Не возжелай мне зла

– Просто… – Она хмурится и качает головой. – Просто я знаю, что они ищут того, кто это сделал, и я подумала, может, уже нашли.

Ловлю настороженный взгляд девочки, удерживаю его, наклонившись к ней как можно ближе, между нами остается не больше фута.

– Тесс, ты что-то знаешь? – тихо спрашиваю я. – Ты именно поэтому записалась ко мне на прием?

– Нет-нет, – бормочет она, бледнея как полотно. – Просто он мне нравится, и я хотела знать, что с ним все в порядке.

– Он уже неделю ходит в школу. Ты его там не видела?

– У нас были каникулы, а сегодня я не пошла на занятия, и… – Она умолкает, затем произносит: – Спасибо вам.

Встает, я встаю следом.

– Если ты что-то знаешь, прошу, скажи мне. – Я осторожно кладу руку ей на плечо. – Нам очень важно понять, что же, в конце концов, случилось в тот вечер.

– Я ничего не знаю! – Она чуть не кричит, голос истерический, голова на каждом слоге мотается из стороны в сторону, словно девочка следит за шустрым теннисным мячом. – Ничего я не знаю! Не знаю! Оставьте меня в покое! – Она пятится, распахивает дверь и чуть не бегом скрывается за ней.

– Постой, Тесс!

Несусь за ней по коридору, но тут молодая мамаша выходит из другого кабинета, перегораживает проход коляской с ребенком, и, пока отворачивает в сторону, Тесс уже и след простыл. Выбегаю на улицу, смотрю в одну сторону, в другую, но сегодня пятница, на улице полно народу, и девочка легко растворяется в толпе.

Черт побери!

Возвращаюсь в кабинет, несколько секунд сижу, собираясь с мыслями, пока до меня не доходит истинное значение всего, что только что произошло. Ну конечно, нет у этой Тесс никакого цистита. Симптомы она узнала от подруг или из Интернета. Явилась ко мне, чтобы разнюхать что-то про Робби. После инцидента это первая настоящая зацепка. Немедленно звоню О’Рейли и минут десять жду, когда девушка на другом конце провода разыщет его. Она дважды просит меня оставить для него сообщение.

– Инспектор О’Рейли немедленно с вами свяжется, – уверяет она, но от меня так просто не отвяжешься.

Наконец его находят.

– Я вас не отрываю, вы заняты? – спрашиваю я.

– Через минуту у меня совещание.

– Я не задержу.

Стараясь ничем не нарушить врачебной тайны, рассказываю ему про визит Тесс, про то, что она расспрашивала о Робби и о своих подозрениях. Он обещает в течение дня этим заняться, а потом связаться со мной.

– А прямо сейчас никак нельзя? Пока эта девица еще нервничает. Днем она успокоится и что-нибудь придумает.

Он говорит, что расследует еще одно дело, не менее важное. Пытаюсь спорить, но он обрывает меня.

– Вы должны нам доверять, доктор Сомерс. – В голосе слышно некоторое раздражение. – Мы хотим докопаться до истины не меньше, чем вы.

Я в этом сомневаюсь, но молчу, чувствуя, что иначе наврежу нашему сотрудничеству. До сих пор он и его подчиненные и без того уделяли нашей проблеме много времени и внимания. Понимаю, как налогоплательщик, я не вправе требовать большего и стараюсь балансировать на тонкой грани между вежливой просьбой и попыткой заставить инспектора потратить на нас несколько больше времени, чем у него имеется. Я сейчас поступаю подобно многим моим постоянным пациентам, убежденным, что со здоровьем у них что-то не так. Все осмотры и анализы дают отрицательный результат, но они по-прежнему приходят на прием и жалуются.

Но все дело в том, напоминаю я себе, что порой интуиция клиентов не подводит, оказывается, у них действительно со здоровьем что-то не так, просто симптомы болезни нетипичны, и нужно время, чтобы их выявить.

Почти целую минуту сижу в кресле, пытаясь успокоиться, и думаю о странном поведении Тесс, но на размышления больше нет времени: звонят из приемного покоя и спрашивают, можно ли запустить следующего. Отвечаю утвердительно и продолжаю прием.

Во время ланча я вдруг вспоминаю, что надо срочно написать заявление на отпуск, ведь скоро ехать ухаживать за матерью, и делаю это сразу, пока не забыла.

