Страница 15 из 71
— Господи! — только и могла вымолвить Феврония и закрыла лицо руками.
Дня через два Савелий повесился. Хоронили его за кладбищенской стеной: могила самоубийцы не должна быть рядом с теми, кто по-христиански отдал душу всевышнему.
Вечером старец Амвросий вместо панихиды читал домочадцам:
— ...И рече бог ко Иеремию: не молиться о людях сих, аще бо восстанет Моисей и Самуил, не услыши их...
Митродора украдкой вытирала слезы. Лукьян был угрюм. Нестор стоял с опущенной головой, а в соседней комнате, захватив голову руками, металась пораженная страшной догадкой Феврония.
После сева Василий со своим дружком Прохором зачастили к Красикову. Как всегда, Кирилл встретил ребят радушно:
— Заходите, заходите, — здороваясь, заговорил он. — Отсеялись?
— Ага. Теперь за пары принялись, — перешагивая порог избы, ответил Обласов. — Я вижу, за новую работу взялся? — оглядывая старые кадушки и лагуны, стоявшие в сенках, заметил он.
— Бондарничаю. У нас одна забота — работай до пота.
— Ясно, не чета, скажем, Лукьяну, — вмешался в разговор Прохор. — Тому житье, а нам вытье. Ты вот прошлый раз начал рассказывать нам про большевиков, да помешал двоеданский псалмопей, который принес тебе лагушку для починки, — продолжал Прохор.
— А-а, помню, помню. Правда, тогда не удалось объяснить, но сегодня, думаю, никто нам не помешает, — Красиков подсел ближе к ребятам, начал свой неторопливый рассказ о партии Ленина.
— Вот это здорово! Значит, большевики стоят за то, чтобы фабрики и заводы отдать рабочим, а землю — тем, кто ее пашет. Только я так думаю, Вася, — возвращаясь от Кирилла уже в сумерках домой, говорил Прохор, — что это дело не так-то просто. Вот, скажем, Лукьян отдаст свои пашни так себе, за спасибо? Нет, тут, брат, тово, без драки не обойдется, — увлеченно продолжал Прохор.
— Ты, я вижу, начинаешь в этой самой политике мало-мальски разбираться, — улыбнулся своему дружку Василий.
— Да я ее, кроме дяди Кирилла, еще по самоучителю учу.
— Как по самоучителю? По нему можно только на гармошке или на балалайке учиться, — Василий от удивления остановил своего приятеля.
— А вот так, Вася, смотрю на жисть и примечаю, кто как живет, кто чем дышит.
— Все мы одним воздухом дышим.
— Я не в этих смыслах. Вот, скажем, целовальник на копейку рубль наживает или Лукьян. Робили мы осенесь у него на молотьбе и что получили? Вот тебе и самоучитель.
Некоторое время парни шли молча. Первым заговорил Василий:
— Сходим еще раз покараулим избу Ильи?
Они молча повернули с улицы в переулок. Накануне до Обласова донеслось, что парни из двоеданской слободки хотят вымазать дегтем ворота приехавшей с кордона Гликерии. Две ночи Василий и Прохор подкарауливали камышинцев, но безуспешно — те не появлялись. Да и сама Гликерия эти дни сидела дома. Правда, раза два сходила на могилу Савелия, поплакала, — все же он относился к ней хорошо, не обижал. И с чего это обозлились на нее камышинские ребята и погрозили вымазать ворота дегтем? Недаром говорится: вдоветь — вдвое терпеть.
И вот уже третью ночь Обласов с Прохором дежурят возле ее избы.
И на этот раз парни залегли возле забора, положив рядом с собой колья. Спустилась ночь. В переулке было тихо. Собаки, и те не тявкали. Тянуло к дремоте. Ночь была теплой, слабый ветерок доносил запахи распускавшихся почек и горьковатой полыни. На берегу озера тревожно прогоготали гуси. Василий приподнял голову, прислушался и подтолкнул Прохора.
От воды вдоль берега двигалась небольшая цепочка людей.
— Не камышинцы ли? — высказал свою догадку Василий. — Если они подойдут к воротам, бери кол и за мной, — прошептал он.
— Но их, кажись, много, — пристально вглядываясь в темноту, ответил Прохор.
