Николай I

Здесь, в Берлине, недовольство неторопливым Ламздорфом оказалось заслонено совершенно иным сильным чувством. «Тут, — вспоминал Николай Павлович, — Провидением назначено было решиться счастию всей моей будущности: здесь увидел я в первый раз ту, которая по собственному моему выбору с первого раза возбудила во мне желание принадлежать ей на всю жизнь…» Высокую стройную принцессу, дочь прусского короля Фридриха Вильгельма III звали Шарлотта, и она очень напоминала свою мать Луизу, признанную красавицу. Луиза умерла, когда девочке было 12 лет[48].

Фрейлину русской императрицы, видевшую Шарлотту той же зимой, привлекли «милая наружность и детская доброта» этой девушки[49]. Как должен был быть потрясён Николай! Он столько лет воспитывался в тесной мужской компании, да к тому же в жёсткой атмосфере непомерной требовательности, а тут впервые смог общаться с совершенно иным, неземным в его глазах существом. Через много лет, накануне смерти, он скажет супруге: «С первого дня, как я увидел тебя, я знал, что ты добрый гений моей жизни». Именно Шарлотту Василий Андреевич Жуковский позже назовёт «гением чистым красоты»:

Но великим князьям надо было ехать дальше. Война ещё шла, и Наполеон не только не был сломлен — он наступал. Февраль — критический месяц последней кампании. Союзники потерпели несколько поражений подряд, и французский император стал подумывать о вторжении в Баварию.

Осторожный папаша Ламздорф выбрал сложный кружной маршрут: никак нельзя было не навестить сестру Марию Павловну, супругу герцога Саксен-Веймар-Эйзенахского, потом императрицу Елизавету Алексеевну, гостящую в Баден-Вюртемберге у матушки. Потом как было не встретить и не принять в свою компанию назначенного лично императором Александром военного наставника, боевого генерала Петра Петровича Коновницына, прославившегося под Смоленском и Бородином. А тут ещё плохие дороги: сначала снежные заносы, потом весенняя распутица…

Только в Швейцарии, в Базеле, Николай и Михаил услышали дальний рокот неприятельских орудий — неподалёку союзники осаждали крепость Гюнинген. Однако Ламздорф не подпустил великих князей к войне и на пушечный выстрел. Предлог был благовидным: настала пора ехать собственно во Францию. Поехали и вскоре наконец-то нагнали хвост действующей армии. Сведения о последнем отчаянном броске Наполеона на левый фланг союзников давали надежды пройти боевое крещение. Но надежды эти развеял девятнадцатилетний капитан Преображенского полка Пётр Клейнмихель. Он привёз категорический приказ императора Александра: везти великих князей обратно в Базель, той же дорогой, подальше от опасности.

«Роковой день!», «отчаянье» — вот реакция Николая на это повеление. Вместо боевого крещения — две спокойные недели в Базеле и Цюрихе, до самого прихода известий о том, что Париж взят и Наполеон изгнан на остров Эльбу

Война окончена победой, и император Александр уже не только разрешает, а «повелевает» прибыть в Париж, но — мечта разрушена… Потрясение от «опоздания на войну» останется у Николая на всю жизнь. «Хотя сему уже прошло 18 лет, — напишет он в 1830-е годы, — но живо ещё во мне то чувство грусти, которое тогда нами овладело, и ввек не изгладится»[51].

Тем не менее в конце первого письма «любезной Маминьке» из французской столицы стоит не просто «Париж», а «наконец-то Париж!» (En-fin Paris). Потянулась череда приятных, а также предписанных этикетом встреч. Возобновлялись старые знакомства, завязывались новые. После долгой разлуки Николай встретил Владимира Адлерберга, уже боевого гвардейского офицера. Со слов графа Адлерберга, «князь радостно приветствовал его, вспомнил старину, обласкал и с тех пор уже никогда не изменял своего к нему благоволения»[53].

На гвардейских разводах Александр знакомил Николая с лучшими генералами армии. Один из них, Иван Паскевич, с того времени станет другом и наставником великого князя, а Николай начнёт называть его «отец-командир», признавая жизненный и военный авторитет генерала.

