Страница 23 из 117
— Мы в этом отношении на судебном следствии установили ошибку в обвинительном заключении. Было убито 82 человека уездного крестьянского съезда вместо 400, которые указаны в обвинительном заключении, но, — продолжает оправдываться он, — общая сумма убитых в Славгороде доходит до четырех тысяч с лишним человек.
Количество убитых делегатов до сих пор никто не устанавливал, и до последнего времени фигурировали разные цифры. Так, Д. Л. Голинков, человек достаточно информированный, в прошлом следователь по особо важным делам в Прокуратурах РСФСР и СССР, называет 69. Сам Анненков на суде факт уничтожения делегатов съезда категорически отрицал и был абсолютно прав, так как еще задолго до процесса было точно установлено, что никакой рубки крестьянских делегатов под стенами Народного дома не было, как не было в то время и самого Народного дома.
Казалось бы, все ясно: Анненков под Черным Долом не был, в Славгород вошел 12 сентября, через два дня после его занятия зеленцовцами, и, следовательно, крестьянский съезд разгонять не мог. Но как раз последнего никак не может понять председатель суда, которому во что бы то ни стало нужно было доказать участие и вину Анненкова в разгоне съезда и в уничтожении его делегатов.
— Вы знали, что в Славгороде проходил крестьянский съезд? — обращается председатель к Анненкову.
— Я узнал об этом случайно, по прибытии в Славгород! — отвечает тот. — Делегаты съезда заблаговременно уехали из Славгорода!
— Но ведь есть сведения, что делегаты съезда, думая, что их, как представителей народа, не посмеют тронуть, остались в Славгороде!
— Я не допускаю того, ибо положение было военное, все равно что наступление. Не мог же этот съезд остаться в белой обстановке в Славгороде! — резонно заявляет Анненков.
— Следовательно, вы считаете, что он не был разгромлен?
— Да!
— Вы утверждаете, что по приходу войск в Славгород никаких повстанческих организаций: ни съезда, ни временного революционного штаба не было?
— Да!
Точно зная, что Анненков говорит правду и свернуть его с этого пути не удастся, суд больше к этому эпизоду не возвращался, разумно полагая, что дальнейшие «раскопки» приведут к снятию с Анненкова одной из важнейших статей обвинения.
Однако то, что знал суд, не знали люди, присутствовавшие на нем, и многомиллионная общественность всей страны, жадно глотавшая все, что появлялось об Анненкове и его процессе, в газетах и радио. Всякое отрицание Анненковым какого-либо эпизода, инкриминированного ему судом, расценивалось ими как запирательство для ухода от ответственности, что вызывало к Анненкову пролетарскую ненависть и удовлетворение тем, что наконец-то этот отпетый белогвардеец оказался на скамье подсудимых и получит крайнее возмездие!
Но Анненков был правдив перед судом.
— Не было ли случаев расправы без суда и следственной комиссии в момент Славгородского восстания? — спрашивает председатель суда.
— Это было! — отвечает Анненков. — В трех районах и в Славгороде были! Порок же в Славгороде не было — расстреливали, рубили…
— Жаловались ли вам крестьяне на то, что их пороли?
— Да, жаловались!
— А о таких случаях вам не говорили, что у пойманных жителей якобы вырезали глаза, полосы кожи и прочее?
— Нет, не говорили, но утверждать, что их не было, не могу!
— А таких сведений вам не поступало, что в некоторых деревнях происходили поголовные порки?
— Таких сведений я не получал, но получал сведения, что порки вообще были!
Суду очень хотелось доказать личное участие Анненкова в работе следственной комиссии и в вынесении приговоров повстанцам. Нужно отдать суду должное: он умело расставлял допросные сети и нередко Анненков в них попадал, но затем поправлялся, вносил ясность, в правдивости которой даже у суда не было оснований сомневаться.
— Следственная комиссия по делу Славгородского восстания была назначена Колчаком? — полуспрашивает-полуутверждает гособвинитель.
— Да! — подтверждает Анненков.
— Она целиком, во всех отношениях подчинялась вам?
— Да! — опрометчиво соглашается он.
