Страница 1 из 18
Морис ЮЛЕТ
РИЧАРД ЛЬВИНОЕ СЕРДЦЕ
А. Трачевский
КНИГИ О РИЧАРДЕ И МОРИС ЮЛЕТ
Такое крупное, блестящее поэтическое явление, как Ричард Львиное Сердце, прямо связанное с крестовыми походами, должно бы занять внимание историков спозаранку; а между тем настоящие исследования о нем начались лишь около половины 19-го века и пока дали не особенно много. Виной тому недостаток источников. Во времена Ричарда грамотность была слаба, и она сосредоточивалась в односторонних руках церковников, которые были ленивы на писательство: крупных летописцев-специалистов тогда не было, особенно в Англии. А иное утрачено — так пропало несколько литературных историй Ричарда I, даже в стихах. Отсюда скудость, отрывочность, случайность и пристрастие источников. Дело изучения нашего предмета двинулось лишь с 1857 года, когда казначейство его величества в Англии решило издавать источники средневековой истории Англии под названием Rerum brita
Как было поведено это дело, видно из того, что в 1864 году вышли первыеТакое крупное, блестящее поэтическое явление, как Ричард Львиное Сердце, прямо связанное с крестовыми походами, должно бы занять внимание историков спозаранку; а между тем настоящие исследования о нем начались лишь около половины 19-го века и пока дали не особенно много. Виной тому недостаток источников. Во времена Ричарда грамотность была слаба, и она сосредоточивалась в односторонних руках церковников, которые были ленивы на писательство: крупных летописцев-специалистов тогда не было, особенно в Англии. А иное утрачено — так пропало несколько литературных историй Ричарда I, даже в стихах. Отсюда скудость, отрывочность, случайность и пристрастие источников. Дело изучения нашего предмета двинулось лишь с 1857 года, когда казначейство его величества в Англии решило издавать источники средневековой истории Англии под названием Rerum brita
Как было поведено это дело, видно из того, что в 1864 году вышли первые тома, изготовленные знаменитым знатоком дела Стёббсом (Stubbs). То была кембриджская рукопись неведомого и весьма любопытного «Спутника и деяний Ричарда» (Itinerarium peregrinorum et gesta regis Ricardi) лондонского каноника Рикарда, с важным предисловием самого Стёббса о летописях того времени. Этот «Спутник» — единственный связный рассказ о крестовых походах, род эпической поэмы. Он имеет вид дневника, который отсылался по частям из Палестины.
Оказалось, что есть пять летописцев, писавших особенно о крестовом походе и о плене Ричарда. Все позднейшие летописцы, даже такие важные, как Матвей Парижский, брали из них, нередко выдавая эту добычу за собственное произведение. Важнее всех из пяти летописцев является Радульф Коджсгэль (Coggeshale) — довольно образованный цистерцианец, очевидец событий, который, сверх того, много слышал от двух ближайших к Ричарду лиц. Он имеет особое отношение и к нашему роману, раскрывая тайну творчества Юлета в лице милейшего аббата Милó[1]. По заявлению самого Радульфа, а также его товарища по летописанию Иоанна из Петерборо, «деяния Ричарда описали его капеллан Ансельм и его милостынник, аббат Милó». Но нигде не осталось и следа летописей этих двух монахов; кажется, даже они не писали, а лично рассказывали помянутым летописцам.
Про самого Милó у нас есть некоторые сведения. Он был настоятелем цистерцианского монастыря Марии Сосновской (de-Pinu, le Pin) в Аквитании, в двадцатипяти верстах от Пуатье. Ричард очень любил эту тихую и ученую обитель своей родины: застав её в упадке, он подновил и богато одарял её. Любил король и её кроткого аббата: он всегда держал Милó при дворе, как своего милостынника, а порой и духовника, Радульф так очерчивает личность нашего аббата: «Этот почтенный человек принимал с изысканным вниманием и великолепной щедростью монахов, посещавших двор нашего короля по разным делам. И этот аббат пошел с королем в Иерусалим. Он всё убеждал рыцарей мужественно бороться с врагами креста Спасителя и не страшиться смерти за своего Господа. Он был при короле до конца его болезни: он достодолжно увещевал его исповедать свои грехи, заставил его принять миропомазание перед смертью, закрыл его глаза и рот, когда он испустил дух, и собственными руками умастил ему голову бальзамом». Ричард дал своему любимцу две грамоты на земли. Милó управлял своим аббатством с 1190 по 1227 год.
