Страница 31 из 57
А в следующем сеансе кораблик еще подрастет, между снастями у пего колоски появятся, тугие, полнозерлые.
- Это курсанты,- с улыбкой объясняет орионец.- Экипаж.
Ладный такой колосковый этот экипаж; каждый из его членов знает, что делать, у какого стоять ему паруса... На удивление кораблик! Все остальные игрушки перед ним сразу потускнели, всех он затмил - где же теперь этот миниатюрный "Орион" лучше всего поставить? Вместе с детьми мастер тоже задумывается. Наконец решили закрепить его вверху, у самой крыши, чтобы мог видеть морс оттуда. И не поломает там его никто, ласточки лишь будут сновать, но они осторожны. Прикрепленный к фронтону кораблик еще более похорошел, даже с улицы было видно, как купается он в золотых солнечных волнах, светится, точно герб на невидимом боевом знамени этого юпого кураевского войска...
В один из вечеров, когда Ягнич готовил под грушей свою верную раскладушку, неожиданно зашел на подворье Чередниченко. Был он, кажется, не в духе, угрюм, идет - вроде сто пудов на себе тянет. Или, может, прихворнул - снова сердце прихватило? Отяжелевший, опустился на лавку и, помолчав некоторое время, сказал с грустью:
- Помнишь, как мы всем драмкружком ходили, бывало, после представления к морю? Хлопцы, девчата - все такие здоровые, молодые. Ночь лунная, небо тихое, без реактивного грохота... И пусть одеты мы кое-как, некоторые даже босые, зато будущее за нами, светит нам счастье товарищества, огонь молодости, сил придают бурные порывы души... Стапем, бывало, против луны да как запоем:
"Навгороди верба рясна..." Или вот ту: "Пид билою березою казаченька вбито..."
Ягнич понял, что на этот раз их роли переменились:
теперь уже ему надобно будет вызволять товарища из тоски, из какой-то большой, малой ли беды.
- Что-нибудь случилось, Савва?
- Да, случилось. Позвонили, что Крутипорох (это тот ивановский председатель, с которым они проверяли свой вес на Вавеле) лежит с инфарктом. Прямо на току стукнуло, да так, что вряд ли и выживет... Фронтовой мой товарищ, верная душа! Под Одессой в ночную разведку не раз ходили вместе к самому лиману... Не раз выручали друг друга. Если бы не он, давно, может быть, над Чередниченко лозняк вырос бы... Ах, каких падежных бурями выкручивает, с корнями выворачивает из жизни... - и умолк.
- От этого никто не застрахован, Савва.
- Это верно. А мы порой забываем об этом. Некоторые люди живут словно бы вприкидку, как бы черновик набрасывают, в надежде на то, что еще будет время переписать свою жизнь начисто, набело. Спрашивали вот у меня на току: как это тебе удается, товарищ голова, держаться;
столько лет, мол, председательствуешь и до сих пор нс утратил человеческого обличья, в ходячий шлакоблок не превратился... Коли бы не память, говорю, глядишь, и превратился бы... А то ведь все время корректирует она тебя:
не забывай, Савва, какие люди рядом с тобой были... Тот на твоих руках умирал, тому, сраженному пулей, в двух шагах от тебя бескозырку с мозгами смешало, а тот, может, летящую в тебя разрывную своей грудью остановил... Так это же, считай, ими тебе жизнь подарена! Пуля не разбиралась, не спрашивала, куда летит и в кого угодит: мог бы и ты стать землею, чем ты лучше тех, с кем ходил в разведки да в атаки? Благодаря им живешь. Не забывай об этом, помни, и не только на праздничных собраниях, а на всей своей жизненной магистрали. И если уж указано судьбою жить тебе, то живи и не забывай, что жизнь дана человеку на добрые дела. Ясным светом гори, не копти небо. Может, кому и подходит это самое жизнекоптение, а по мне так уж лучше пусть на ходу, на лету разорвется от тяжких забот, этот твой миокард! Вот и друга моего подрубила... Ах, как жаль Крутипороха!..
- Да, может, еще выкарабкается... Человек - существо живучее. Способное порой такое выдержать, что потом даже не верится...
- Оно-то так. Вот и меня иной раз так прижмет...
А потом - хватнул воздуха и снова на коне! Черт возьми, хочу все-таки внуков дождаться...