— Тогда так сделаем. Когда я выскочу из засады, ты кричи: «Федька, Назар, забегайте от забора!» А тем временем я начну колошматить двоедан. Не робей, — подбодрил друга Василий.
Взяв колья, парни прижались к забору и как бы слились с ним. Показались камышинцы. Передний нес ведерко, видно, с дегтем. Остальные замыкали шествие...
Василий с Прохором выскочили из укрытия. Ошеломленные неожиданным появлением, камышинцы на какой-то миг растерялись. Василий ударил колом по ведерку. Брякнув, оно упало. Второй удар пришелся по парню. Ойкнув, тот бросился бежать. Раздался голос Прохора:
— Ребята, забегай от забора! Не пускай двоедан. Лупи! — выкрикнул он азартно и врезался в группу камышинцев.
На шум вышел из избы Илья. Но налетчики были уже далеко. Стукнув деревяшкой по ведерку, старый солдат выругался:
— Вот, язви их, что выдумали — ворота мазать. Морды им надо за это набить. А вы, ребята, молодцы, — похвалил он Василия с Прохором, — вовремя погодились. А то бы скреби ворота ножом. Срамота. Ну и варнаки, — покачал он укоризненно головой. Илья подобрал ведерко с остатками дегтя и направился к избе.
ГЛАВА 13
После убийства сербскими националистами наследника австро-венгерского престола Франца Фердинанда, появились упорные слухи о войне с немцами. Докатились они и до Косотурья.
Василия и Прохора призвали в армию досрочно. Накануне парни зашли к Красикову.
— Вот что, други, — усаживаясь по обыкновению на верстак, заговорил Кирилл, — большие дела будут в России, много придется пережить нам. И в солдатских шинелях вы встретите хороших людей. Только прислушивайтесь внимательно, кто к чему клонит.
Долго шла задушевная беседа Красикова с новобранцами. Кирилл Панкратьевич крепко обнял своих друзей.
Парни постояли у порога, посмотрели еще раз на хозяина и молча вышли. Расставаться было нелегко. Они любили его за сердечное отношение к ним, за простоту, за те зимние вечера, когда он раскрывал им глаза на жизнь, рассказывал о людях, которые не щадя сил боролись за новый мир, без мироедов.
Дня за два до отправки рекрутов по улицам Косотурья расхаживали празднично одетые парни и девушки, играла гармонь, слышались частушки и песни.
В избах раздавались пьяные голоса мужиков и плач женщин.
Андриан был хмур. «Как будем жить? Стареть стал, частенько поясницу ломит, согнуться не дает. А тут, как на грех, Василка в солдаты берут. Беда». Он тяжело поднялся с лавки и посмотрел на понуро сидевшую у печки жену.
— Не забудь парню рубаху, штаны и свежие портянки положить в мешок. Ну там сухарей, кружку. Только ту, что недавно купил, коричневую, эмалированную. Жестяную не клади: горячего чаю из нее не напьешься, а солдату каждая минута на привале дорога. Ложку не забыла?
— Все собрала. — Старая женщина погрузилась в свои нерадостные думы.
— Дома не сидит, — продолжал говорить Андриан. — Опять, наверное, утянулся к Гликерии. И што он привязался к ней? Как ровно на ней весь свет клином сошелся и нет ему девок в Косотурье. И ту хвалить шибко нечего. Сорок дней не прошло, как помер Савелий, а ей уж не терпится скорее на свидание.
— Молоды оба, — неохотно отозвалась жена, — лучше бы поженились.
— Тоже сказала, — протянул Андриан. — Парню в солдаты идти, а там женят с винтовкой и маршируй. Против Гликерии я не супорствую, работящая. Но сейчас и не время говорить об этом. — Андриан вновь опустился на лавку и, прислушиваясь к звукам гармошки, которые доносились с улицы, задумчиво побарабанил пальцами по подоконнику.
С тех пор как была получена повестка о призыве Василий больше находился в избе Ильи с Глашей. Ее родители уже считали его близким человеком и встречам не препятствовали.
— Пускай лучше дома сидят, чтобы меньше пялили на них глаза, — говорил Илья жене. — И так парни хотели ворота дегтем вымазать.
— А если Василий уйдет в солдаты, кто будет ее защитой?
— Пока жив, дочери в обиду не дам. — Старый солдат пристукнул деревяшкой об пол. — Туго придется — отвезу опять на кордон.