Страница 5 из 59
Исторические концепции царицы не имеют научного значения. Тем не менее ее интерес к истории дал весьма полезный для исторической науки побочный результат. В течение тридцати лет собирала она древние рукописи. И, поскольку собирателем была императрица, ее собрание рукописных книг наперебой старались пополнять ценными рукописями губернаторы, митрополиты и коллекционеры. Так, например, уже упомянутый Мусин-Пушкин неоднократно дарил царице рукописи, а также постоянно обменивался ими с ней. В результате у Екатерины в Эрмитаже образовалась богатейшая коллекция древнерусских рукописей. В ее составе знаменитый «Изборник» 1076 г. — древнейшая книга для чтения, «Судебник» Ивана Грозного, больше шестидесяти летописей разных веков, написанных в различных русских княжествах, среди них уникальный по своей полноте «Московский летописный свод» 1480 г.
… Однажды я раскрыл шкаф, в котором хранятся рукописи Эрмитажного собрания, и взял с полки для описания в каталоге очередную рукопись. Я нес к своему рабочему месту этот тяжелый фолиант, так же мало догадываясь о том, что держу на руках нечто совершенно исключительное, как, например, кормилица, держащая на руках младенца, не догадывается, что из него вырастет Пушкин или Бетховен. Не испытал я особого потрясения и после того, как раскрыл эту изрядно толстую, более двух тысяч листов, исписанных мелкой, но четкой скорописью XVII в., рукопись и прочел заголовок: «Книга розрядная великих князей и государей царей московских и всеа Руси».
В такие книги в XVI и XVII вв. записывали назначения на службу воевод, командовавших полками русского войска, и другие военные, а также административные назначения. Разрядных книг в наших фондах немало, в одном только Эрмитажном собрании их не меньше двадцати. Разрядные книги много раз исследовались историками, все, что было в них сколько-нибудь интересного для истории, давно изучено. Беда, правда, состояла в том, что «интересного» в каждой из них оказывалось порой даже слишком много, зато достоверного — куда меньше.
Как известно, в древние времена служилых людей на Руси, начиная от князей и кончая рядовыми дворянами, назначали на должность в строгом соответствии с прежними службами их отцов, дедов и прадедов, высчитывая эти прежние службы, как говорится, до десятого колена. Единственным «справочником», на основании которого можно было «старинные службы» отцов и дедов подтвердить, были книги, куда они записывались, т. е. разрядные книги. У многих представителей дворянских родов возникало, естественно, искушение завести свою собственную, «домашнюю» разрядную книгу и записывать в нее вымышленные задним числом высокие назначения своих предков. При этом выдумывали не только должности, которые те в действительности никогда не получали, но и целые походы, которых никогда не бывало, сражения, которые вовсе не происходили, и прочее, и прочее.
В одной из разрядных книг, принадлежащих Государственному Историческому музею, читаем такую запись: «… списана сия книга с Мелентьевской книги Клементьевича Квашнина, а Мелентьева книга — Фоминская книга Ивановича Квашнина, не зело справчива, много затеек написано. Писал затейки много Фома Иванович Квашнин, чего в государевых разрядах и не бывало, своими прилоги, для своего Квашниных роду. А где его затейки писаны и тут исправлено под теми статьями, что он неправдою писал своею затейкою».
Разобраться в этом потоке сочинительства, порой весьма хитроумно смешанного с правдой, искажающего подлинную картину событий, невозможно. Вот почему историки всегда стремились разыскать среди множества малодостоверных, так называемых частных разрядных книг официальную, государственную разрядную книгу, которую вели в государевом, т. е. царском Разрядном приказе, или, как бы мы сказали сейчас, в военном министерстве. Официальная разрядная книга, свободная от частного сочинительства, отражающая подлинную картину военной истории Московской Руси, была бы ценнейшим историческим источником.
Усилиями историков нескольких поколений были обнаружены следы Официальной разрядной книги — ее краткие списки, отдельные фрагменты из нее. Однако обнаружить ее в полном и подлинном виде не удавалось.
