Страница 73 из 77
Сингальский – очень сложный язык. Единственное слово, которое я научилась различать, – «о». Оно означало согласие. Лидия оживленно болтала с несчастным влюбленным пареньком, и я часто слышала это «о». Чувствуя себя единственной незажженной ароматической палочкой в ашраме, я спросила, о чем они разговаривают.
– Сегодня Пойя, то есть полнолуние, особый день в буддийском календаре, – сказала Лидия с таким видом, будто я должна была это знать. – Самое подходящее время для того, чтобы посетить Храм зуба Будды.
Служащий отеля посмотрел на Лидию влюбленными глазами и пообещал, что, пока нас не будет, он приготовит в нашей комнате «кое-что особенное». Затем он извинился и покатил свою тележку дальше, так и не оставив нам пакетиков с чаем.
– «Кое-что особенное»? – недоуменно повторила я. – Странный он какой-то.
– Не думай об этом, – вздохнула Лидия, неодобрительно разглядывая мою красную рубашку. – Только переоденься. Для храма нужно что-то белое.
Понадеявшись, что религиозная часть моего путешествия завершена, после монастыря я запихнула все белые вещи на дно чемодана. О боже! Они оказались настолько мятыми, что я решила сделать вид, будто так и должно быть.
Очередной безумец на тук-туке повез нас по испещренной рытвинами и колеями дороге в город. Он все время притормаживал перед разными магазинами и сообщал, что именно здесь он и его семья покупают полудрагоценные камни/ древности/ дизайнерскую одежду, и если мы вдруг хотим зайти и посмотреть, то он с радостью нас подождет. Лидия объяснила, что это стандартная практика для водителей тук-туков. На обратном пути он заедет в приглянувшиеся нам магазины и получит процент с выручки за наши покупки.
Дочка каждый раз вежливо улыбалась и качала головой, поскольку хотела попасть в храм до наступления жары – и до того, как его заполонят толпы. Я и не подозревала, что храм в Канди так важен для буддистов. Там хранился зуб (точнее, остатки зуба), который когда-то принадлежал самому Будде. Можете представить, какое религиозное значение он имел для жителей Шри-Ланки, да и не только!
Зуб достали из погребального костра Будды в 543 году до Рождества Христова; в IV веке нашей эры дочь правителя Цейлона тайком провезла его на остров в своей прическе. Тот, кому принадлежал зуб, правил страной. Из-за чрезвычайной религиозной значимости храм неоднократно подвергался нападениям. В 1998 году в него врезался начиненный взрывчаткой грузовик. Тогда погибли одиннадцать человек. После каждого взрыва храм старательно восстанавливали, так что со стороны ничего нельзя было заподозрить.
Каждый буддист на Шри-Ланке считает своим долгом хотя бы раз в жизни совершить паломничество в это святое место. И хотя Лидия уже бывала там прежде, посещать храм в полнолуние ей еще не доводилось.
Королевский дворцовый комплекс, созерцающий свое отражение в спокойных водах озера, поражал воображение. Ко входу в храм стекались тысячи людей. Я всегда неуютно чувствовала себя в толпе, поэтому держалась подальше от рок-концертов и футбольных матчей. Завидев, сколько людей решили сегодня посетить храм, я собралась было малодушно отсидеться под деревом с холодным напитком, бросив Лидию на произвол судьбы… Но за поездку на Шри-Ланку я одолела уже немало фобий. Настала пора покончить и с этой.
Мы наняли гида, разулись перед входом в храм и начали подниматься по широкой мраморной лестнице. Из-за давки было нечем дышать. Я чувствовала приближение панической атаки и изо всех сил старалась ее сдержать, понимая, как важно сохранить достоинство хотя бы ради дочери.
– Двигайтесь вместе с толпой, – наставлял нас гид, чувствовавший себя как рыба в воде.
Рубашка на мне мгновенно промокла и прилипла к спине. Пока Лидия покупала три белых лотоса для подношения Будде, я утирала сбегающие по вискам капли пота. Дочь передала один цветок мне, второй – нашему сопровождающему. Он неловко принял цветок из ее рук, смущенно уставившись в пол. Охранник заметил это и начал его поддразнивать.