– Двух недель тебе не хватит, – слышу голос Лейлы за спиной; она вошла и прочитала на экране мое заявление. – Почему ты не хочешь пригласить патронажную сестру?

– Ага, чтобы потом выслушивать: «Дочь называется, не могла приехать, помощи у нее не допросишься», – вздыхаю я. – Впрочем, ты права, перед отъездом организую за ней хороший уход, найму кого-нибудь. Не оставлять же все на брата с такой оравой на шее.

Щелкаю мышкой «отправить», достаю из сумки еду.

– Надеюсь, все пройдет хорошо. Мы устроимся на ферме. Лето уже на носу, у Робби и Лорен каникулы, там у брата полно ребятни, они любят друг друга. В общем, дети повеселятся и, по крайней мере, будут перед глазами, а что мне еще надо для счастья?

На столе гудит мобильник. Гляжу на экранчик: Фил.

– Ты чего не отвечаешь? – спрашивает Лейла, усаживаясь напротив и принимаясь за еду.

– Да это Фил. У него новая идея: Робби, а возможно, и Лорен нужно отправить на консультацию к психотерапевту. Ему, видите ли, взбрело в голову, что с Робби не случилась бы эта беда, если бы он вовремя рассказал отцу, что чувствовал, когда мы разводились. – (Лейла закатывает глаза.) – Вот и я о том же. Робби наотрез отказывается. Говорит: если родной отец не верит, что я говорю правду, тогда и я не верю, будто папочка хочет мне добра.

– Значит, Фил все еще считает, что Робби сам принял наркотики?

– Он в этом убежден. И говорит, что я круглая дура, если верю своему сыну. Но хватит об этом. – Я цепляю на вилку салат. – Лучше расскажу, что было утром. Имя Тесс Уильямсон тебе о чем-нибудь говорит?

– Ко мне на прием довольно часто приходит ее мать Одри. Я ей выписываю инсулин. Уровень глюкозы у нее частенько шалит, недавно даже два раза лежала в больнице. Но Тесс я редко вижу.

– Месяц назад она приходила, и ты назначила ей противозачаточное.

– И в чем проблема? Побочный эффект?

– Нет.

Подробно рассказываю Лейле, о чем мы с этой девицей беседовали, она слушает не перебивая, пока я не дохожу до того места, когда Тесс признается, что учится в одной школе с нашими мальчиками.

– Я на девяносто девять процентов уверена, что она врет, – заявляет Лейла. – Девчонка учится в другой школе. Точнее, в каком-то интернате. – Она впивается зубами в самсу. – У нее вечно вши в волосах, мамаша с ума сходит, не знает, как от них избавиться.

– Странно, с чего бы ей врать про школу, – говорю я, делая галочку в уме: не забыть сказать об этом О’Рейли. – А потом вдруг спрашивает, удалось ли уже полиции вычислить, кто это сделал.

Лейла перестает жевать.

– Нормальный вопрос, что тут такого?

– Да, нормальный. Только ты спросила бы, нашла ли полиция человека, который это сделал. А если она спрашивает, удалось ли полиции вычислить, то это значит одно: ей что-то известно. Как считаешь?

– Понимаю, о чем ты. – Лейла вытирает руки бумажной салфеткой. – Тебе надо срочно поговорить со своим разлюбезным детективом.

– Уже говорила. Он собирается заняться этим днем. Мне кажется, я уже достала его.

– Как это?

– Да упрашивала, как могла, чтобы пошел и немедленно поговорил с этой Тесс, а он отказался, причем довольно резко.

– Думаю, он ведет несколько дел.

– Да.

– Арчи говорил, что полиция так внимательна, потому что ты скоро получишь награду.

– Еще не известно.

– Полиция всегда больше внимания уделяет образованным пострадавшим или тем, кто имеет влияние в обществе.

– Циничный взгляд.

– Зато реалистичный.

– Может быть, – вздыхаю я. – Условия всегда диктуют власть и деньги.

– И не говори.

Лейла садится на своего любимого конька, реорганизацию НСЗ – Национальной системы здравоохранения страны, и несколько минут мы рассуждаем о том, что бы изменили, будь у нас власть. Потом возвращаемся к Тесс.

– Только ты не очень-то надейся на эту зацепку. – Она дотрагивается до моей руки. – Не исключено, что никакой зацепки и нет.

– Не может такого быть, чтобы совсем никакой.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.