По мере издания английских «Летописей и записок» начали появляться и исторические исследования. Но ещё раньше вышла обширная биография Ричарда Львиное Сердце опытной руки Джемса. Это — добросовестное, с любовью написанное сочинение, самое полное по своему предмету. Преемники Джемса только развивали его по частным вопросам: таковы Эптон, Кэт-Норгэт, Грун. Под конец обратили особенное внимание на плен Ричарда: его широкое политическое значение дозволяло воспользоваться новыми данными для общей истории дипломатии того времени. Явилось несколько частных исследований, среди которых выдаются соответственные места в лучшем сочинении о Генрихе VI немца Тёхе. Даже ничтожная несчастливица Беранжера[2] нашла своих биографов.
Другое дело — поэзия. Тут, конечно, образ второго Роланда должен был врезаться рано и глубоко. Уже при жизни Ричарда его прославляли сказочным тоном певцы и в рясах, и в золотых шпорах — первые речью ученой, латынью, вторые — на lingua popularis, на народных, новых языках, только слагавшихся тогда. В Англии и теперь живут в устах народа непечатные баллады вроде «Король Ричард едет из долины» или «Таков был Ричард король». А свойства изданных «стихотворных романсов» (metrical romances) видны из такого рассказа. Едет Львиное Сердце в Палестину, но его пленит император. Разъяренный Ричард убивает его сына и нехорошо поступает с его дочерью. Он вырывает сердце из груди льва, выпущенного на него. Наконец, он выкупился и потом завоевал всю Германию. А в Палестине захотелось богатырю свининки; её не нашли, а приготовили голову сарацина.
Конечно, венцом сказки был верный Блондель. Целая история этого небывалого существа, теперь уже выясненная, поучительна для народной психологии. Источником ей послужила французская реймская хроника 13-го века. Её переворачивали на всё корки повсюду, в течение всех средних веков. Но любопытно — под конец её вдруг стали забывать.
Забывали и вообще Ричарда. Даже Шекспир в своем обширном круге хроник не воспользовался таким богатым и подходящим к его таланту предметом. А он раз был совсем подле него. В его трагедии «Король Джон» мы видим наших знакомых — Филиппа II, Элеонору, Уильяма Маршала; здесь Джон очерчен живо и верно, хотя не полно (нет ни слова даже о Великой хартии). Но нашего Ричарда совсем нет.
О Львином Сердце заговорили опять уже в 18-м веке. Началось, конечно, с поэтической сказки. Она вдруг воскресла в 1705 году, опять во Франции, в виде романа девицы Леритье с заманчивым заглавием «Темная башня». А роман послужил в 1784 году основой оперы тогдашнего чародея французской музыки — Гретри. Это была уже такая победа сказки, что не устояли даже историки, и крупные — Вилькен, Мишо, Раумер. В то же время в 1820-х годах взялся за Ричарда сам царь романистов — Вальтер Скотт. Впрочем, в его «Айвенго», посвященном истории Англии в отсутствие героя, при похитителе престола Джоне, Ричард рисуется лишь под таинственным забралом Черного Рыцаря, Он служит только для развлечения читателя, как бродячий искатель приключений. И приключения-то эти — чистый вы-мысел: довольно того, что Ричард является тут тайком из плена и открывается миру лишь под конец. Автор думал связать его с историей тем, что сделал его покровителем туземцев-англосаксов в их борьбе с пришельцами-норманнами. Помимо того что Ричард был француз, не говоривший даже по-английски, его вражда с братом вовсе не означала борьбы двух национальностей, которая вообще тогда была далеко не в таком разгаре, как представлено в романе. В. Скотт не оценил и значения Ричарда в тогдашней политике. Но нрав его даже в «Айвенго» обрисован довольно верно. Это — человек «переменчивый», кипучий, сегодня зверь, завтра — мягкий покаянник; это — «монарх добрый, великодушный, справедливый, только слишком мечтательный и легкомысленный». Народ «любил его за личные качества и военную славу»; но к нему применимы стихи Джонсона о Карле XII Шведском: «Он оставил по себе имя, от которого дрожал мир, но которое может служить только для нравоучения или для украшения романа». Пять лет спустя после «Айвенго» (в 1825 г.) явился «Талисман», посвященный личности Ричарда. Здесь наш герой очерчен уже полнее и он ещё больше подходит к образу, нарисованному Юлетом; только нет никакой Жанны, а напротив, Ричард любит свою Беранжеру «беспредельно, до слабости». Но историчности в «Талисмане» столь же мало, как и в «Айвенго». Тут Ричард изъясняется по-английски; Монферрат убит гроссмейстером храмовников; какая-то племянница Ричарда Эдита заменяет сестру Жанну; Леопольд Австрийский поступает совсем не так, как было. Является, конечно, и Блондель, впрочем, только в Палестине, дальше которой и не идет роман.
1
Католический монах аббат Мило был другом и духовником Ричарда, исповедовавшим его и исправлявшим по необходимости церковные обряды (прим. А. Трачевского здесь и далее кроме указанных отдельно).
2
Беранжера — дочь короля Наварры дона Санхо.