Я свой лотос и вовсе уронила на пол. Едва я наклонилась, чтобы его поднять, как охранник переполошился.
– Нельзя! – закричал он. – Подношения должны быть чистыми, вы не можете дарить Будде что-то с пола.
Когда мы преодолели лестницу, нас проводили в обрамленный колоннами зал. С потолка, украшенного золотыми цветами лотоса, свисали яркие флаги. На свет вышли музыканты в белых шапочках и саронгах, перевязанных красными поясами. По храму прокатился зачаровывающий ритм барабанов, им вторили духовые инструменты. Вместе они создавали мелодию, под которую легко было впасть в транс.
К несчастью, впереди меня ждало очередное испытание ступеньками. К тому моменту, когда мы вошли в помещение, где хранился зуб Будды, я была больше занята своей одышкой, чем убранством храма. Лидия положила лотос на ларец с реликвией, после чего мы спустились обратно и наконец-то вышли на свежий воздух. Да, нечасто мне доводилось испытывать подобное облегчение!
Рядом с храмом мы увидели чучело величественного слона размером с садовую теплицу. Я собралась было восхититься мастерством таксидермиста, как «чучело» вытянуло хобот в мою сторону. От испуга я чуть не врезалась в дерево, а слон ехидно мне подмигнул. Мужчина протянул ему гроздь бананов на ветке, огромное создание обвило ее морщинистым и потертым, словно старый шланг от пылесоса, хоботом и изящно отправило в рот. Мы с изумлением смотрели, как слон пережевывает бананы вместе с ветками и кожурой.
Гид проводил нас во двор, где сотни женщин сидели, укрывшись в тени деревьев, и слушали доносящийся из громкоговорителя мужской голос. Некоторые старательно внимали учению, другие тихо переговаривались между собой.
– Почему они здесь? – шепотом спросила я у гида.
– Потому что женщины знают о страданиях больше, чем кто-либо, – тихо пояснил он. – Они посвящают жизнь своим близким и приходят сюда, чтобы отдохнуть.
Две бабушки кивали и улыбались чему-то, известному только им. Несколько женщин среднего возраста молчали, но молчание это было дружеским; чувствовалось, что они вскоре возобновят беседу. Время начертало на лице каждой истории их жизней. Все они познали боль, когда производили на свет детей. Все волновались и переживали за сыновей и дочерей, за супругов и родителей. Они отдавали себя целиком и приходили сюда, чтобы обрести немного мира и спокойствия.
Во дворе царила такая приятная атмосфера, что я поймала себя на желании тоже задержаться там, в тени. Хотя на первый взгляд между мной и этими женщинами не было ничего общего, мы приходились друг другу сестрами по духу.
– Те, что постарше, – продолжал вполголоса рассказывать гид, – останутся до вечера. Будут беседовать и пить чай. Молодые уходят пораньше, часов в пять, то есть все равно проведут в саду большую часть дня.
Живой, дышащий круг женщин… Я нашла любовь и поддержку в лице своей группы по йоге, в лице Мэри и подруг, а сейчас, на Шри-Ланке, увидела, как это единство может воплотиться в жизнь. Хотела бы я, чтобы в Мельбурне было место, куда женщины могли приходить, чтобы просто побыть собой.
После очередной головокружительной поездки на тук-туке мы, пыльные и разгоряченные, вернулись в отель.
– Бог ты мой! – воскликнула Лидия, открывая дверь и восхищенно вздыхая.
Наши кровати были украшены скрупулезно выложенным геометрическим узором из красных цветов и треугольных листьев. На каждой подушке лежало по три цветка, аккуратно сложенная пижама Лидии покоилась под одной из них.
Да, ее поклонник не терял времени даром!
Переодевшись в купальники, мы спустились к бассейну. На отель опустился теплый вечер. Я обратила внимание на рекламу прорицателя, работавшего при гостинице. Неожиданно я обнаружила, что шриланкийцы превращают английский в более изящный язык. Например, на табличках в ресторане вместо «зарезервирован» они писали «обещан».
Туристка из Германии кричала своему малышу, чтобы он отошел от края бассейна; французская пара потягивала коктейли за столиком. После простоты и скромности монастыря роскошь отеля воспринималась как нечто нереальное.