Автографы на картах

Рано утром 29 июля вновь «открыли» остров Исаченко. На картах здесь значилась глубина 87 метров. Через час на горизонте появился целый архипелаг, который позже получил название островов Сергея Кирова. Высадиться на него смогли лишь 20 августа после похода на Диксон за углем и промеров. Три дня производили на северо-восточном острове архипелага — острове Кирова топосъемку, определяли астропункт. На острове было много дичи, видели оленя, нашли голову только что убитого, вероятно белым медведем, моржа.

24 августа астроном А. Блохин со студентами Г. Михеевым, Я. Кобленцем и Б. Лейкиным высадился на остров Северный. Он едва поднимался над водой, видимо, поэтому проходивший всего в трех милях от него и открывший архипелаг Сергея Кирова ледокол «Ермак» в 1934 году не заметил его. С этого острова увидели еще один островок, который ермаковцы называли островом Орловского (в 1938 году переименован в Средний). Промерами установили южную границу подводной Центральной Карской возвышенности. Отделяющую ее от прибрежной материковой зоны впадину назвали желобом Малыгина.

Обследуя акваторию на рекомендованных курсах Диксон — пролив Вилькицкого, выявили несколько опасных для судов поднятий дна. Интересно, что на «свою» банку «Малыгин» сел два года спустя, направляясь в море Лаптевых. Зато в 1935 году «закрыли» острова Брюзевица. Оказалось, что они не возвышаются над водой, как в прошлом веке посчитал Норденшельд, а представляют собой подводные гряды, которые стали именовать банкой Брюзевица.

В Архангельск вернулись 28 октября, пройдя семь тысяч миль. «За навигацию было определено 9 астрономических пунктов, получено 1620 глубин судового и 18 600 глубин катерного промеров, измерены элементы земного магнетизма в 18 точках, заснято 273 километра береговой черты, установлено 7 навигационных знаков, выполнено 85 гидрологических и 58 гидробиологических станций…»[107]

Пять лет «Малыгин» работал на полярную гидрографию. В октябре 1940 года он позже других судов оставлял Арктику. На борту находилось 53 члена экипажа и 32 человека из гидрографической экспедиции Я. К. Смирницкого. На другой день после ухода из бухты Провидения в Беринговом море разыгрался шторм со снегом, нараставший час от часу. Несколько суток волны с грохотом переваливались через палубу. Вечером 27 октября с судна был принят сигнал бедствия: выбило палубную заглушку угольной ямы. Вода залила кочегарку, пришлось погасить котлы. Пароход стал игрушкой волн. Опасный крен от принятой воды продолжал нарастать. В два часа ночи поступило сообщение, что судно окончательно валится на борт, и радиостанция его замолчала навсегда.

В поисках «Малыгина» принимали участие многочисленные суда, самолеты, пограничники и рыбаки Камчатки. На полуострове Озерном были найдены обломки надстроек, шлюпок, отдельные предметы экспедиционного и судового имущества. Нашли и портфель начальника экспедиции Я. К. Смирницкого с деньгами и документами, предусмотрительно набитый пробкой и тщательно увязанный. Даже в минуту смертельной опасности этот человек думал о сохранении хотя бы части ценностей вверенной ему экспедиции.

Карта Арктики помнит погибших. Там, где в последний раз работали малыгинцы — на острове Котельном, находятся бухты Малыгинцев и Якова Смирницкого, мысы Лебединского и Фоменко, имя капитана парохода Н. В. Бердникова и гидрографа Н. Я. Колодиева носят мыс и бухта на Земле Франца-Иосифа.

Ныне в Арктике можно встретить рядом новые гидрографические суда «Яков Смирницкий» и «Иван Киреев». Они и в жизни часто бывали рядом. Оба пришли в полярную гидрографию из Военно-Морского Флота: Киреев окончил Морской корпус еще до первой мировой, Смирницкий — училище имени Фрунзе в 35-м, оба много плавали на Балтике. И тот и другой руководили экспедициями на «Малыгине», постоянно совершенствовали методы гидрографических работ, ратовали за их комплексность.

«Всем сотрудникам, работами которых Кирееву приходилось руководить, — писал о деятельности Ивана Алексеевича Киреева заместитель по научной части начальника Гидрографического управления Главсевморпути Смирницкий, — он внушал мысль о том, что настоящий гидрограф не должен замыкаться в круг своей узкой специальности; он должен любить море и широко всесторонне изучать все происходящие в море явления, иначе он оторвется от природы и будет лишь «чиновником» своего дела… Обладая большим опытом плавания в различных морях и проведя ряд исследовательских работ в Финском заливе, на озерах (Севан), реках (Зеравшан) и ледниках (верховья р. Ягноб) и, наконец, в морях Советской Арктики, он всегда старался использовать каждую возможность, позволяющую расширить круг географических исследований в данном районе. Поэтому все экспедиции, которыми он руководил, всегда были комплексными…»[108] Эти слова всецело можно отнести и к самому Смирницкому.

