Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 77



Наши дочери были красавицами, но каждая по-своему. Пятнадцатилетнюю Катарину, высокую блондинку со светлой кожей, природа одарила синими глазами Филиппа, но в довесок дала мои широкие ступни. Экстраверт от рождения, она всегда была окружена друзьями, в доме часто слышался ее задорный смех. Книги, игра на скрипке, мюзиклы – вот далеко не полный список того, чем увлекалась Катарина. Пару раз она с огромным удовольствием принимала участие в школьных постановках, правда, из-за роста и голоса (альт) ей всегда доставались мужские партии: Дикого Билла Хикока в «Бедовой Джейн»[7] или Берта Хили в «Энни»[8]. Лучшие женские роли получали низкорослые сопрано. Катарина в конце концов согласилась со мной, что партии, написанные для мужчин, гораздо глубже и продуманнее по сравнению с женскими. Солнечный и впечатлительный ребенок, она всегда очень ответственно относилась к учебе. На самом деле иногда мне казалось, что слишком ответственно. А еще Катарина отчаянно хотела котенка. Она обещала, что, если мы его заведем, она сама каждый день будет чистить лоток. Но мы-то знали, что скорее далай-лама перейдет в католичество!

Лидия была чуть ниже Катарины. Очаровательное округлое личико, обрамленное прямыми золотыми волосами, и живые глаза оливкового цвета – вот чем она запоминалась людям. От моего первого мужа, Стива, Лидия унаследовала полные губы и английский фарфоровый оттенок кожи. Рожденная через два года после гибели старшего брата, она стала его маленькой копией, хотя и была левшой, в отличие от Сэма. Но Лидия с самого начала ясно дала понять, что не собирается быть ничьей тенью.

Она никогда не называла меня мамой. Не знаю, почему так вышло. Она словно появилась на свет с твердым убеждением, что мы с ней равны. Мне не очень-то нравилось, что моя делающая первые шаги малышка называет меня Хелен, особенно при незнакомых людях, которые не стеснялись спрашивать, где же мама этой очаровательной крохи.

Зато она спокойно перенесла наш со Стивом развод, который случился вскоре после ее первого дня рождения. А потом полюбила Филиппа, как родного отца.

И все же рождение в семье, пережившей тяжелую утрату, не может не отразиться на ребенке. Лидия с раннего возраста словно чувствовала, что должна исцелять окружающих. Пока ее друзья напевали мелодии из «Улицы Сезам», моя дочь пела «Будь рядом со мной». В пять лет она объявила себя вегетарианцем, после чего мне пришлось врать, из чего делают сосиски. Она отказывалась есть даже шоколад в форме зверушек!

Я надеялась, что англиканская школа для девочек поможет Лидии обрести стабильность, которой ей явно не хватало из-за того, что родители жили раздельно. Часовня при школе была одним из немногих мест, где она могла быть уверена: здесь ее никто не предаст. На Деву Марию можно положиться – Она никогда не разболтает чужие секреты, а Иисус не станет в который раз обсуждать вопрос опеки. Лидия просто влюбилась в викария и попросила, чтобы ее крестили.

В наших с ней отношениях были и взлеты, и падения; особенно тяжело пришлось, когда Филиппа перевели в Мельбурн. Тринадцатилетняя Лидия наотрез отказывалась менять школу и переезжать в другую страну. Впрочем, когда нам наконец удалось ее уговорить, она начала успевать по всем предметам.

Результаты выпускных экзаменов обеспечили Лидию стипендией в Мельбурнском университете. Многие факультеты хотели заполучить мою дочь, но она остановила свой выбор на экономике и политических науках. Хотя оценки продолжали нас радовать, я прекрасно видела, что только работа с инвалидами в свободное от уроков время заставляла ее глаза светиться.

В какой-то момент Лидия потеряла интерес к учебе, потом взяла академический отпуск на год и отправилась путешествовать по странам третьего мира. Когда дочь вернулась с телефоном, забитым фотографиями, и впечатлениями, которых другим хватило бы до конца жизни, я намекнула, что пора задуматься о будущем. Пришло время обживать замечательную новую комнату – и возвращаться в университет.

