Страница 84 из 117
«Всероссийскому Центральному Исполнительному Комитету.
Я, Борис Анненков, в минувшую Гражданскую войну принимал самое деятельное участие в борьбе на стороне белых. Я считал большевиков захватчиками власти, не способными вести народ и страну к благу и процветанию. Суровая, трех с половинойлетняя, борьба кончилась нашим поражением, и мы эмигрировали в Китай. Шесть лет эмиграции были самыми тяжелыми в моей жизни. Потеря своей Родины, сознание своей вины перед людьми, которые верили мне и которых я повел за собой в скитание в Китай, сильно угнетали меня. Но эти шесть лет изгнания не прошли даром. Строгий анализ своих прошлых поступков и действий привел меня к таким выводам: Гражданская война и борьба с Советами были глубоким моим заблуждением, ибо то, что сделала Советская власть после того, как окончила борьбу на всех фронтах с белыми и поляками, говорит за то, что Советская власть твердо и неуклонно ведет народ и страну к достижению намеченных ею идеалов.
Тот огромный шаг по пути строительства, который сделала Советская власть, является показателем того, что народные массы идут за своей властью, ибо только при полной поддержке всего народа можно достичь тех колоссальных успехов, кои достигнуты в СССР. Сознавая свою огромную вину перед народом и Советской властью, зная, что я не заслуживаю снисхождения за свои прошлые действия, я все-таки обращаюсь к Советскому правительству с искренней и чистосердечной просьбой о прощении мне моих глубоких заблуждений и ошибок, сделанных мной в Гражданскую войну. Если бы Советская власть дала мне возможность загладить свою вину перед Родиной служением ей на каком угодно поприще, я был бы счастлив отдать все свои силы и жизнь, лишь бы доказать искренность моего заблуждения. Сознавая всю свою вину и перед теми людьми, которых я завел в эмиграцию, я прошу Советское правительство, если оно найдет мою просьбу о помиловании меня лично неприемлемой, даровать таковое моим бывшим соратникам, заведенным в заблуждение и гораздо менее, чем я, виноватым. Каков бы ни был приговор, я приму его как справедливое возмездие за свою вину.
5 апреля 1926. Борис Анненков»{224}.
Вскоре было написано и обращение атамана к своим партизанам.
Опасаясь, что о задержании Анненкова станет известно белой эмиграции и она может принять меры к его освобождению, Примаков решил срочно вывозить арестованных из Калгана к границе. Были снаряжены две автомашины, погружено продовольствие, подобрано сопровождение. Для разведки ущелья, проходящего вблизи Калгана, по которому шла дорога и которое было удобно для засады, были направлены сотрудники, переодетые в китайское платье. К полуночи разведка вернулась и доложила, что по маршруту все спокойно. 7 апреля, задолго до рассвета, машины вышли из города. Сопровождать Анненкова было приказано М. О. Зюку[97].
На мой взгляд, оба рассказа об аресте Анненкова, мягко говоря, не соответствуют действительности. Но это и понятно: хотя обе повести написаны с привлечением документов, все же это художественные произведения, предполагающие занимательность, а в этих целях и вымысел, и перестановку событий во времени, и другие литературные приемы. Следует учитывать, что в то время авторы и не могли всего сказать.
Советская разведка, несомненно, работала над нейтрализацией ярых врагов советской власти и белых военачальников, оказавшихся за границей. Не был, вероятно, исключением и Анненков. Если операция по Анненкову разрабатывалась, то для его обезвреживания, должно быть, предусматривались три варианта действий:
а) физическая ликвидация в Китае;
б) захват и насильственный вывод на территорию СССР с последующим преданием суду и ликвидацией;
в) склонение к добровольному переходу в СССР на основе дачи гарантий безопасности и обещания полного или частичного прощения.
Однако от первых двух вариантов пришлось отказаться, так как убийство или неудача захвата атамана могли осложнить советско-китайские отношения и отношения с ведущими государствами мира, имевшими на Анненкова свои виды, а также привести к активизации враждебной деятельности против СССР эмиграции, нашедшей убежище не только в Китае, но и в других странах.
Оставался третий вариант, тем более что советская разведка, изучая атамана, не могла не видеть, что после выхода из тюрьмы он пытается с достоинством, как говорят китайцы, не теряя лица, отойти от Белого движения. Этот вариант и стали разрабатывать ОГПУ и резидентура советской разведки в Китае, привлекая к его претворению аппарат советского военного советника при маршале Фын Юйсяне, на территории которого волею судеб оказался Анненков. Этот вариант и был осуществлен.
