Венец проигравшего

Столиц в ночной тьме, столиц, залитых огнями, как магическими, так и живыми, я не увидел — путешествие закончилось поздним утром. И сна как такового, конечно, не получилось. Ко двору мы оба с Аштией явились зелёными с недосыпа, с одинаковыми одуревшими лицами. Не помогло даже умывание попеременно горячей и холодной водой. Вышедший к нам главный секретарь его величества, Хусмар Гевад, державшийся намного свободнее других придворных по праву давней дружеской близости с императором, поморщился.

— Вы бы лучше подремали хоть пару часиков, и тогда являлись на доклад… Всё настолько серьёзно?

— Если государь занят, дело подождёт. Однако хотелось бы поскорее.

— Я узнаю… Его величество желает принять госпожу Солор и господина Серта прямо сейчас. Я распоряжусь подать шоколад.

— Мне лучше какой-нибудь холодный тоник, — ответила Аштия. И сбросила с плеч последнюю тёплую накидку. — Господи, как же тут хорошо, тепло!

— Да, здесь вам не север, — согласился я, хотя на мой сугубый вкус в Серте пока ещё царило ласковое лето, а столицами правил зной. Сомнительное для меня, северянина, удовольствие — торчать здесь. Лучше б закончить дела поскорее и вернуться в свои владения. Там ведь столько дел накопилось, что ого-го!..

Нас не задержали на входе в императорский дворец, наоборот, радушно встретили в первой же приёмной и, едва узнав, сразу отвели в большой кабинет… Что уже само по себе удивительно. Государь вошёл к нам не при параде, одетый почти по-домашнему Однако почему же тогда был выбран большой кабинет? Мы могли бы побеседовать в малом или в каминном, там удобнее.

Я едва успел усесться на место, которое мне указал государь, как пришлось вскакивать — вошла миледи Джайда. Сколько раз уже видел её, взаимодействовал, даже общался, и по-прежнему каждый раз поражаюсь, насколько она совершенна, насколько прекрасна. Наедине с такой красотой становится не по себе. Многие мужчины, внезапно оказываясь рядом с супругой императора, теряются и запоздало вспоминают даже элементарные правила вежливости.

Впрочем, это только первое впечатление от её светлости. Потом привыкаешь, что ли, растерянность отпускает, и можно дальше свободно управлять своими мыслями.

С матерью Джайда поздоровалась сдержанно, но они всегда так общались при посторонних. Как я ни присматривался — не смог разглядеть между ними лишней напряжённости или наоборот, чрезмерной доверительности. Всё как всегда. Был между ними деликатный разговор, или Джайда до сих пор ничего не знает? Да наверняка знает!

Правда, может быть, ей просто искренне безразлично, с кем крутит её муж. У них ведь тут другие нравы и другие традиции, ревность к супругу — чувство лишнее, странное, чужое. Что могло бы его оправдать в мире ничем не ограниченной полигинии?[3] Особенно если речь идёт о государе, который, кажется, перекрутил уже со всеми мало-мальски привлекательными женщинами в Империи. Его жена, похоже, воспринимает мужние гульки как должное. Честь и хвала её горделивой сдержанности, а также тому, что бабьими спорами из-за мужика высокопоставленные дамы явно не собираются вредить государству.

А ведь могли бы! Старшая дочь Аштии уже не та, что прежде. Это уже не привыкшая смущаться и потому подчёркнуто сдержанная девчонка, которая послушно ждёт, будет ли материнское решение в её пользу или же нет, и чем вообще закончатся метания госпожи Главнокомандующей по вопросу передачи золотого диска. Джайда уже узнала, что такое власть, почувствовала себя в ней и поняла, что находится на своём месте.

Она, конечно, не собирается выпускать её из рук. И внутренняя сила, заключённая в её столь совершенном теле, пожалуй, сводила на нет могущество внешней привлекательности, потому что красота с такой начинкой начинает пугать.

Леди Джайда сделала мне знак садиться, однако сама не спешила. Дождалась появления Абареха, Стениша и Измела, ближайших и доверенных сподвижников императора, обменялась с ними десятком «фраз вежливости». Только после этого протиснулась к своему креслу. Помимо того к нам скоро присоединились Бограм, Малеш, Бадвем, Акате и Урхель. В большом кабинете стало тесновато.

