Страница 55 из 77
К дому подъехало такси. Филипп закрыл чемодан и пошел к выходу. Джона вцепился в сумку, явно вознамерившись намертво к ней прилипнуть. Муж взял его на руки, поцеловал в пушистый лоб и заверил, что скоро вернется. Филипп держал кота на уровне лица, а тот вытянул лапу и прижал ее к груди хозяина, как будто оставил отпечаток на его сердце.
Протиснувшись с чемоданом через едва открытую дверь, мы встали на тротуаре, чтобы попрощаться. В окне гостиной никого не было видно.
– Он по тебе даже не скучает, – попыталась успокоить мужа я.
– Да нет, скучает, – ответил он, указывая на окно на втором этаже. Оттуда на нас смотрела одинокая кошачья мордочка.
Джона страдал от проклятия всех экстравертов. Он отчаянно нуждался в людях. Если рядом не было никого, кто бы восхищался его ослепительной личностью, наш кот увядал. Всеобщее обожание, игры с удочками и ленточками, ленивое валяние на хозяйских коленях, азартные побеги в соседские сады – он без этого жить не мог. Вивьен называла это боязнью разлуки.
И в чем-то я его понимала. В первые годы брака я бы тоже сходила с ума, вздумай Филипп уехать на шесть недель. Но на полотне всей жизни полтора месяца были едва заметным мазком. Несколько выпусков любимого телешоу, шесть серий нового сериала, пара сотен чашек кофе. Недели пролетят незаметно, пока Филипп будет наслаждаться лекциями, семинарами и встречами с интересными людьми (среди которых, надеюсь, не будет роскошных дамочек, нацелившихся на повторный брак).
В конце концов, я тоже собиралась извлечь выгоду из отсутствия мужа. Помимо обязательных шоколадных «брауни», мы с девочками будем ужинать раньше, а еще лопать китайскую лапшу за просмотром сериала «Как я встретил вашу маму» (пока Лидия не отправится наверх медитировать).
Еще у меня будет больше времени на то, чтобы приобщить Лидию к незамысловатым радостям женщин поколения Y. Хотя до сих пор у меня не очень-то получалось. В редких случаях, когда нам с Катариной удавалось заманить ее на романтическую комедию в кино, она скучала и зевала на протяжении всего сеанса. «Горячие» звезды не производили на нее никакого впечатления. Маникюр Лидию тоже не интересовал. Если я покупала низкопробные журналы, предназначенные для двадцатилетних, они скоро оказывались в мусорном ведре.
Пока Филипп был в США, я могла спать без берушей, целыми днями ходить по дому в ночной рубашке и решать кроссворды в кровати, не оправдываясь, что это нужно для тренировки мозгов.
К тому же Катарина в этом году заканчивала школу. Хотя издатели и надеялись, что я вот-вот сяду за новую книгу, я решила отложить ее до лучших времен ради последнего рубежа полномасштабного материнства.
Будучи прилежной ученицей, Катарина твердо намеревалась показать превосходные результаты в Международном бакалавриате[25]. И она заслуживала поддержку матери, особенно во время изматывающей подготовки к выпускным экзаменам. Я хотела быть рядом – и не только в качестве круглосуточной прислуги.
Несколько раз в неделю я получала от дочери тревожные сообщения с просьбой привезти в школу забытые учебники или коробку с завтраком. После уроков Катарину ждали чашка горячего шоколада и Джона, который обнимал ее лапами за шею и мурчал на своем кошачьем языке, что она все делает правильно.
В первое же утро после отъезда Филиппа заведенный порядок нарушился. Джона, как обычно, разбудил меня настойчивым боданием в дверь. Я вылезла из-под одеяла и впустила его в комнату. Звеня удочкой с колокольчиком, Джона радостно запрыгнул на кровать, но обнаружил, что Филиппа под одеялом нет. Нет даже теплой подушки, которая намекала бы, что Филипп отправился на кухню приготовить чай и тосты. Некоторое время Джона озадаченно таращился на холодную, не смятую подушку. Ничего не изменилось. Окончательно приуныв, он выронил удочку и тоскливо уставился в окно.
– Все хорошо, малыш, – сказала я. – Я с тобой поиграю.