Поиск подходов к Анненкову, изучение его политических взглядов и возможное их изменение началось задолго до разработки операции. В протоколе допроса от 23 апреля 1926 года атаман рассказывает, что в ноябре 1925 года Н. Д. Меркулов и М. А. Михайлов через бывшего офицера Анненкова Ф. К. Черкашина направили ему письмо с предложением[98] сформировать при армии Чжан Цзолина отряд из русских эмигрантов, который будут содержать Чжан Цзолин и Япония. Черкашин признался Анненкову, что ознакомил с письмом полковника Гущина, прибывшего из Советской России. Прочитав письмо, Гущин возвратил его Черкашину, сказав при этом, чтобы тот от его имени предложил Анненкову поступить в группу русских красных войск при 2-й Народной Армии.
Предложение Гущина заинтересовало Анненкова, но он боялся провокации и через Черкашина передал Гущину письмо. Через некоторое время Гущин подтвердил свое предложение, прислав телеграмму за своей подписью и подписью Иванова[99], бывшего атамана Сибирского казачьего войска, которому Анненков в свое время был подчинен, и члена Сибирского правительства во времена колчаковщины.
В связи с боевыми действиями на фронте, в которых участвовал Гущин в составе армии Фын Юйсяна, переговоры с ним были прерваны.
Изложенное не может не породить у нас несколько вопросов: на каком основании Черкашин знакомит с письмом таких больших в среде русской эмиграции лиц, как Меркулов и Михайлов, какого-то бывшего полковника и на каком основании Гущин, вопреки планам Меркулова и Иванова, предлагает Анненкову поступить на службу в группу русских красных войск при 2-й Народной Армии? Почему в переписку Анненкова с Гущиным вмешивается еще одно высокопоставленное — и сейчас, и прежде — лицо Иванов-Ринов? Исходя из реплики Анненкова, что Гущин прибыл из Советсткой России, и характера предложения Гущина и Иванова-Ринова, ответ на эти вопросы может быть только один: скорее всего, Гущин и Иванов-Ринов — резиденты советской разведки в Китае, а Черкашин ее агент, состоящий в их агентурной сети. Следовательно, советская разведка была заинтересована в вовлечении Анненкова в орбиту своей деятельности в Китае, а тот не только был готов к переходу на сторону советской власти, но и принимал конкретные шаги к этому! И не его вина, что в то время этот переход по независящим от атамана причинам не состоялся!
Но после прибытия в Калган Анненков, узнав, что Гущин здесь и командует отрядом из русских эмигрантов, немедленно связывается и неоднократно встречается с ним. На этих встречах они обговаривали положение Анненкова в Китае и условия перехода атамана в СССР. «После переговоров с ним я бесповоротно решил перейти на сторону советской власти», — говорит Анненков следователю Владимирову. Поэтому никакого ареста, захвата и других насильственных действий в отношении Анненкова и Денисова не применялось, и вся детективщина, содержащаяся в обеих работах, — литературный вымысел, не больше! Если бы были насильственными захват и вывоз Анненкова и Денисова в СССР, то об этом успехе советской разведки не раз было бы сказано и в печати, в том числе в эмигрантской, и в целом зарубежной, и на Семипалатинском процессе, чего в действительности не было. На самом деле и тот, и другой окончательное решение о возвращении в СССР приняли сами и добровольно, хотя и не без воздействия чекистов и советников и помощи маршала Фына. Если бы не было в этом деле элемента добровольности, вывезти за границу Анненкова и Денисова живыми было бы невозможно.
97
Зюк Михаил Осипович — коммунист с 1912 г., участник январского (1913) восстания в Киеве. В годы Гражданской войны — начальник артиллерии в корпусе Примакова. После командировки в Китай командовал стрелковыми дивизиями в Забайкалье, Ленинграде, до августа 1936 г. возглавлял 25-ю Чапаевскую дивизию. В 1937 г. расстрелян как враг народа. Реабилитирован в 1957 г. Из письма Идрис, февраль, 1968: «Настоящая фамилия Зюка, как и моя девичья, — Нахамкин. С раннего детства брата стали звать Зюкой, так и в дальнейшем за ним укрепилось это имя. После революции брат официально принял фамилию Зюк и в последние годы жил под этой фамилией. Общежитие, в котором брат жил, находилось в доме № 5 на Пречистенке (угол Курсового переулка)».
98
Это предложение было обусловлено тем, что Чжан Цзолин, желая заменить командира своего отряда атамана Нечаева К. П., погрязшего в грабежах и разврате, остановил свой выбор на Анненкове, принимая во внимание его авторитет среди белых эмигрантов, особенно среди казаков. Ему было заманчиво заполучить к себе «черного атамана, чтобы привлечь на службу большее число русских». (Балмасов С. С. Белоэмигранты на военной службе в Китае. М.: Центрополиграф, 2007. С. 302). Как мы помним, Анненков не отклонил предложение Чжана, но и не дал на него твердого согласия.
99
Иванов-Ринов.