День помощи

От взрыва кумулятивной боеголовки весом сто фунтов субмарина содрогнулась от носа до кормы. Струя раскаленных газов, для которой титан не оказался достаточно серьезным препятствием, пронзила легкий корпус, прочный корпус, и внутрь подлодки хлынула вода, сбивая с ног тех моряков, которые устояли при взрыве.

– Прямое попадание! Затопление торпедного отсека, – доложил старший помощник "Костромы". – Поступает забортная вода.

– Всем покинуть торпедный отсек, задраить люки, – приказал Казаков. Герметичные полусферические переборки, способные выдержать колоссальное давление, разделяли подлодку на несколько отсеков, при затоплении каждого из которых она сохраняла плавучесть. – Команде борьбы за живучесть приступить к действиям по устранению повреждений. Осмотреться в отсеках, доложить о потерях!

Автоматически захлопнулись люки, изолируя поврежденный отсек и препятствуя затоплению тех, которые оставались невредимыми. Там, за сопротивлявшейся колоссальному давлению переборкой, остались, как выяснилось чуть позже, восемь моряков, находившихся на боевых постах в торпедном отсеке. Первая кровь пролилась.

"Орион" выполнил разворот, вновь направившись к скрытой тонким слоем воды русской субмарине, по-прежнему державшейся на перископной глубине. Командир экипажа был намерен добить уже и так смертельно раненого противника. Но за каждым маневром американцев пристально наблюдали.

– Он идет на второй заход, – сообщил майор Земсков, державшийся позади американского самолета. – Мы больше не можем ждать, командир. Я атакую "Орион"!

– Отставить, второй, – раздался в наушниках предостерегающий окрик Конева, но было поздно.

Счет пошел на мгновения. Су-33, пилотируемый майором, пронесся мимо "Ориона", выполнив крутой вираж, и нацелившись на беззащитный американский самолет.

– Бог мой, – выдохнул командир "Ориона" за секунду до того, как майор Земсков, поймав его самолет в перекрестье прицела на лобовом стекле своего истребителя, вдавил гашетку.

Трассирующие снаряды сверкающим пунктиром прочертили по-утреннему пасмурное небо, и правый двигатель противолодочного самолета превратился в огненный шар.

– Я второй, – для бортовых самописцев произнес Земсков, наблюдая не без удовлетворения, как "Орион" планирует к водной поверхности, оставляя за собой дымный след. – Цель поражена!

Внезапно в кабине раздался пронзительный писк системы предупреждения об облучении, означавший, что "Сухой" Земскова попал в захват.

– Четыре воздушные цели, – сообщил Конев, увидев отметки чужих самолетов на радаре. – Приближаются с северо-запада. Дальность шестьдесят километров, высота полета шесть тысяч метров. На запрос не отвечают. Предполагаю, это американские палубные истребители.

Помощь, на которую так надеялся экипаж "Ориона", появилась лишь на несколько секунд позже, чем было нужно. Для кого-то эти секунды стали решающими.

– Бой не принимать, – приказал командовавший полетами офицер с борта авианесущего крейсера. – Повторяю, уклоняйтесь от боя и возвращайтесь на корабль!

Все это время радисты безуспешно пытались связаться с американским адмиралом, и Спиридонов надеялся, что возникшую ситуацию удастся разрешить, пока не случилось непоправимое. Разумеется, воздушный бой с участием пилотов с "Кузнецова" этому никак не мог способствовать. Но у тех, кто явился на защиту "Ориона" были иные планы.

– "Орион" теряет высоту, – сообщил на авианосец один из американских пилотов. – Он подбит. Наблюдаю в непосредственной близости от него две воздушные цели. Предполагаю, это русские палубные истребители "Фланкер". Они атаковали наш патрульный самолет.

– Уничтожить русских, – услышав сообщение, приказал командующий американской эскадрой. – Сбить их всех!

Русские первыми нажали на курок, продемонстрировав свои агрессивные намерения, и контр-адмирал Бридж не сомневался ни секунды, дав такую команду.

