Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 96 из 210

многообразия выражений для одного предмета, так в санскрите «слон» называется дважды пьющим, двузубым, одноруким, т.е. предмет подразумевается всегда один, но понятий обозначается несколько. Язык воспроизводит не предметы, а понятия о них, самодеятельно духом образованные в языковом порождении, - именно об этом образовании, поскольку оно рассматривается как совершенно внутреннее образование, как бы предшествующее артикуляционному чувству, и идет здесь речь. Само собою разумеется, что такое разделение и противопоставление возможно только в теоретическом анализе. С другой точки зрения, сближаются два последних случая из названных трех. Общие отношения, как и грамматические словоизменения (Wortbeugungen), покоятся большею частью на общих формах созерцания и логического упорядочения понятий. Здесь может быть установлена обозримая система, с которою можно сравнить то, что порождается всяким особым языком, и здесь опять можно говорить о полноте и правильном выделении того, что подлежит обозначению, и о самом обозначении, идейно выбранном для всякого такого понятия. Но так как здесь всегда обозначаются нечувственные понятия, часто одни только отношения, то понятие для языка часто, если не всегда, должно приниматься образно. Здесь-то и обнаруживаются собственные глубины языкового чувства, — в связи господствующих над всем языком простейших понятий. Здесь открывается то, чем язык как такой наиболее своеобразно, и как бы инстинктивно, обосновывается в духе. Здесь меньше всего могут быть допущены индивидуальные различия, - они могут состоять только в более продуктивном пользовании языком или в более ясном и доступном сознанию обозначении, почерпаемом из этой .дубины. В чувственное созерцание, фантазию, чувство и, через их взаимодействие, в характер вообще глубже проникает обозначение отдельных внутренних и внешних предметов, так как здесь поистине природа связывается с человеком, и отчасти действительно материальное содержание - с формирующим духом. В этой области по преимуществу, поэтому, проявляются национальные особенности. Великая межа прокладывается здесь в зависимости от того, вкладывает народ в свой язык больше объективной реальности или больше субъективной интимности (I

вее или медленнее, обнаруживая своеобразную природу духа, сказывается в выражении мыслей и ощущений народа. Здесь анализ языка встречается с труднейшими задачами, потому что такие своеобразия лишь в незначительной степени запечатлеваются в отдельных формах и определенных законах. Но, с другой стороны, способ синтаксического образования целых идейных рядов очень точно связан с образованием грамматических форм. Бедность и неопределенность форм не допускает языкового простора для мысли и вынуждает к простому, довольствующемуся немногими опорными пунктами, строению периода. Но есть в строении периодов и в словосочетании много такого, что зависит от каждого говорящего или пишущего. Язык обеспечивает свободу и богатство средств для многообразия оборотов. Поэтому, не меняясь в звуках, и еще менее в своих формах и законах, язык обогащается вместе с развитием идей. В ту же оболочку вкладывается новый смысл, в одном запечатлении дается различное, по одинаковым законам связи намечаются разные ступени хода идеи. Таков неизменный плод литературы народа, а в особенности его поэзии и философии; науки лишь доставляют языку новый материал или определяют прочнее уже существующий, но поэзия и философия касаются интимнейшей стороны человека и действуют на язык сильнее и зиждительнее.

Связь звуковой формы с внутренними языковыми законами завершает развитие языка, достигая высшего пункта в истинном и чистом проникновении их друг другом. Это совершается в одновременных актах порождающего язык духа, так как с самых первых своих элементов языковое порождение есть синтетический процесс, и притом в самом истинном смысле этого слова, т.е. где синтез создает нечто, чего не было в связываемых частях, взятых самих по себе. Совершенный синтез получается не из частностей, а из совокупности свойств и формы языка; он есть продукт силы языкового порождения в каждый данный момент, и точно отражает степень этой силы. Язык часто, но в особенности здесь, в глубочайших и наименее объяснимых частях своих, напоминает искусство.

Язык противостоит бесконечной области мыслимого, он должен быть в состоянии найти конечным средствам бесконечное употребление (Gebrauch), и он может этого достигнуть вследствие тожества силы, порождающей мысли и язык. - С одной стороны, обозначать понятие звуком, значит связывать вещи по природе своей истинно несоединимые. С другой стороны, понятие так мало может быть отрешено от слова, как человек от своей физиономии. Поэтому связь столь отличных по природе стихий, как понятие и звук (даже совершенно отвлекаясь от телесного звучания последнего), требует опосредствования чем-то третьим, в чем они оба могли бы встретиться. Это посредству





юшее всегда бывает чувственной природы, как, например, в слове Vernunft представление des Nehmens, в слове Verstand - des Stehens и т.п., - оно относится или к внешнему ощущению, или к внутреннему, или к деятельности. Если такое посредствующее открывается правильно, то путем отделения конкретного можно достигнуть общих сфер пространства и времени и степени ощущения, т.е. привести к интенсивности или экстенсивности, или к изменению в том и другом.

Грамматическое образование возникает из законов самого мышления с помощью языка и состоит в конгруэнтности звуковых форм с зтими законами. Такая конгруэнтность в том или ином виде должна быть присуща каждому языку, разница - только в степени, чём и определяется высота совершенства языка. Его полное совершенство требует, чтобы всякое слово запечатлевалось в виде определенной части и являлось носителем свойств, которые распознает в слове философский анализ. Оно, следовательно, необходимо предполагает флексию. Рефлектирующее сознание, отсутствующее при возникновении языка и не являющееся, поэтому, творческою силою в процессе образования звуков, здесь не играет роли. Всякое преимущество языка в этой жизненной функции его проистекает первоначально из живого чувственного мировоззрения. Предметы внешнего созерцания и внутреннего чувства воспроизводятся в двояком отношении - в их особых качественных свойствах, различающихся индивидуально, и в их общем родовом понятии. Из распознания этого двойного отношения предметов, из чувства их правильного взаимоотношения и из живости каждого отдельного впечатления, как бы само собою, возникает флексия, как языковое выражение созерцаемого и чувствуемого. Метод флексий - единственный, сообщающий слову, для духа и для слуха, истинную внутреннюю прочность и обеспечивающий распределение частей предложения соответственно переплетению мысли.

Внешнею структурою и грамматическим строением языка вообще далеко еще не исчерпывается его сущность, истинный характер его сокрыт глубже, и может быть раскрыт только в общем ходе развития языков. В период образования форм народы больше занимаются языком, чем его целью, чем тем, что они хотят обозначить. Язык возникает подобно кристаллу в физической природе, это - постепенное, но закономерное образование. Когда кристаллизация закончена, язык как бы готов. Орудие — есть, и духу остается пользоваться им и приноровляться к нему. От способа, каким дух выражается здесь, зависит колоритность (Farbe) и характер языка. Язык продолжает жить и развиваться, работа духа продолжает оказывать влияние на структуру языка и на строение его форм, но все же собственные законы духа теперь стесняют свободное действие его интеллекта, и чем более он пользуется уже