Джона презрительно сощурился. С удочкой я обращалась хуже некуда. Мне не хватало скорости и высоты, я реагировала слишком медленно, так что поймать добычу не составляло труда. Кот спрыгнул с кровати и направился к двери, чтобы вскоре вернуться с розовой ленточкой, которую он положил на мою раскрытую ладонь. Значит, я в лиге цветочных ленточек… Ну ладно! Я потрясла новой игрушкой, стараясь развлечь кота, но мои навыки его явно разочаровали. Я играла как женщина, а не как мужчина. Джоне стало скучно, он пронзительно мяукнул и ушел. Даже Мария, покидавшая детей фон Траппа, чтобы вернуться в монастырь, вряд ли смогла бы выразить своим уходом такую глубокую тоску[26].
Пару дней спустя, размахивая невыносимо тяжелыми гантелями в комнате маркиза де Сада под руководством Питера, моего персонального тренера, я почувствовала мерзкий кислый запах. Питер сказал, что ничего не чувствует.
После его ухода я проверила шкафы и вентиляционную систему – на случай, если там умерло какое-нибудь мелкое животное. Отвратительный запах усиливался возле окон, но я никак не могла найти его источник. Может, Питер был прав и у меня разыгралось воображение… Хотя не исключено, что он просто пытался казаться вежливым.
К четвергу запах усилился. Я снова спросила тренера, не чувствует ли он чего-нибудь. Питер принялся яростно все отрицать. Он клялся, что никакого запаха нет. Значит, у нас действительно воняло!
Когда он ушел, я решила обыскать комнату с закрытыми глазами. Удивительно, как обостряется обоняние, стоит нам отказаться от зрения. Запах точно усиливался рядом с окном, возле штор… Нет, он шел от самих штор! Я открыла глаза; верхняя часть занавесок висела нетронутыми складками, так что я опустилась на колени и подняла ткань, почти соприкасавшуюся с полом. Вонь стала такой сильной, что я отшатнулась. Отодвинув штору как можно дальше, я изучила желтое пятно. Да, сам дьявол не отказался бы от такого освежителя воздуха!
В этот момент я вспомнила о загадочных полосках на стене в прачечной. Когда я попросила маляров их закрасить, а потом обнаружила, что они никуда не делись, я решила, что рабочие о них просто забыли. Но ребята были такими славными, что я решила не придираться. Мне и в голову не пришло, что они закрасили старые пятна, но какая-то злая сила заменила их новыми.
Нет, это было отнюдь не современное искусство. Но мне бы и в голову не пришло, что цивилизованный кот может опуститься до такого.
Шторы немедленно отправили в химчистку и повесили на место. Через какое-то время пятна вернулись. Шторы снова поехали в химчистку, а Джоне запретили заходить в тренажерную комнату. Его это обстоятельство сильно расстроило: кот любил валяться на резиновом коврике для тренировок и дважды в неделю демонстрировать Питеру свои версии йогических асан.
Месть не заставила себя ждать. Джона очень тщательно подошел к выбору целей: он знал, как нас расстроить. Кровать Лидии, полка с любимыми книгами Катарины, ее скрипка, мой письменный стол. И – апофеоз всему! – манеж малышки Энни.
Мы с девочками сами стали похожи на кошек, поскольку все время ходили и принюхивались в поисках новых пятен. Оказалось, что из нас троих у Катарины самый чувствительный нос. Мы купили ультрафиолетовую лампу, средство для дезинфекции и полный набор биоразлагающихся чистящих средств.
Ветеринар вручил нам специальную жидкость для таких случаев. Правда, она пахла почти так же мерзко, как и то, что должна была нейтрализовать. Увидев размеры баллона с жидкостью, я почувствовала, что сердце медленно уходит в пятки. Кому вздумается покупать ее в таких количествах? Безумным кошатникам с тысячей кошек? Или наша проблема никогда не решится?…
– Он метит территорию, – авторитетно заявила Вивьен, когда я позвонила и пожаловалась на Джону.
– Клео так никогда не делала! – ответила я. – Хотя нет, один раз было. Но всего один!
– Клео – кошка. А территорию метят самцы. Вот почему люди предпочитают заводить кошек. Не исключено, что именно поэтому Джону так долго не могли продать.