— Председатель следственной комиссии согласовывал с вами действия?! — наступает гособвинитель, но Анненков уже понял свою оплошность и твердо поправляет:
— Нет, он сносился прямым проводом с Омском! Моя задача была только подавить восстание!
Не увенчались успехом и попытки суда изобличить Анненкова в личном его участии в расстрелах и порках.
Председатель: Скажите, Анненков, вы лично, сами приводили в исполнение какое-нибудь решение?
Анненков: Нет, не приводил!
Председатель: Вы не участвовали в безобразиях, творимых вашими частями?
Анненков: Нет, не участвовал!
Это тоже была правда! На протяжении всего процесса ни один заслуживающий у суда довериея свидетель не показал, что Анненков кого-то расстрелял, избил или выпорол. Не царское это дело! Приказывал, но рук не пачкал!
Мы уже знаем, что восстание было подавлено до прихода Анненкова. Ему оставалось только проведение мобилизации, чем он и занялся. Остальное делали следственная комиссия, гражданские и военные чины, хлынувшие сюда из Омска для восстановления разогнанной власти.
Пребывание Анненкова и его отряда в Славгороде было кратковременным. 17–18 сентября в Славгород для проведения мобилизации прибыл Украинский полк, или, как его называли, курень, под командованием полковника Шевченко. Вот этот полк с местными жителями не церемонился!
— Те, кто грабил, — показывает свидетель Сивко, — говорили на украинском языке!
— Отсюда явствует, что славгородская расправа не за душой Анненкова, а за теми украинскими бандитами, которые после его ухода хозяйничали в Славгородском уезде! — твердо заявил на суде защитник Анненкова Борецкий.
На суде не мог не возникнуть и возник вопрос, руководил ли Анненков войсками в Славгороде или он сознательно не делал этого, предоставив им полную свободу пороть, насиловать, грабить.
— Вы отдавали приказы своим частям в Славгороде? — задает вопрос гособвинитель.
Сугубо штатский человек сформулировал свой вопрос неправильно, чем ввел Анненкова в недоумение и на некоторое время выбил его из седла. Ведь в понятии военного человека Анненкова приказ — это письменный документ, издающийся на основе анализа каких-либо событий и требующий значительного времени для подготовки и доведения до частей. В той обстановке, которую исследовал суд, издавать приказы было просто некогда. В такой обстановке отдаются не приказы, а распоряжения, что и делал Анненков. Гособвинителю нужно было спросить, принимал ли Анненков меры к пресечению беспорядков, и получить четкий ответ. Поэтому Аненков спокойно ответил:
— Нет!
— Значит, — обрадованно продолжает допрос гособвинитель, — воинские части в городе были без всякого руководства?!
— Нет! — пораженный таким восприятием его слов, отвечает Анненков. — Я давал отдельные распоряжения, не размножая их по частям!
— Значит, вы признаете, что ничего не предпринимали, чтобы прекратить бесчинства ваших частей в Славгороде? — гнет свое гособвинитель.
Но Анненков уже оправился.
— Нет! — твердо отвечает он. — Я принимал, но сейчас считаю предпринимаемые мной тогда меры недостаточными…
Впрочем, что он мог сделать? Зеленцовские войска, которые он неожиданно возглавил в Славгороде, его не знали и встретили настороженно, со скрытой неприязнью. Это, в своем большинстве, была не спаянная ни дисциплиной, ни традициями дремучая крестьянская масса, недавно наряженная в солдатскую форму и пораженная партизанщиной, неповиновением, склонная к разбоям, грабежам, насилию. Возглавляли это воинство не кадровые офицеры и унтера, почти поголовно выбитые на фронтах Русско-японской и Великой войн, а выходцы из этой же массы, достигшие офицерских и унтер-офицерских званий благодаря личной храбрости, проявленной на фронте. Став офицерами и унтер-офицерами, они ни за что не хотели терять завоеванные по́том и кровью привилегии и готовы были уничтожить всякого, в ком видели угрозу своему положению. Эту угрозу они видели и в славгородских бунтарях, которых и наказывали примерно.