР 23 апреля 1945 года. Год с небольшим назад союзный Совнарком принял «специальное решение о транспортном освоении малых рек, положившее начало делу создания и развития малотоннажного флота и освоения малых рек». Теперь под контролем Совнаркома России в областях и автономных республиках создают целый флот: 400 катеров и барж, которым предстоит перевезти за год не менее 1,5 миллиона тонн грузов.

Малые реки хорошо служили сибирякам — это видел Косыгин в свои молодые годы — и сейчас их снова запрягли. Правда, ненадолго. На первый план вышли проекты типа «великих строек коммунизма» и переброски сибирских рек — Косыгин, замечу кстати, деятельно выступал против этой затеи.

Гитлеровский генерал Штюльпнагель отводил на восстановление России 25 лет. Генерал считал себя оптимистом. Пессимисты, зная о страшных опустошениях, потере трети национального богатства, считали, что на восстановление советской экономики потребуется 50 лет. Просчитались и те и другие. Они плохо знали Россию, Советский Союз.

Прописная истина: Советский Союз в основном завершил восстановление народного хозяйства, разрушенного войной, к 1950 году. Еще при этом иногда говорится о героическом труде советских людей.

18 сентября 1945 года Оргбюро ЦК ВКП(б) поручает проверить на местах подготовку к зиме жилых домов, промышленных предприятий и коммунально-бытовых учреждений.

Сталинград, завод «Баррикады». Более 2000 рабочих и служащих живут «во временно приспособленных помещениях, в том числе в подвалах — 192 человека, в блиндажах и землянках — 230 и в полуразрушенных зданиях — 1846 человек». Женское общежитие. На 240 работниц «имеется лишь 4 стола и 15 табуретов. Топливо, как правило, хранится в комнатах». Завод № 264, комната № 4. «Рабочие спят одевшись, укрывшись сверху грязной спецодеждой. Имеются случаи завшивленности».

«В бараке № 12 проживает семья военнослужащего Ворошилова (однофамилец маршала, наверное, потому и попал в сводку. — В. А.), жена и четверо детей — сам Ворошилов и три сына находятся в Красной Армии. В комнате дымно, печи не отремонтированы. Полы осели, в дверях щели не заделаны. Выписанные гр. Ворошиловой дрова завод не подвозит».

Тракторный завод. 1500 репатриированных рабочих размещены в прачечной и школе № 4. Более тысячи рабочих с семьями проживают в подвалах жилых домов № 504, 536, 513, 517 и других. В блиндажах, сараях и землянках живут 138 рабочих с семьями».

Справку, из которой я привел лишь некоторые факты, направил в Москву и. о. заместителя уполномоченного КПК при ЦК ВКП(б) по Сталинградской области Цвиклист (РГАНИ. Ф. 6. Оп. 6. Д. 603. Л. 4–8). Буквально через несколько дней последовала реакция: секретарь ЦК ВКП(б) Маленков «записку т. Цвиклист направил в Госплан СССР товарищу Вознесенскому, Совмин РСФСР товарищу Косыгину, Главснаблес т. Лопухову…». Дальше перечисляется еще десяток ведомств, говорится, кому что поручено и какие меры приняты.

Совнарком России 27 января 1946 года обсудил, как выполнялось постановление СНК СССР «О мерах по восстановлению города Сталинграда» (оно было принято 22 августа 1945 года). Плохо выполнялось. В документе поименно расписано — кто, что и к какому сроку должен сделать. Следом бюро Сталинградского обкома партии записывает в своем решении: «1. Постановление СНК РСФСР от 27.1.1946 г. за № 58 принять к руководству и исполнению».

В июле 1965 года Алексей Николаевич вновь прилетел на волжские берега. Ему предстояло вручить городу-герою орден Ленина и медаль «Золотая Звезда». 11 июля Косыгин выступил на торжественном заседании Волгоградского областного и городского комитетов партии, областного и городского Советов депутатов трудящихся. «После разгрома фашистских армий все жители города приступили к строительству нового города, — говорил он. — Вам пришлось работать упорно, почти так же упорно, как сражались на этих улицах наши солдаты. Как в защите города, так и в его восстановлении помогала вся страна — сюда направлялось топливо, строительные материалы, машины, медикаменты, продовольствие. В ваш город приехала молодежь со всей страны. Уже к началу 1945 года, когда война еще продолжалась, основные производственные фонды здесь были в основном восстановлены».

