А что, если бы

Великая битва при Платеях, разыгравшаяся весной[30] после Саламинской победы, завершилась разгромом сухопутных сил персов и привела к их окончательному изгнанию из Греции. Однако как знаковая веха эта битва может быть воспринята лишь в контексте сентябрьского триумфа при Саламине — триумфа тактического, стратегического и духовного. При Платеях персы сражались без своего царя — после поражения на море Ксеркс покинул Грецию и увел с собой лучшую часть войска. У побережья восточной Беотии не курсировал мощный персидский флот. К тому же разобщенные полисы, ожесточенно соперничавшие вплоть до самого Саламинского сражения, воодушевились успехом и при Платеях выступили наконец единым фронтом. Эллины вывели в поле 70 тысяч одних только гоплитов[31], не говоря о вспомогательных легковооруженных отрядах — гораздо больше, чем им удавалось собрать когда-либо прежде. Таким образом, деморализованным недавним поражением персам пришлось сражаться без царя, без флота и без привычного для них подавляющего численного превосходства. Подкрепления с моря им ожидать не приходилось. Эллины же рвались в бой, полагая, что отступающие из Аттики персы деморализованы недавним разгромом своего флота и тем, что царь и высшие сановники бросили их во враждебной стране.

 Победы при Марафоне и Платеях — так же как неудачи при Артемисии и Фермопилах — не являлись решающими моментами десятилетнего греко-персидского противостояния. Марафон отсрочил завоевание Греции, Платеи покончили с надеждой Персии на такое завоевание, но невозможным его сделал именно Саламин.

Но если согласиться с тем, что победитель в греко-персидских войнах определился при Саламине, следует задаться вопросом — благодаря чему удалось эллинам одержать столь значимую победу?

Источники пятого века до н.э. — «История» Геродота и «Персы» Эсхила, наряду с более поздними, наиболее примечательными из коих являются писания Диодора и Плутарха, а также топографическая реконструкция местности, позволяют восстановить картину сражения с известной степенью достоверности. После долгих споров вожди панэллинского флота согласились принять план афинского стратега Фемистокла, согласно которому греческие суда, числом около трехсот пятидесяти[32], должны были сразиться с несравненно более сильной (насчитывавшей по разным сведениям от шестисот до тысячи кораблей) персидской армадой в узком проливе между островом Саламин и побережьем материковой Греции к западу от Афин. Персы к тому времени заняли почти всю Аттику и на юге патрулировали территорию вплоть до города Мегары, что лежит всего в нескольких сотнях ярдов напротив северной оконечности Саламина. Афиняне рассеялись: мужчины, способные держать оружие, сосредоточились на Саламине, тогда как женщин, стариков и детей отправили на более отдаленный остров Эгина и лежавшее на юго-западе побережье Арголиды.

Помимо очевидной — отбить захваченный врагами город[33]  —   Фемистокл ставил перед собой и несколько иную задачу — навязать врагу бой немедленно. Это надо было сделать, пока эллины еще не успели свыкнуться с мыслью о потере оккупированной всего несколько недель назад Аттики и антиперсидская коалиция не распалась. При этом он утверждал, что в тесном проливе, при явной нехватке пространства для маневра, персы не смогут ввести в сражение весь флот одновременно и реализовать таким образом численное преимущество. Оно будет сведено к нулю, в то время как эллинам представится возможность использовать качественное превосходство своих более тяжелых кораблей. Не опасаясь захода с тыла или охвата с флангов, греки могли беспрепятственно наносить таранные удары в борта более легких персидских, ионийских и финикийских судов передней линии, тогда как остальной вражеский флот оставался незадействованным. Экипажи поврежденных эллинских судов могли найти спасение на Саламине, тогда как моряков и воинов, спасавшихся с идущих ко дну кораблей персов, ждала неминуемая гибель от копий засевших на множестве мелких островков афинских гоплитов.