— Начнём, пожалуй, в таком составе, — сказал император. — Серт, не возражаешь?

— Только за.

— Тогда рассказывай, чего они хотят. Сам рассказывай.

Я пожал плечами.

— Они хотят север.

— Весь?

— Нет, конечно. Тот, который я не успел колонизировать. Всё, что севернее моих границ, от Джелены до Айбихнэ.

Император подождал продолжения, так что получилась устойчивая пауза. Но добавлять я ничего не стал. Пока.

— Если им нужен только север, — сказал правитель, — то зачем они вообще пошли на юг? Зачем воевали?

— Аше утверждает… Да, прошу прощения, госпожа Солор утверждает, что наши гости относятся к войне, как к спорту или религиозному действу. Потому и пошли дальше. Захотели провести очередной турнир и соблюсти приличия пополам с церемониями.

— Солор?

— Господин Серт сильно утрировал, но в целом я именно так и считаю.

— Всё-таки объяснись. Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.

— Разумеется, кочевники не идиоты, не дети с погремушкой, — проницательно объяснила Аштия. — Они, как и все мы, тоже используют войну в качестве инструмента политики. Они вполне могут вести её на истребление и на захват, как продемонстрировали это в самом начале. А могут предложить турнирный вариант. И вести его таким вот странным образом. Не знаю, с чего начались их упражнения в галантности.

— С моего поединка. Я принял вызов одного из их офицеров.

— Полихачить захотелось? — усмехнулся император.

— Откровенно говоря… Начинал я как гладиатор. Хоть и не справился, но ведь что-то от того времени осталось. Те дни давно в прошлом, в образ мыслей сохранился.

— Ладно. Значит, ты принял предложение поединка, и что же? Этого хватило, чтоб война перешла из формы агрессии в масштабное спортивное состязание?

— Война с ними и остаётся формой вооружённого противоборства, однако осуществляемого по строгим правилам. И теперь они смотрят на нас, как на людей, с которыми следует обращаться как с равными. Они видят в нас своих, подобных себе людей. А не чужую биомассу, задача которой — поскорее сдохнуть и не мешать.

— Что ж, вполне внятно, Серт. Ну, допустим. Значит, мы пришли к тому, что им требуются наши земли. Пусть и не используемые, но наши. Высказывайтесь.

— Говорить, мне кажется, не о чем, — сказала Аштия. — Допускать, чтоб здесь, у нас под боком, обосновался враг? Предоставить ему базу для дальнейшей агрессии, для развития успеха?

— Мне кажется, они действительно имеют в виду лишь то, что озвучивали нам. Им действительно нужны северные леса — и не более того, — сказал я. — Разве иначе они б так легко пошли на эти переговоры — в нынешних-то обстоятельствах? Они даже не потребовали сначала убрать наши войска с северной границы Серта!

— Сейчас — возможно, наши гости готовы удовольствоваться малым. Однако, как нет пределов Вселенной, так бесконечна и человеческая алчность.

— Это даже не алчность, — откомментировал Фишат Бограм. — Это здравый смысл. Как они нам, так и мы им будем угрожать. Серту придётся им угрожать!

— Мне что, больше делать нечего? — проворчал я. Хотел себе под нос, но получилось громко.

— Серт?

— Я понимаю, что терпеть у себя под боком враждебно настроенного соседа Империя не хочет. Однако, боюсь, надо принимать во внимание, что противник сделал очень серьёзную уступку, с ходу отказавшись от притязаний на уже захваченные земли. И не поставив дополнительные условия.

— После того, как он проиграл подряд три сражения, — язвительно вмешался Измел. — Уступки вполне объяснимы. И сговорчивость тоже.

— Боюсь, государственный совет слишком оптимистично смотрит на происходящее. Я бы не решился назвать нынешнюю ситуацию нашей победой и их поражением. Мы остановили противника, верно. Но отбросить его не в состоянии. И надолго ли остановили — не знаем.

3

Многожёнства.