Хозяйка города

— И что мы можем сделать?

— Не знаю, — честно призналась Маша после минутных раздумий. — В битву сущностей людям нельзя вмешиваться. Я думаю, всё, что в моих силах — попытаться защитить вас.

Город вернулся под вечер, вместе с холодным речным ветром. Вета сидела у окна, ткнувшись подбородком в изгиб локтя. Клёны за окном шарили ветками в небе. Она ощутила лёгкое прикосновение к плечу, и на подоконник спикировал тронутый желтизной кленовый лист. Откуда ему взяться в середине лета?

Сердце зашлось в приступе отчаянной радости, а потом пропустило удар: что-то было не так. Город ткнулся ей в плечо и тут же замер у ног комочком ветра. Его прикосновения были ледяными и короткими, как никогда раньше.

Полумрак в комнате шевельнулся: это Маша привстала с дивана, где сидела, притянув колени к груди. До того она вела себя так тихо, как будто спала.

— Что с ним?

Она тоже это ощутила — натянутую поперёк комнаты нить тревоги. Вета поднялась и торопливо закрыла окно, как будто этим могла бы защититься и защитить его. Свет уличного фонаря выбелил пол под её ногами: там растекалось эфемерное тёмное пятно. Секунда — и пятна не было, можно подумать — показалось. Но она знала: всё, что кажется, существует на самом деле.

Маша тоже это видела, потому опустилась на корточки рядом. Ветер тяжело ударил в окно, замельтешили тени листьев, и фонарный свет брызнул во все стороны. Стекло опять дрогнуло.

— Задёрните шторы, — прошипела Маша, не поднимаясь с пола. — Задёрните, он потеряет нас из виду и уйдёт. Иногда это срабатывает.

Вета рванула тяжёлые шторы на одном окне, бросилась ко второму. Ветер всё ещё грохотал о стёкла, скулил и царапался. Они просидели в полном безмолвии на холодном полу час или два — время уже потеряло смысл. Удары и вой становились всё тише, пока не изошли на нет.

Маша судорожно перевела дыхание.

— У него, видимо, ещё недостаточно сил. Нам повезло.

Она поднялась и прошлёпала на кухню, оттуда послышался шум воды. Маша вернулась с намокшей чёлкой и влажными руками, на ощупь попыталась найти в прихожей свою сумку. Ругнулась и включила свет.

Город всё ещё неподвижно лежал на полу. Вета сидела рядом, откинувшись на стену, и осторожно касалась его, как будто укрывала ладонью новорожденного щенка. Она наблюдала, как в молчании Маша бродит по комнате, подновляя символы на стенах. В тех местах, где её чёрный карандаш касался обоев, съёживались голубенькие цветочки и воздух подёргивался дымкой.

Потом в ход пошёл красный песок, от которого пахло подземельем. Вета не стала уточнять, что это. Маша рассыпала его тонкими полосками по подоконникам и у порогов, а остатки завернула в бумажный пакет и спрятала в сумку.

— Мне нужно уйти домой, хотя бы на ночь, — сказала она, замерев посреди комнаты. — Подновить запасы и подумать, что ещё можно сделать. Но вы не бойтесь, я позвоню Антонио, чтобы он приехал, ладно?

Вета усмехнулась, глядя в пол. Антон, старый лис, он ведь специально прислал её днём, чтобы сменить на ночь. Неужели он до сих пор не понял, что ничего не выйдет. Рука Веты дрогнула, и комок ветра болезненно сжался, ощутив её тревогу.

— Понимаю. Конечно, идите.

Маша постояла под лампой ещё. Может, ей хотелось оправдаться в своём отступлении. Напрасно — Вета и так видела, что она делала всё, что могла. И чертила на обоях символы чёрным карандашом — наверное, только они и спасли оконные стёкла от вторжения фантома. И рассказала всю правду о том, что Городу ничем нельзя помочь. Правда дорогого стоила. Антон никогда бы не сознался, он бы юлил и умалчивал.

Маша ещё покопалась в сумке и бросила Вете связку брелоков на большом кольце: пластиковая летучая мышь, деревянный шахматный конь, крошечный стилизованный кинжал.

— Держите пока, вам нужнее. Это будет защищать вас, пока я жива. Вернёте, когда сможете.

