Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 35



Мама ждет, когда пойдут моряки. Она их «обожает». Отец относится к этому обожанию со снисходительным удовольствием. Он сам служил на военном флоте во время Шестилетней войны и знает, что ноги у маминого восторга растут именно отсюда.

Вот они! Низкий черный стилобат военно-морских мундиров, из которого рывками с машинной синхронностью всплывает и тут же тонет в непроницаемой темной массе геометрически безупречная сетка из крупных белых бусин. Это – затянутые в белые перчатки кулаки, отмахивающие маршевый ритм. «Когда я вырасту – стану моряком», – думает Тиоракис.

Голос комментатора еще более возвышается. Он сообщает (почти провозглашает), что на площадь выходит военная техника. Музыка прекратилась – только рокочущий, со взревываниями прибой сотен тысяч плененных моторами лошадиных сил. Бронетранспортеры, артиллерийские системы, танки («Хочу быть танкистом» – решает Тиоракис), ракетная техника…

И наконец, панорама по запрокинутым лицам на гостевых трибунах, пальцы, тычащие в небо, прищур глаз у визиров задранных к зениту фотоаппаратов… Низко над площадью, над самыми городскими крышами, с ревом, грохотом и сатанинским сапом проносятся боевые вертолеты и самолеты, каждый из которых – непреодолимо и хищно красив. Тиоракис заворожен: «Буду летчиком!»

И вместе с этими самолетами взлетает под самые небеса его младенческий, замешенный на наивном милитаризме патриотизм: Мы – самые сильные! Мы – самые справедливые! Нас – никто никогда не мог и не сможет победить! Какое счастье, что я живу в этой стране!

Потом до одури, взахлеб, дворовые игры в героев из кинофильмов про Шестилетнюю войну и про Войну за Объединение, яростные препирательства – кому быть «плохим», кому – «хорошим», споры по животрепещущему вопросу: который из коней, принадлежавших героям – Буян или Орлик – быстрее и умнее?..

Он (как, впрочем, и другие мальчишки) так растворялся во всех этих великолепных мифах, созданных отчасти народом, отчасти агитпропом, и талантливо воплощенных на киноэкране, что однажды чуть не погиб вместе с одним из Легендарных Командиров совершенно не «понарошку».

* * *

О герое, роль которого в тот день довелось играть Тиоракису, было доподлинно известно, что его повесили сепаратисты в самый разгар Войны за Объединение. В кинокартине, которая являлась моделью для детской игры в «войнушку», сцена казни была снабжена необходимой мерой патетики и мужественной красоты. Герой всходил на эшафот с эффектно откинутой головой и, обращаясь к согнанной на площадь, мрачно молчащей, но, очевидно, сочувствующей ему толпе, смело выкрикивал последние слова о верности правому делу. После этого камера показывала высокое, качнувшееся, а затем кружащееся небо, звучала трагическая и одновременно величественная музыка. Когда камера вновь опускала свой глаз вниз, то с экрана в зал уже врывались цветущие весенние сады, широкую водную гладь бороздил красивый белый корабль с именем героя на борту, ровный строй ребят из детской организации «Соколята» торжественно клялся в верности идеалам Объединения… Жуткое зрелище смерти на виселице и необратимость факта лишения человека жизни оставались (и слава Богу!) за кадром.



Во дворе стояла детская беседка, от края крыши которой к колышкам, вбитым в землю, протягивались бечевки для поддержания вьющихся растений. Однако предполагавшиеся растения то ли не посадили, то ли они не прижились, то ли были уничтожены бесконечно проходившими через них «войнушками». Часть бечевок уже оборвалась, и их концы свободно болтались невысоко над землей…

…«Сепаратисты» с серьезными личиками, вооруженные разномастными стрелковыми системами: пистолетообразными чугунными кронштейнами от раковин, деревянными палками с надетыми на них в качестве патронных дисков крышками от помойных ведер, пистонными револьверами, – под строгим конвоем привели захваченного в неравной схватке Героя-Тиоракиса к беседке. Он сам взгромоздился на перильца под свесом крыши. Один из конвоиров, залезший туда же, связал, как умел, петлю из оборванной бечевки и помог накинуть ее на шею казнимого. Тиоракис красиво откинул голову, обвел глазами высокое небо и с криком: «Да здравствует Объединение!», спрыгнул вниз. Бечевка оборвалась. Он даже не почувствовал боли. Игра закончилась. Ему помогли снять с шеи обрывок веревки, после чего все, и «федералы», и «сепаратисты», пошли играть в «отрез земли».