И вот у меня в руках список одной из разрядных книг. Как и все прочие рукописи Эрмитажного собрания, она была не однажды описана в прежних описях, однако внимания к себе не привлекала.
Сегодня можно считать вполне доказанным и общепризнанным, что эта рукопись (Эрмитажная № 390) и есть Официальная разрядная книга. Именно эту книгу составляли и вели в Разрядном приказе Ивана Грозного и продолжали в царствование Годунова. Теперь нельзя себе представить работу по истории той эпохи, не опирающуюся на богатейшие сведения Официальной разрядной книги. И неудивительно. В руках ученых оказался несравненный по богатству сведений источник для изучения истории Московского государства более чем за столетний период. При этом источник предельно надежный. В отличие от летописей того же XVI в., отразивших острейшую политическую борьбу, происходившую в царствование Грозного, и соответственно заполненных тенденциозными рассказами, Официальная разрядная книга — источник деловой и документально-объективный.
Более того, специальные исследования показали, что авторы и составители летописных рассказов, в том числе и сам царь Иван Васильевич Грозный, держали перед собой записи Официальной разрядной книги, используя ее материалы как документальную основу своих повествований.
Заглянем и мы в эту замечательную рукопись и хотя бы кратко познакомимся с ее содержанием. Но сначала необходимо сделать небольшое отступление. Дело в том, что по ходу дальнейшего повествования мне представляется целесообразным цитировать особо интересные и яркие отрывки из древнерусских исторических документов и литературных произведений в их подлинном звучании, без перевода на современный язык. Читатель сможет воочию убедиться, насколько близок древнерусский язык языку нашего времени, как мало потребуется разъяснений каких-либо отдельных неясных мест. Он ощутит поэтическую прелесть древнего языка, его яркую образность, услышит живую речь исторических деятелей, подлинный голос самой истории. Поступить именно таким образом кажется мне весьма своевременным и полезным, поскольку с помощью нашей весьма обширной исторической беллетристики может сложиться совершенно искаженное представление о древнерусском языке. Трудно назвать современное художественное произведение на историческую тему, автор которого, не мудрствуя лукаво и со знанием дела, дал бы возможность своим героям говорить на обычном — современном или умело стилизованном — языке. Вместо этого зачастую идут по пути выдумывания какого-то немыслимого древнерусского сленга, языка, на котором никто никогда не разговаривал.
Языковое мифотворчество принимает иногда прямо-таки пародийные формы. Чем больше язык исторического лица, полагает иной сочинитель, будет отличаться от языка наших дней, чем больше в нем будет «обращаться неудобь понимаемых слов» (оборот из словаря XVI в.), тем убедительнее оп будет выглядеть для читателя как язык прошлых времен.
Подобным образом рассуждал, как известно, герой рассказа К. М. Станюковича «Максимка» — добрейшей души русский матрос Иван Лучкин. Взяв на себя заботу о спасенном в океане негритенке, он думал, что тот начнет понимать русские слова, если их произносить неправильно, например, не «рубаха», а «рубах».
Видимо, подобным принципом руководствовался, например, автор одного из романов о Куликовской битве, герои которого говорят так: «пяхает в шею», «како тако?», «глазама и ушама». При этом они изъясняются исключительно высоким «штилем»: «испроговори слово» вместо «скажи», «отпрянь» вместо «отойди», «в сей рок» вместо «сейчас», «возградить церковь» вместо «поставить». Между тем во всей древнерусской литературе церкви просто «ставят» и никто ничего не «испроговаривает».
В качестве источника «удревления» текста нередко используются обороты церковно-книжного языка. Между тем употребление в живой речи церковнославянизмов с давних времен было признаком некультурной речи, результатом векового влияния ограниченного круга чтения (Псалтырь, Часослов, Катехизис). Активную позицию в длительной борьбе между живым народным языком и неживым церковно-книжным занимал В. И. Даль — автор знаменитого «Толкового словаря живаго великорусского языка».