Страница 88 из 117
Атаманы не признавали этой власти, в Семиречье и на Дальнем Востоке появились анненковы, семеновы и калмыковы, от которых шел вопль по городам и селам, которые марали чистое белое знамя и выступали в распохабнейшем виде перед толпой, стараясь дискредитировать и власть, и национальное движение. Достаточно сказать, что любимым занятием Анненкова была прогулка по селам в пьяном виде, с гармонией в руках, на которой этот гармонист действительно изумительно нажаривал всякие польки и „вальцы“. Вот эти-то „гармонисты“, эта пьяная угарная атаманщина с блюющими, распоясавшимися сукиными сынами, нарядившимися в военную форму, с маршами хоронили то, что делали корниловские[102] ударники, скитаясь по степи, что творили дроздовцы[103], марковцы[104], алексеевцы[105], что созидал адмирал Колчак, к чему звали Духонин[106] и Каледин[107]. Отваливаются гнойные струпья от тела выздоравливающей России. Уходят в область преданий и уродливых кошмаров „атаманы“ и проклятая, заливавшая кровью, опаскудившая движение „атаманщина“».
Но через несколько дней полковник одумался: ведь, подвергая уничтожающей критике атаманщину, он одновременно оскорблял и всех бойцов ее армии, и это могло оттолкнуть их от Белого движения, породить и углубить в нем раскол, вражду, столкновения между различными слоями и даже диаспорами эмиграции. Нужно было успокоить ее, показать, что переход Анненкова к Советам не означает краха белой идеи, что на Анненкове свет клином не сошелся, что есть и другие лидеры, способные повести в бой. 27 апреля, в той же газете Колесников опубликовал другую большую статью, в которой призвал эмиграцию к сплочению:
«Все честные анненковские партизаны, если они действительно верят в то, что Анненков не изменил, должны крепко стиснуть зубы и молчать, чтобы не вызвать соблазн среди слабых и робких. И мы поймем этих партизан, ибо для них Родина выше атамана Анненкова»{235}.
Эта и другие подобные публикации бесили Анненкова, и он начинает на них отвечать. В частности, на статью Колесникова «Атаман» он ответил статьей «Гнойный спрут», фрагменты из которой я привожу ниже:
«Прочел я статью в шанхайской белой газете „Россия“, написанную бойким, но незадачливым писателем Н. Колесниковым по поводу моего перехода на сторону Советской власти и подумал: „Хоть и ловкий парень Колесников, хлестко пишет, ругается не хуже английских консерваторов в парламенте, а нет-нет да и сядет в калошу — заврется“».
Напомнив, что всегда говорил, что не пойдет на Восток, а хотел даже уехать в Канаду, и это может подтвердить доктор Казаков, Анненков обрушивается на Колесникова за его отзыв на фотографию атамана. «Вы ее выпросили у моего начальника штаба Денисова. Вас тогда не возмущали моя челка, моя рубаха и пояс, и я не казался вам молодцом из купеческой лавки».
«Я, например, взглянув однажды на портрет автора романа „Огонь земли“, удивился: ему бы в желтом доме сидеть, а он еще романы пописывает!».
Пропуская ответ атамана на упрек Колесникова об отношении Анненкова к Колчаку и к интервентам, который уже использован мною в надлежащих местах повествования, процитирую Анненкова по поводу обвинения его в пьянстве: «Ну а насчет моего пьянства, то вы, товарищ, совсем заврались!»
В конце статьи Анненков выражает веру, что «настанет час, когда эмиграция поймет всю гнусность вашей работы и пойдет по нашей дороге. Эмиграция ищет выхода из кошмара настоящего, и она найдет его. Еще не поздно! В добрый час!
Борис Анненков
Москва, 12 июля 1926 года».
Однако не только руководство и авторитеты белой эмиграции, но и отдельные рядовые эмигранты резко осуждали переход Анненкова в СССР.
6 мая 1926 года в газете «Россия» была опубликована статья некого Чекана Бия под названием «Козел-провокатор» с подзаголовком «О гнусной роли, которую взял на себя атаман Анненков в СССР». В статье говорилось: «Вот такую же роль взял на себя „атаман“ Анненков в СССР. Да, „атаман“, тебя не только не расстреляют, но дадут великолепный оклад, осыпят золотом, может быть, позволят создать свой гарем, в который ты выберешь на всем пространстве нашей замученной и опоганенной Родины свои жертвы. Но лучше бы ты умер под забором от голода, чем замарал свое славное прошлое этой гнусной и поганой должностью».
Ответ Анненкова, помещенный в газете «Россия», еще более резок и даже оскорбителен:
«Эмигрантский уж
Раньше, в старое время, в киргизских аулах и волостях выбирали в Бии[108] умных. Что же Вы из себя представляете: шпанку ли каракуля или просто курдючного барана, у которого все богатство заключается в жирном заде? К сожалению, я Вас раньше не имел чести знать, а из Вашей статейки трудно выяснить, что Вы за личность. Видно лишь, что Вы бывший барин, любивший интересное и занимательное, вроде Азовской бойни. Пусть эмиграция, которой осточертело Ваше шипение, сама сделает свои выводы и заключения.
