Страница 37 из 43
– Какая-то у тебя извращенная логика, Антоша, – мрачно заметил Глебов. – Но такая версия даже может прокатить. Как ни странно...
– М-м-м-м! – победоносно промычал Давыдов, когда после получаса неимоверных усилий и содранной кожи стяжка наконец лопнула. Схватившись за край ленты скотча и заранее поморщившись, он одним рывком отодрал ее ото рта. – Ну уроды... завалю...
Синявкин, меж тем, тоже не сидел без дела. Давно почувствовав, что древний и хлипкий деревянный стул под ним может развалиться, он изо всех сил напрягал мышцы рук и ног, пытаясь разломать несчастный предмет мебели и даже добился кое-каких успехов. Стул ходил ходуном, скрипел и шатался на подгибающихся ножках, однако пока не спешил разваливаться. Но, чувствовал Синявкин, стоит приложить еще немного усилий, и ножки и спинка обязательно отделяться от сиденья. Тогда-то и получится высвободить свои конечности.
Дотянувшись до стола, Давыдов схватил ножницы и разрезал стяжки на ногах. Поднимаясь, сказал товарищу по несчастью:
– Потерпи, братан. Сейчас я тебе помогу.
Схватившись за низа маски, Давыдов рывком содрал ее с головы пленника. Нетрудно представить его удивление, когда на него уставились красные от бешенства глаза Аркадия – зверски зарезанного у себя в душе, но почему-то живого и здорового. Впрочем, не меньше Давыдова был удивлен и сам Синявкин.
По инерции оторвав от лица Аркадия полоску скотча, Давыдов вынул из его ушей наушники, и лишь затем к нему вернулся дар речи.
– Ты?! – воскликнул писклявым голосом Константин. – Ты... почему здесь?!
– Освободи меня! Быстро! – взревел, задергавшись, Синявкин. – Промотавшись, он привык к свету и только тогда заметил на лице товарища множество кровоподтеков. – Ну у тебя и рожа. Кто это тебя так отделал?
– Ты все равно не поверишь, – мрачно буркнул Давыдов.
– Давай развязывай меня.
– Да-да, Аркаша. Сейчас. Только найду ножик.
Видя, что Давыдов уходит из комнаты, Аркадий забился еще сильней.
– Эй, куда собрался?! Освободи меня!
Пройдя на кухню, Давыдов выдвинул все ящики единственной стоявшей в ней тумбочке, достал нож. Покрутив его в руке, он бросил его обратно и взял нож побольше.
Кусочки головоломки начали складываться в его голове в единое целое, и он понял, что же на самом деле произошло. Три урода решили провести его, Давыдова! Но сами того не подозревая навлекли на себя еще больше неприятностей. Пока что Синявкин жив... пока. Но скоро он точно станет трупом. Грех не воспользоваться прекрасной возможностью прирезать его, пока он не способен оказать сопротивления. После останется лишь порезать себя и, изображая жертву, начать ломиться в двери к соседям, призывая их на помощь.
Отлично! Труп есть, свидетель, он же жертва есть – мусоркам придется только правильно оформить бумажки, и дело можно считать закрытым. Тупоголовым ментам ни в жизнь не разобраться в хитросплетениях событий последних пары дней. А то, что будут пытаться нести в свое оправдание три придурка... да кто же им поверит?! Любой следак скептически воспримет все объяснения людей, пойманных с огнестрельным оружием и с трупом в их квартире.
Давыдов прекрасно понимал образ мыслей законников и мог предсказать их действия наперед, благо опыт имелся. И он прекрасно знал, что сумеет отмазаться. Скользкий, как уж, он был неплохим актером.
Определившись с дальнейшими действиями, Давыдов направился обратно в комнату. Из которой вдруг донесся треск дерева.
Переступив через порог, Давыдов в сердцах выругался – Синявкин таки разломал стул. Разведя в стороны руки, он скинул обернутое вокруг себя одеяло и предстал во всей красе – в плавках, со множеством ран и примотанными к конечностям ножкам и остаткам спинки стула.
Три идиота, произнес про себя Давыдов, ну кто же привязывает пленников к деревянным стульям? К батарее их надо вязать, только к батарее...
– Презервативы штопанные, – пропыхтел Синявкин, схватил со стола ножницы и принялся резать скотч. – Костя, что ты здесь делал?