Алексей Николаевич Косыгин говорил правду. Но не всю. Потому что даже он, член Политбюро ЦК КПСС, Председатель Совета Министров СССР, не имел права напомнить о рабочих батальонах, об эшелонах с репатриированными. Эти люди были еще словно исключены из общества, а их судьбы запечатаны в архивах под грифом «Совершенно секретно».

…Свыше шести миллионов советских людей угнали фашисты из оккупированных районов СССР на принудительные работы в Германию. Там их называли «остарбайтерами», восточными рабочими. В конце 80-х — самом начале 90-х годов в газетах «Рабочая трибуна» и «Труд» я опубликовал серию очерков об этих людях. Получил несколько тысяч писем. Они легли в основу документальной повести «Память со знаком ОСТ».

«Все документы концерна Круппа, содержавшие упоминание об иностранных рабочих, военнопленных или заключенных концентрационных лагерей имели гриф «совершенно секретно» и целые тюки их были уничтожены», — замечал германский исследователь этой темы В. Манчестер. Но кое-что сохранилось. Когда листаешь эти документы, в глаза бросается совсем другая терминология. Никаких иностранных рабочих. Всюду — «рабы», «рабский труд», «рынок рабов», «скот»…

Рабов уничтожали работой. Нормальный разум не воспринимает такого выражения: «уничтожение работой». Эту издевательскую формулу приписывают Круппу. При правильной постановке дела, говорил он Гитлеру, из каждого заключенного (военнопленного, остарбайтера, саботажника и т. п.) можно за считаные месяцы выжать работу нескольких лет, а уж потом покончить с ним. И выжимали. Да, остарбайтеры были рабами рейха, но в большинстве своем — не его слугами. Как могли, вредили на заводах, фабриках, шахтах. Попадали в концлагеря. И верили в нашу победу. Лишь немногие из них сразу после освобождения вернулись домой, смогли устроить свою жизнь.

«В комсомол меня не приняли, маме отказали в школе, — вспоминала Елена Анатольевна Соловьева, г. Санкт- Петербург, — устроилась она на железную дорогу. Ушла на пенсию, получая 50 рублей 40 коп. Ее уговаривали из Германии ехать в Канаду, она сказала, что умрет, но не поедет, для нее только одна дорога — в Москву, только одна надежда — СССР. Ах, сколько мы хватили здесь шилом патоки. Всего боялись — своей биографии, своей тени, произвола каждого начальника.

Всего не напишешь и не знаю, сможете ли вы понять сердцем, как обидно, как унижала нас такая жизнь. А главное — не наступит ли время, и меня вновь начнут бить за то, что в 14 лет попала в оккупацию?»

«До сего времени самым тяжелым днем в моей жизни остается День Победы, — вспоминал Петр Семенович Павелко, г. Лубны, Полтавская область. — Казалось бы, надо радоваться — такой праздник! Но для меня этот день полон печали и тоски. Ведь нас презирали, когда мы вернулись на Родину. Нам не дали возможности учиться там, где хотелось. Нас сформировали в отдельные рабочие батальоны. Без рукавиц, в зимнюю стужу, лопатами и кирками рыли котлованы, траншеи. Вот эта боль не утихает. Призабудешь все, а День Победы напоминает о прошлом. Ты, друг, воевал, тебе почет, тебе митинг, песня.

А что я? Кто меня вспомнит? Кому нужны эти годы, эти муки, прожитые без имени, под номером? Был «восточным рабочим», стал репатриантом, другого слова для меня не нашлось. Вот почему День Победы так тяжел для меня. Мне не с кем поделиться той каторгой, что я прошел, и я замыкаюсь в себе. А сейчас хочу рассказать, может быть, сниму с души свой груз.

Я, Павелко Петр Семенович, родился в 1926 году в селе Малая Круча Пирятинского района Полтавской области. Сейчас живу в Лубнах. Отец мой, Семен Яковлевич, был председателем колхоза, нас было пятеро детей. Отца Пирятинский райком партии оставил для подпольной работы. В сорок втором его расстреляли фашисты. А вскоре староста с полицаем приказали мне собираться в Германию…»