 Морское сражение, состоявшееся между двадцатым и тридцатым сентября 480 года до н.э., продолжалось целый день, и к ночи потерявший половину судов персидский флот был рассеян. Успех греков определился тем, что им удалось свести на нет превосходство противника как в численности, так и в мореходном искусстве, причем если достигнут успех был в ходе боя, то его предпосылки созданы еще раньше. Эллины ввели врагов в заблуждение, создав у тех впечатление, будто они отступают на северо-запад по проливу между Мегарой и Саламином, и это заставило персов совершить сразу две роковые ошибки. Во-первых, они отделили часть армады чтобы перекрыть выход из пролива и, таким образом, вывели значительные силы из боя. Во-вторых, оставшимся кораблям Ксеркс приказал войти в пролив между Саламином и побережьем Аттики и плыть всю ночь, в результате чего к утру экипажи его кораблей были измотаны, а сам флот заперт на ограниченном пространстве. В описании деталей сражения древние источники расходятся, но представляется весьма вероятным, что 350 эллинских трирем атаковали, выстроившись в две линии, причем каждая растянулась на ширину пролива, составлявшую около двух миль. Персы, даже если бы они сумели выстроить свой зажатый между островом и материком флот в боевой порядок, не могли одновременно ввести в сражение намного больше кораблей, чем греки. У Геродота и Эсхила, не говоря уж о позднейших источниках, ход самой битвы освещается довольно скудно, однако несомненно, что основой эллинской тактики было использование тяжелых судов для нанесения таранных ударов. Греки, чьи семьи укрылись на Саламине и побережье Пелопоннеса, сражались с мужеством отчаяния и сумели обратить в бегство многоплеменную вражескую армаду, хотя даже после завершения битвы численное превосходство оставалось за персами. Однако завоеватели пали духом, и спустя несколько дней Ксеркс в сопровождении шестидесятитысячной личной гвардии отплыл на родину, поручив ведение войны своему наместнику Мардонию, оставшемуся в Греции с немалыми сухопутными силами. Таким, в основных чертах, представляется нам ход Саламинской битвы.

Два чрезвычайно важных достижения — то, что битва состоялась именно в Саламинском проливе, и то, что она оказалась победоносной, — следует признать личной заслугой Фемистокла. Именно он и разработал план сражения, и убедил прочих эллинских вождей принять его. Не случись этого, греки или отказались бы от сражения, или проиграли его, что в долгосрочном историческом плане означало одно и то же — окончательную победу персов и гибель во младенчестве зарождавшейся западной культуры. Никто, кроме Фемистокла, не сумел бы возглавить объединенный греческий флот и направить его на защиту Афин.

Нам представляется, что ему принадлежала сама идея морского сражения. Недаром ранее он настойчиво убеждал соотечественников в том, что упомянутые в пророчестве Дельфийского оракула спасительные для Афин «деревянные стены» есть не что иное, как корабли[34], и нажимал на последние две строки Аполлона, где говорилось о «божественном Саламине». Только по настоянию Фемистокла афиняне эвакуировались морем, оставив врагу и Аттику, и свою столицу. То был мудрый, но нелегкий шаг, ибо традиция предписывала защищать родные очаги до последней капли крови и афинские гоплиты готовы были сложить головы на равнинах Аттики. Нельзя не вспомнить и о том, что многочисленный (около 250 судов)[35] и хорошо оснащенный флот[36] Афины также имели лишь благодаря упорству, проявленному Фемистоклом двумя годами ранее. В бытность свою архонтом он в жарком споре добился решения не делить доходы от недавно открытых серебряных рудников между гражданами, но употребить на строительство кораблей и обучение моряков, призванных защитить афинскую демократию от угрозы, исходит ли она от персов или других полисов. Благодаря его прозорливости в 482 г. Афины обзавелись новопостроенным, сильнейшим в Греции флотом.

30

Битва при Платеях произошла уже летом. Мардоний повторно взял Афины в июне, а сражение случилось после этого.

31

Согласно подсчетам Геродота (IX, 29), гоплитов было 38 700. Число 70 000 включает легковооруженных воинов и прислугу.

32

Цифра округлена автором, в действительности — 380 или 310.

33

Конечно же, Фемистокл стремился рано или поздно отбить Афины. Но очевидно, что его непосредственные планы были связаны с морской битвой, а не с этой невозможной на тот момент задачей.

34

Оракул, приводимый у Геродота (VII, 141), некоторые афинские политики пытались истолковать в смысле неприступности деревянных стен Акрополя, но возобладало мнение Фемистокла, относившего слова пророчества к кораблям.

35

При Саламине Афины выставили 180 судов, а ранее, при Артемисии, 127, из которых потеряли немного. Происхождение цифры в 250 кораблей неясно.

36

Афины в силу ряда условий — экономических, политических, климатических — издревле представляли собой «талассократию», то есть ориентировались на море и были, прежде всего, морской державой. Афинский флот долгие годы господствовал в Эгейском море и восточной части Средиземного.