Хлопнула входная дверь. Вета крутила в пальцах связку потёртых брелоков. Хуже всех выглядела летучая мышь: одна пластиковая лапа отвалилась совсем, клыки погнулись и пожелтели.

Ровно в полночь в комнату вошла Сабрина. Маша подняла голову от собственных исписанных тетрадок. Чернильные крючки расплылись перед глазами.

— А тебе чего не спится?

Сабрина по-турецки села на кровать, медленная, как кошка, и такая же гибкая. Сидеть вот так и наблюдать за Машей она могла бы сколько угодно. До утра, если потребуется.

— Антонио сказал присмотреть за тобой.

Маша озадаченно почесала за ухом остриём карандаша.

— А за мной-то зачем?

— Как это, зачем? Ты ведь дочка Веры, а Вера вызвала фантом. Судя по тому, что говорят о её одноклассниках, их дети погибают. Антонио сказал, так фантом добирается до родителей — убивает детей, чтобы родители стали уязвимее. Поэтому ты в опасности.

Маша хмыкнула. В окно к ним заглядывала обкусанная облаками луна, жёлтая, как фонари на набережной. Маша ощутила голыми плечами ночной ветер, покосилась на плед, но вставать и идти за ним было лень.

— Не беспокойся, я не собираюсь прыгать из окна. Да тут всего-то второй этаж.

Сабрина не шевельнулась и, кажется, даже не моргнула.

— Ладно, сиди, я не против. Что на самом деле плохо, так это то, что у меня нет ни одной идеи, как хотя бы смягчить нападение второго фантома. Я уже не говорю, чтобы уничтожить его. Наверное, после неудачи поисковиков, это невозможно. У нас ещё не таких методов. И всё, что я могу сказать о нём — он обожает высоту, крыши и небоскрёбы. Наверное, искать его следовало бы на самой высокой крыше города.

Она с таким же успехом могла бы разговаривать сама с собой. Маша поднялась и закрыла окно. Отчего-то подползающая к самому подоконнику ночь вызывала теперь в ней острую тревогу. Впрочем, с чего бы, интересно? Дом она защитила куда лучше, чем квартиру Веты.

Эту защиту Маша строила годами. Эфемерная безопасность большого города не могла её обмануть. Когда-то давно Маша на собственной коже ощутила всю хрупкость окружающего мира. Она знала, что такое сущности, многих она знала даже лично.

Теперь: кирпичная крошка под порогами, символы на окнах она рисовала прозрачным маркером каждую вторую пятницу месяца. Над входной дверью висела безобидная, на первый взгляд, безделушка: вышитая крестом собака. Конечно, были и тряпичные куклы: всего четыре, по четырём углам дома. И самое главное: никто не сможет войти, если хозяин дома действительно воспротивится этому. Маша знала, что это значит: воспротивиться по-настоящему. Но для этого она не должна была спать, потому что спящий не может сопротивляться.

Возвращаться к тетрадкам не хотелось. От яркого света резало глаза — Маша приглушила настольную лампу и легла на край кровати.

— Всего пять минут, и я вернусь к работе.

— Ну да, — вздохнула Сабрина. То ли сарказм, то ли сожаление. Она провела рукой по Машиным волосам. — Бедная ты моя.

В ночном небе по одному гасли отражения фонарей.

Маша заснула и очень скоро ощутила, как её накрывают пледом. В бледном свете лампы она открывала глаза: присутствие рядом Сабрины явственно ощущалось, она и правда лежала рядом, глядя на Машу. Было же сказано — присмотреть.

В шесть утра улицы были пусты, в открытые окна пели птицы.

— Куклы были разорваны.

— Значит, ты спала, когда она ушла? — повторил Антон.

— Я не спала, — в третий раз повторила Сабрина, спокойно и даже холодно, но не верить ей он почему-то не решился. — Я клянусь, что я ни секунды не спала. У меня был приказ охранять её.

— Тогда как Маша ушла?

Между ними повисла тишина. Вета, сидящая на полу под окном, опустила лицо в раскрытые ладони. Бессонная ночь туманом стояла в голове. Вете то хотелось рассмеяться из-за какой-нибудь совершеннейшей глупости, то — зарыдать, обхватив руками спящий тут же Город.

Антон взял со стола мобильный, слепо потыкался в кнопки. Сабрина стояла напротив него, в дверном проёме, сжимая и разжимая кулаки.