И, словно бы спохватившись, Чередниченко спросил Ягнича:
- Ну, а ты-то как?
Орионец улыбнулся сдержанно:
- Идет борьба за живучесть корабля.
- С работой, спрашиваю, как? Остановился на чемнибудь?
- Еще нет. В детский сад вон зовут старшей нянькой...
- А почему бы и нет? Соглашайся! - повеселел Чередниченко.- Пестовать детей - святое дело.
Ягнич закурил, отодвинувшись на конец лавки, застыл в угрюмом раздумье.
- Нет, Савва. Ты мне дай другую работу. Подыщи для меня занятие какое-нибудь... самое каверзное.
- О, тогда становись председателем! - мгновенно отреагировал Чередниченко, весело взбодрившись.- На этой работе не вздремнешь, нет-нет! Тут уж из тебя все жилы вымотают да еще и узлов из них понавяжут, а ты при этом не пикни - терпи, брат.- Чередниченко снова стал серьезным.- Только и пожил, пока рядовым механизатором был, пока поглядывал на белый свет с высоты комбайна, с мостика своего степного корабля. Скажи только - сегодня же к щтурвалу вернусь... Восход солнца и зарю вечернюю на мостике комбайна встречать - вот это да, вот это жизнь!.. А для моей теперешней работы, Андроп, нужны нервы покрепче стального троса... К концу дня едва на ногах держишься, забредешь после работы в парк, присядешь у прудика, Яшко или, как там его, Мишко подплывет за крошками - побалуешь его вместо внуков, хоть с этим безобидным созданием душу отогреешь... Признаюсь тебе, дружище: с природой чем дальше, тем все больше хочется согласия, этой самой гармонии, что ли... А оно не всегда получается. Мы ее не щадим, а она нас. Налетело вот, попалило.
- Да еще и сейчас палит, как на экваторе.
- То-то и оно. Смотрел сегодня подсолнухи - душа кровью обливается: два вершка от земли, тонюсенькие, а шляпки, как ромашки... А за ними такой уход был! Золотыми коронами бы им сейчас на море светить, а они ело дышат...
- Этот год, говорят, был годом неспокойного Солнца,- заметил Ягнич, вспомнив курсантские побасенки на "Орионе".- Сильнейшие бури, вишь, па Солнце свирепствовали.
- Да, творится что-то неладное в природе... Дождя на поля вот ждем, а оно и дожди теперь бывают не в радость, и с них впору брать пробу. Читал недавно, ученые-де приметили, будто дождики начали с кислотами какими-то выпадать. Что за кислоты, леший их знает, а только после таких осадков якобы и рост лесов на планете замедляется.
- Потому что загрязняем нечистотами и водный и воздушный океаны...
- Научно-технический прогресс, конечно, дело. Каждому ясно, что это историческая необходимость и неизбежность, только ты-то, человек, хозяин земли, не должен забывать, что перед тобой палка о двух концах. Возьмем для примера мелиорацию, наше орошение степное.
Каналы проложили - расчудесно, ответвление от них для нас делают - еще расчудеснее, верно? Вода для нас ведь - это и наша сила и наше богатство... Следовательно, давайка строить оросительные системы, давай обводняться, и мы говорим: приветствуем тебя, энтээр!.. Но только строить-то нужно с умом! А если, к примеру, поскупился, не сделал все как надо, не прислушался своевременно к советам умных людей, то какой же ты хозяин? Ведь советовали же им, этим мелиораторам: облицуйте магистральный канал, сделайте по дну покрытие из пленки или из бетона - не вняли трезвым голосам, дорого, дескать, копейку сэкономим... Ну а скупой, известное дело, дважды платит. Теперь вот пошла фильтрация, Хлебодаровка вымокает, в Ивановке вода в погребах появилась... Да и у нас, на землях третьей бригады, подпочвенные воды прут, соль гонят на поверхность. Вдоль дороги видал, поди? - какие по кукурузе проплешины объявились...
- Видел.
- Двести гектаров золотых земель нам испортили, сделали из них солончак, на сто лет, может, вывели из строя! Теперь нам уж ни "Кавказ", ни "аврору" не придется там сеять, там уже и чертополох не растет! На последнем партактиве пришлось кое-кого потрясти за душу: как же это так? Куда же вы смотрели, бисовы сыны?