В том же 1940-м погибло и гидрографическое судно «Торос». Погибло на посту, на промерном галсе. На его беду, погас маяк на острове Вилькицкого, и судно выскочило на прибрежную отмель. На помощь послали работавший на промере у островов Сергея Кирова ледокольный пароход «Г. Седов». «Когда на вторые сутки, — вспоминал начальник экспедиции на нем В. И. Воробьев, — подошел л/п «Седов», «Торос» был на прибрежной отмели, затопленный вровень с забортной водой. Сильный прибой. Мотокатер с большим трудом совершил несколько рейсов от «Г. Седова» к «Торосу», огибая его корму и заходя в узкое пространство между правым бортом «Тороса» и берегом. «Г. Седов» стоял в двух милях: о попытке снятия «Тороса» не могло быть и речи. Сняли лишь часть оборудования и людей»[109].

«Торосу» не везло с самого начала. В первый же арктический рейс при высадке топографической партии в губе Колоколковской в Баренцевом море 30 июня 1936 года волной перевернуло шлюпку, и одиннадцать человек во главе со штурманом Николаем Алексеевичем Бардиновым погибли. О трагедии писали центральные газеты. Областная газета «Правда Севера» 5 июля рассказала, как проводил погибших в последний путь Архангельск: «Вчера в четыре часа дня на набережной Архангельска у Воскресенского ковша собрались тысячи трудящихся Архангельска, чтобы проводить в последний путь безвременно и трагически погибших участников промерной экспедиции на гидрографическом судне «Торос». Десять гробов с телами погибших товарищей Алексея Агеева, Николая Бардинова, Дмитрия Воробей, Михаила Катышева, Дмитрия Лазарева, Александра Наседкина, Николая Садофеева, Александра Сазонова, Трофима Стрелина и Андрея Хабарова, установленные на автомашинах, утопают в зелени и цветах…» Все они были погребены на Кузнечевском кладбище. Тела Николая Федосеева море не вернуло…

Летом 1936 года «Торос» пытался пройти из Архангельска в порт приписки Провидение. Но льды не пропустили небольшое судно. Тогда было решено поставить его на зимовку в малоизученном архипелаге Норденшельда в Карском море, чтобы продлить короткий навигационный период гидрографических исследований. Опыт подобной зимовки в этом месте яхты «Заря» в 1900–1901 годах был весьма результативным для карты.

17 октября начали ледовый промер пролива Паландера. Приходилось спешить, так как толщина льда быстро нарастала и пробивать лунки пешней становилось день ото дня труднее. «Пройти 15 километров было нетрудно, — отмечал в дневнике начальник экспедиции Николай Николаевич Алексеев, — но отмерить это же расстояние обратно к кораблю становилось уже достаточно тяжелым. Бывали, правда, примеры, что отдельные группы ухитрялись прошагать в сутки до 40 километров в оба конца…»[110]

В течение всей зимовки круглосуточно, в любую погоду на «Торосе» производили срочные метеорологические наблюдения, данные которых четыре раза в сутки передавались по радио в Бюро погоды. Зимовка прошла благополучно. По окончании полярной ночи самолет летчика В. М. Махоткина доставил вместо заболевшего В. А. Зеленина нового капитана В. А. Радзеевского и топографов М. И. Цыганюка и Н. С. Юдова. С их прибытием съемочные и промерные работы развернулись полным ходом. Работать теперь приходилось в значительном удалении от судна. Чтобы сократить непроизводительные холостые переходы, на промерных галсах находились по 12–16 часов. Бурение двухметрового льда специально изготовленными машинной командой бурами занимало в среднем четверть часа на лунку. Помимо промеров производились геодезические, гидрологические, магнитные наблюдения, разворачивались судовые ремонтные работы. Начальник экспедиции писал в те дни в дневнике: «Как я жалел в тот момент, что нас на «Торосе» только два десятка, а не две сотни… Работы нашлось бы для всех».

107

Морской флот. 1975. № 10. С. 24.

108

Краткая характеристика научно-исследовательской деятельности гидрографа И. А. Киреева за время работы в ГУ ГУСМП (1934–1940). Рукопись предоставлена В. С. Киреевой.

109

Воспоминания В. И. Воробьева хранятся в архиве автора.

110

Алексеев Н. Н. Зимовка на «Торосе», Л., 1939. С. 165.