Тиоракис вернулся домой в прекрасном настроении. Вдруг он увидел, что отец смотрит на него почти с ужасом. Родитель привлек мальчика к себе и, бегло осмотрев его шею, странным голосом спросил: «Что это?» Тиоракис не понимал. Тогда отец подвел его к зеркалу и показал. Высоко на шее четко был виден багрово-красный рубец с пропечатанной структурой витой бечевки. Тиоракис почему-то сразу решил, что нужно врать. «Это мы играли… в лошадки… Вот так вот, веревочку… Как поводья… Наверное, натерла…» Отца провести было непросто, он был юристом и в свое время работал следователем. Что такое странгуляционная борозда, как она выглядит и отчего возникает – знал не только из теории. Но надо отдать должное Тиоракису – он показал себя как истинный киногерой на допросе у врага, то есть упорно держался своей беспомощной версии и никого не выдал. Так и остались подоплека и собственно картина данного жутковатого события тайной для его родителей. Повзрослев он понял: окажись веревочка чуть попрочнее…

* * *

В лицее имени Президента Тельрувза (первого Президента НДФ), куда родители устроили Тиоракиса интерном, он увлекся чтением. Среди обширной литературы, в основном приключенческой и фантастической, которую мальчик с огромной скоростью заглатывал, было много такой, в которой рассказывалось о героях-подпольщиках, о героях-разведчиках, героях-подводниках, героях-летчиках… и всех прочих героях, которыми была богата история Народно-Демократической Федерации, как, впрочем, история любой другой страны с неспокойным прошлым. Однако подбор книг в лицейской библиотеке (также как и в большинстве других библиотек НДФ) представлял в основном отечественных авторов, особенно, если дело казалось описания исторических событий на родных просторах. Естественно, «наши» герои в «наших» книжках были самыми героическими. Да и весь народ, сыном которого был Тиоракис, выглядел в волшебном кристалле литературы чрезвычайно благородным, талантливым, трудо– и миролюбивым, но, временами, чуть-чуть несчастным, потому что, по стечению обстоятельств, находился в окружении коварных и агрессивных соседей, которых вынужден был время от времени большой кровью побеждать в справедливых войнах.

Наслаждение от принадлежности к великому народу он испытывал также, читая великолепно изданные книжки, вроде «Первенства отечественных конструкторов». Из них мальчик с гордостью узнал, что почти все самые великие изобретения человечества принадлежали его соотечественникам, а те, которые почему-то появились в других странах, в значительной своей части были на подозрении, что могли быть украдены ушлыми иностранцами все у тех же умных, но недостаточно практичных и излишне доверчивых соплеменников Тиоракиса.

Отходя ко сну в спальной комнате лицея, лежа в темноте, он мысленно переживал многосерийные приключенческие фантазии, героем которых сам же и являлся. Он участвовал в воздушных боях с врагами Родины, сбивая самолеты противника в огромных количествах; в одиночку, вооруженный пулеметом и зажав зубами чеку гранаты, чтобы не сдаться живым, удерживал пограничный горный перевал до подхода подкрепления; тонко и мудро обводя вокруг пальца контрразведку, добывал ценнейшие военные сведения во вражеском тылу… В финале его всегда награждали высшим отличием НДФ – орденом «Слава Отечества»… Он скромно хранит награду дома, но однажды, на большой праздник надевает ее, и тогда все видят, кто живет рядом с ними, и раскрываются рты, и немое восхищение разливается вокруг юного героя…

Ему бывало до слез обидно, если кто то при нем говорил достаточно очевидные вещи – дескать, то-то и то-то за границей делают лучше, и нечего было возразить (потому что, действительно, – лучше). Оставалось только запальчивое: «Ну и что, а у нас зато…»