Я была слишком занята Ширли и не заметила, что у дочери совсем другие планы. В ближайшем будущем меня ждали глубокие потрясения.

4

Вдохновение

Учителя могут приходить в самых разных обличьях

Лидия с Катариной решили не тратить время даром и сразу начали придавать своим комнатам индивидуальный облик. На первом этаже было прекрасно слышно, как они передвигают кровати и вешают картины. Катарина сходила в лавку старьевщика и вернулась с богатым уловом – кинопостерами пятидесятых годов и покрывалом в цветочек. Завершающим штрихом стали расставленные вдоль стен книги и электрические гирлянды на окне.



Лидия не пускала меня в свою спальню, пока не закончила. Я примерно представляла, что там есть из обстановки – комод и наша старая кровать. Тот факт, что дочь спала на двуспальной супружеской кровати, вряд ли порадовал бы мою маму. («Зачем девочке в двадцать три года такая постель? Ты сама подталкиваешь ее к тому, чтобы забыть о морали под крышей родительского дома!»)

Оценить проделанную работу должен был парень Лидии, которого она пригласила для предварительного показа. Высокий, привлекательный, с завязанными в хвост темными волосами, Нэд работал джазовым пианистом на полставки. У него были «кое-какие проблемы», но Лидия заверила нас, что их легко решить с помощью лекарств.

Явно довольный оказанной ему честью, Нэд вежливо кивнул мне, после чего устремился наверх. Я ничего не имела против парня Лидии. На вечеринке, устроенной в честь помолвки Роба, мы вместе танцевали под композицию «I’ve Got You Under My Skin» (эта песня всегда напоминала мне о маминой экземе, которая ужасно чесалась и доставляла ей массу неудобств).

Думаю, если бы мама увидела, как на следующее утро Нэд спускается вниз, ее экзема точно разыгралась бы не на шутку! На нем был свитер крупной вязки с потертыми рукавами; что касается пучка волос на подбородке, я не могла сказать точно, было ли так задумано для красоты или же он просто отвлекся, когда брился. В любом случае, все в облике Нэда кричало о том, что «работа в процессе».

Беззаботно напевая, он налил себе кофе. Больше у нас в доме никто такой привычки не имел. Лидия несколько раз оставалась на ночь у Нэда, так что я не возражала против его ночевок у нас. На самом деле, мне было куда спокойнее, когда я знала, что она спит в своей кровати, а уж лежит рядом с ней ее парень или нет – не так важно.

Филипп подобной терпимостью не отличался. Ворвавшись на кухню уже в рабочем костюме, он отрывисто поприветствовал Нэда и сел за стол напротив. Взгляды двух самцов скрестились над петушком, нарисованным на коробке с кукурузными хлопьями; в комнате ощутимо похолодало. Я подумала, что концентрация тестостерона на кухне превышает допустимую норму.

Когда Нэд ушел, я спросила Лидию, нельзя ли мне посмотреть на ее обновленную комнату. Дочка покачала головой. Еще не все готово. Она пообещала, что покажет мне спальню вечером, после работы.

– Кто у тебя сегодня? – поинтересовалась я.

– Мальчишки, – ответила Лидия. – Мы ведем их в аквариум.

– Тебе кто-нибудь поможет?

– Да, конечно. Они не очень хорошо передвигаются самостоятельно.

Выйдя на веранду, я помахала вслед дочери, которая спешила к припаркованному перед домом серому автобусу. Я слабо представляла, как Лидии удается перевозить в нем клиентов в целости и сохранности. Если она брала мою машину, то параллельная парковка в ее исполнении всегда заканчивалась царапинами на соседних автомобилях. Правда, за рулем автобуса она становилась другим человеком – куда более сосредоточенным и ответственным.

– А у тебя есть права, чтобы управлять этой штукой? – спросила я полушутя-полусерьезно.

Лидия пожала плечами, устроилась на водительском сиденье и завела двигатель.

Каждый раз, когда она на моих глазах грузила в автобус своих подопечных, многие из которых питались через трубочку и дышали при помощи кислородной маски, я чувствовала огромное уважение к дочери. Я в ее возрасте и подумать не могла о подобном самоотречении, а для Лидии с друзьями такое поведение было само собой разумеющимся.