Вот как вспоминал о встрече сам Паскевич: «Государь, увидав меня, подозвал и совершенно неожиданно рекомендовал великому князю Николаю Павловичу. "Познакомься, — сказал он ему, — с одним из лучших генералов моей армии, которого я ещё не успел поблагодарить за его отличную службу". Николай Павлович после того постоянно меня звал к себе и подробно расспрашивал о последних кампаниях. Мы с разложенными картами, по целым часам, вдвоём разбирали все движения и битвы, 12-го, 13-го и 14-го годов. Я часто у него обедывал, и когда за службою не мог у него быть, то он мне потом говорил, что я его опечалил. Этому завидовали многие и стали говорить в шутку, что он в меня влюбился. Его нельзя было не полюбить. Главная черта, которой он меня привлёк к себе, это прямота и откровенность»[54].

Совершенно по-иному предстал перед Николаем командир Гвардейского корпуса, резкий и независимый генерал Алексей Петрович Ермолов. Великий князь стал участником эпизода, о котором известно со слов знаменитого Дениса Давыдова. При вступлении в Париж русских войск Александр оказался недоволен внешним видом одного из полков, входивших в корпус Ермолова. Трёх офицеров этого полка было велено посадить под арест — на гауптвахту, которая охранялась английскими войсками. «Ермолов горячо заступился за них, говоря, что если они заслуживают наказания, то их приличнее арестовать в собственных казармах, но не следует срамить храбрых штаб-офицеров в глазах чужеземцев… <…> Государь остался непреклонен. Ермолов, не исполнив высочайшего повеления, отправился в театр, куда прибыл адъютант кн. П.М. Волконского, Чебышев, — с приказом тотчас арестовать виновных. Встретив там вел. кн. Николая Павловича, Ермолов сказал ему: "Я имел несчастье подвергнуться гневу его величества. Государь властен посадить нас в крепость, сослать в Сибирь, но он не должен ронять храбрую армию в глазах чужеземцев. Гренадёры прибыли сюда не для парадов, но для спасения Отечества и Европы". Слова эти, столь неблагоприятно отразившиеся для Ермолова через 10 лет, были, вероятно, переданы государю, потому что он приказал приготовить в занимаемом им дворце три кровати для арестованных»[55]. С того времени, если верить Денису Давыдову, Николай будет считать Ермолова хотя и самостоятельным, энергичным деятелем, но своевольным и неблагонадёжным.

После знакомства с достопримечательностями Парижа Николай и Михаил отправились обратно в Россию. Больше всех радовалась возвращению великих князей Мария Фёдоровна: первый самостоятельный вылет птенцов из гнезда заканчивался благополучно. Она готовилась вновь принять сыновей под свою опеку, и письма её были исполнены новых планов: «Я с удовольствием усмотрела отъезд любезнейших сыновей моих великих князей из Парижа, где время их пребывания, будучи большей частию занято предметами, до военной службы касающимися, слишком мало позволяло им помышлять об усовершенствовании познаний. Всякий молодой человек имеет нужду отделять некоторое время для собственных своих мыслей и приумножения своих сведений и утверждения в приобретённых познаниях и правах, ибо, по сохраняемому мною всегда в памяти замечанию, тот, кто вперёд не двигается в учении, отступает назад».

Всё это означало, что в Петербурге Николая вновь ждало учение, пусть уже не такое жёсткое и плотное: оно постоянно прерывалось парадами, балами, праздниками, маскарадами. Общение с Коновницыным и Паскевичем оказало влияние на успехи великого князя именно в военных науках. В начале 1815 года Николай написал по заданию Оппермана весьма удачный трактат о возможной (в то время — чисто теоретически) войне против соединённых сил Пруссии и Польши. Учитель не только восхитился знаниями и тактическими способностями великого князя, но и поинтересовался: не изучал ли тот написанных на эту тему работ какого-нибудь «настоящего» генерала? В апрельском отчёте наставник отметил «блестящие военные способности» великого князя, «преимущественно состоящие в таланте верно судить о военных действиях»[56].

48

Божерянов И.Н. Жизнеописание императрицы Александры Фёдоровны, супруги императора Николая Первого. СПб., 1898. С. 31.

49

Николай I. Муж. Отец. Император. М., 2000. С. 139.

50

Жуковский В.А. Полное собрание сочинений и писем: В 20 т. Т. II. М., 2000. С. 223.

51

Николай Первый. Молодые годы. Воспоминания. Дневники. Письма. СПб., 2008. С. 124.

53

Сборник ИРИ О.Т. 98. СПб., 1896. С. 82.

54

Шильдер Н.К. Император Николай Первый, его жизнь и царствование. Кн. 1. М., 1996. С. 48.

55

Цит. по: Глинка В.А. Пушкин и Военная галерея Зимнего дворца. Л., 1988. С. 178-179.

56

Сборник ИРИО. Т. 98. СПб., 1896. С. 83.