Невольно напрягшийся Давыдов выдохнул от облегчения. Похоже, Синявкин был не в курсе, зачем, кто и по чьему приказу его похитили, раз еще не пытается прибить своего бывшего напарника.
– То же, что и ты. Меня похитили, – буркнул Давыдов. – Они разве тебе ничего не сказали?
– Да я вообще не в курсе, что творится. – Разрезав скотч, Аркадий рывком, вместе с волосками, оторвал от своей руки часть спинки. – Я был дома, завтракал, и больше ничего не помню. Как отрезало. Очнулся уже здесь. Пришел в себя, когда меня пытался... тьфу, аж противно... когда меня пытался засосать какой-то кретин в маске. Потом меня били током, долбанули чем-то по башке, и я снова вырубился. Очухался уже на стуле. – Со стоном он оторвал скотч от второй руки. – Эти скоты заклеили мне рот, воткнули в уши какую-то жуть и надели, – он пнул валяющуюся под ногами маску, – эту шнягу. – Поразмыслив над своими словами, Синявкин озадаченно уставился на Давыдова. – Чо вообще происходит? Меня чо, похитили сатанисты?
Давыдов пожал плечами.
– Мне они тоже ничего не сказали.
– Вот уроды... – Морщась от едкой боли, Синявкин оторвал ножку стула от ноги. – Похищают людей и не говорят зачем. Хобби у них такое, что ли? – В глазах Синявкина мелькнула искорка недоверия. – Так как ты здесь оказался, Костя?
– Может, нас повязали из-за наших бывших делишек? – нашелся Давыдов.
– Типа мстят? – Потрепав короткий ежик волос, простодушный Синявкин согласился с предположением товарища. – Черт, двадцать лет уже как в завязке, и вот те на. Кого ж мы так обидели? Хотя... мы много кого могли обидеть.
Избавившись от скотча, Синявкин подошел к шкафу и принялся копаться в поисках одежды. Один за другим на пол летели джинсы, футболки с дурашливыми рисунками и клетчатые рубашки с коротким рукавом.
– Даже одежды нормальной нет, – проворчал Синявкин. – Козлы... – Остановив свой выбор на строгих черных брюках и белой сорочке, он прикинул на себя их размер. Одежда была велика, причем намного, но в остальной он бы выглядел нелепо, словно школьник. Натягивая брюки, Аркадий покосился на замершего позади товарища. – Может, ты бросишь ножик, а? Как будто хочешь меня зарезать.
Давыдов заколебался. Если убивать Аркадия, то сейчас. Но... но Давыдов с пистолетом и без него были двумя разными людьми. Без пушки он был просто дерзким коммерсантом, прекрасно осознающим физическое превосходство других мужчин и старался не зарываться. С пистолетом же планка падала и он превращался в безжалостного, глумливого Кощея, не боящегося никого и ничего.
Пальцы крепче стиснули рукоять ножа. Цель была крайне удобной, если бить, то прямо сейчас... но в памяти все еще свежи воспоминания, как Аркадий, получив два серьезных ножевых ранения в потасовке в баре, легко и непринужденно раскидывает четверку бросающихся на него молодчиков.
– Аркаша, что будем решать?
– Пушка есть?
– Была. Теперь она у наших похитителей. Дома есть гладкоствол.
– Хреново. Три упырька с пушкой... могут и завалить. Придется сваливать и ехать за ружьем. – Аркадий, натягивая рубашку, кое-как застегнул пуговицы на слишком выпирающем животе.
Давыдов широко улыбнулся – вот вскоре и подвернется стопроцентная возможность избавиться от чересчур опасного и живучего кредитора. Нож против него ничто, зато когда в руках окажется дробовик... тут-то банкиру и конец.
Закатав рукава и подогнув штанины, Синявкин придирчиво осмотрел себя.
– Сойдет. Потом переоденусь. – Он заправил рубашку в брюки, поморщился. – Ща сгоняю в сортир и поедем.
Отыскав туалет и справив нужду, Синявкин зажег свет в ванной, открыл дверь и замер.
Икнув, возникший за спиной Давыдов обреченно спросил:
– Ну а это кто еще такая?
Сидящая на краю ванной Амира встрепенулась и задергалась.