Майор Эдвин Фаррис видел, как русские вогнали в волны "Орион", вернее, он видел, как внезапно исчезла отметка на радаре, обозначавшая противолодочный "Локхид", исчезла после того, как рядом с ней оказался один из "чужих". И приказ, поступивший от самого командующего, ничуть не удивили и не шокировал опытного пилота.

– Я – Шершень-двадцать один, "Фланкер" в захвате, – доложил майор, когда вокруг силуэта русского истребителя замкнулось кольцо прицела, перемещавшееся по индикатору на лобовом стекле "Супер Хорнита". – Расстояние до цели – тридцать миль. Готов стрелять, жду приказа!

Спокойно и размеренно, без суеты, Фаррис делал свою работу, то, за что ему неплохо платили, то, чему его учили не один год, за что им гордилась страна и в чем он был, без сомнения, мастером. Противник перешел черту, и теперь следовало забыть о компромиссах.

– Огонь! – И сразу четыре ракеты "воздух-воздух" сорвались с направляющих под крылом истребителя, метеоритным дождем ринувшись к пятнисто-зеленому "Сухому".

Одновременно с командиром пилоты трех других "Супер Хорнитов" тоже дали залп, избрав целями один из двух русских истребителей. Летчики из авиакрыла "Авраама Линкольна" ближе всех находились к месту событий, и, тем не менее, не успели, не смогли предотвратить гибель патрульного "Ориона". Но они все еще могли наказать русских.

Выпущенные с дистанции, превышающей прямую видимость, ракеты AIM-120A летели к цели, подчиняясь инерциальной системе наведения, по заранее введенным в нее координатам "Фланкера". За целями непрерывно следили бортовые радары "Супер Хорнитов" AN/APG-73, с борта которых в автоматическом режиме посылались команды системам наведения ракет.

– Я второй, – закричал Земсков, бросив свой истребитель к самой воде, чтобы сорвать захват. – Атакован. Выполняю противоракетный маневр!

Русские пилоты выжимали из своих машин все, на что те были способны. Комплекс бортовой самообороны, включавший станцию постановки активных помех, а также контейнеры с дипольными отражателями и пока не нужными тепловыми ложными целями, работал на пределе возможностей, пытаясь сбить с толку стаю приближавшихся к "Сухим" ракет.

"Супер Хорниты" и лишь немного опережавшие их ракеты стремительно сближались с русскими истребителями, и Коневу с Земсковым пришлось сделать все, чтобы не оказаться сбитыми в первые мгновения боя. Сейчас пилотов не интересовала политика, оставшаяся где-то там, внизу, на грешной земле. Они вступили в бой, не забивая себе головы мыслями о том, чем обернется эта схватка для судеб двух держав.

Земсков, поставив истребитель на крыло, едва не пробороздил поверхность воды, рассыпая за собой облака дипольных отражателей, создавших для головок наведения американских ракет массу ложных целей. Пара AMRAAM'ов, привлеченных этими целями, ушла в сторону, еще два столкнулись в воздухе при маневре, и одна врезалась в волны, обманутая потоком активных помех.

Командиру звена повезло меньше, несмотря на его опыт, и майор увидел, как Су-33 полковника Конева, уже охваченный пламенем, пронзил поверхность моря. Ракета повредила оба двигателя, когда "Сухой" находился на высоте не более двадцати метров над водой, при этом, продолжая снижаться, и никакой возможности воспользоваться катапультой у полковника не было.

– Суки, – сквозь зубы прошипел Земсков, направив свою машину в зенит. – Суки!

Пилот видел, как погиб командир, глупо, без всякой пользы, не успев сделать ни единого выстрела. Майору повезло больше, и, хотя от чудовищной перегрузки у него потемнело в глазах несмотря на компенсационный костюм, еще две ракеты, оказавшиеся менее маневренными, чем детище конструкторского бюро Сухого, врезались в воду.