Я ее звал и зову понять и осознать свою неправду перед советской властью и, отказавшись от своего прошлого, переходить на сторону Советской власти.
Для Вас, господа Чекан Бии, моя роль кажется гнусной и поганой, для меня она является священным долгом.
Борис Анненков
Москва, 20 июня 1926 года».
Узнав, что Анненков далеко и обратно не вернется и что ему грозит суд, некоторые его бывшие подчиненные, видимо, обиженные им в прошлом, засели за написание своих свидетельских показаний, которые они затем передавали советским консулам в Синьцзяне для направления в СССР и приобщению к делу атамана. Степень правдивости этих показаний мы уже видели. Посмотрим теперь на свидетельства бывшего дутовского офицера Савельева, написанные им 31 мая 1926 года и переданные советскому консулу в г. Чугучаке. Уверен, что после ознакомления с ними их оценка читателем не разойдется с моей.
«Такое явление как прошение о помиловании, поданное Анненковым ВЦИК, не может пройти незамеченным и вызовет много самых противоречивых мнений, потому что имя атамана Анненкова вписано первыми буквами в историю Семиречья. Перешли и честно служат такие величины, как покойный Брусилов, Болдырев и сотни других, действительно боевых генералов, и пользуются уважением своих врагов и друзей. Совсем не то атаман Анненков. Молодой, 26–28-летний генерал, безусловно храбрый, с ненасытным честолюбием, перед разгоряченным воображением которого витает тень „маленького капрала“ — Наполеона, политический проходимец, метавшийся от пятерки (Директории. — В. Г.) к Колчаку, от Колчака — к Сибирской Думе и пр., не находя положения, достойного его честолюбия, опираясь на стойкие дисциплинированные части, он стал полновластным Диктатором Семиречья. Тогда-то и развернулся гений молодого генерала. Беспощадные реквизиции, порки, расстрелы правых и виновных посыпались на жителей Семиречья. Кровь полилась не ручьями, а реками. Чтобы описать все ужасы атаманщины, нужны целые тома, а за документами не нужно обращаться в архив. Достаточно проехать по Семиречью, и тысячи вдов и сирот, обесчещенных девушек, развалины некогда цветущих сел и деревень, сожженных по приказу Анненкова, — красноречивые свидетели деяний лихого атамана. Может быть, он „не знал“ об этом, как часто любил оправдывать свои зверства? Ведь бумажки только тормозят работу, и все приказы о таких „подвигах“ давались устно. Может быть, он не знал, куда девались два полка, которые за 18 перебежчиков к большевикам отправлены на тот свет целиком? Может быть, он не знал, за что и кто расстреливал детей, женщин и стариков, кто сбрасывал с кручи десятки невинных людей, заподозренных в большевизме, и к тому же совершенно бездоказательно, по одному подозрению? Может быть, атаман не знал, куда делись его партизаны, пожелавшие вернуться на родину? Пусть он взглянет на ущелье близ Сельке Горного Гнезда — кости их и сейчас белеют там. Может, атаману было неизвестно, что его партизаны по наряду комендантов получали девочек и меняли их чуть не каждый день? А кто разрешил проделывать то же самое китайским частям (хунхузам), которые охотнее всего предпочитали девочек в возрасте от 9 до 14 лет, а надоевшую просто убивали?
102
Солдаты и офицеры полка имени генералав Л. Г. Корнилова.
103
Солдаты и офицеры полков имени генерал М. Г. Дроздовского.
104
Солдаты и офицеры полков имени генерала С. А. Маркова.
105
Солдаты и офицеры полков имени генерала М. В. Алексеева.
106
Духонин Николай Николаевич (1876–1917) — окончил Александровское военное училище, Академию Генерального штаба. Участник 1-й мировой войны: командир полка, генерал-квартирмейстер, нач. штаба Юго-Западного, Западного фронтов, нач. штаба при Верховном Главнокомандующем А. Ф. Керенском, после Октябрьской революции — Верховный Главнокомандующий. Генерал-лейтенант. Убит революционными солдатами и матросами за освобождение из Быховской тюрьмы генералов Алексеева, Корнилова, Деникина и др.
107
Каледин Алексей Максимович (1861–1918) — окончил Воронежскую военную гимназию, Михайловское артиллерийское училище, Академию Генштаба. Генерал от кавалерии. Командующий 8-й армией. С июня 1917 г. — войсковой атаман Донского казачьего войска. Покончил жизнь самоубийством.
108
Анненков обыгрывает фамилию Бия. «Бий» у киргиз, казахов — судья.