Одинокие ночи вдвоем

– Я ваш номер машины запишу, передам записку хозяйке, соберу кое-какие вещи, и тогда поедем.

Она подумала, что, если этот фермер не согласится, значит, ни на какую не на ферму он ее хочет повезти.

И тут же услышала:

– Умно. Дело говоришь. Конечно, пойдем, я тебя подвезу…

Все случилось быстро. Он привез ее, она поднялась к Оле, в двух словах все объяснила, спросила ее, взрослую, четырнадцатилетнюю, сможет ли девочка одна немного пожить, пока она, мать ее, не устроится. Не боится ли она ночевать одна? Оля обняла мать и сказала, что ничего не боится. Призналась, что съела последний кусочек сыра. Дина открыла кошелек, отдала Оле последние пятьсот рублей.

– Вот, купишь себе завтра молока, хлеба, колбасы, сахару.

Она так нервничала, что у нее зубы стучали. Она физически чувствовала, что отрывается от дочери, что делает что-то опасное, непоправимое, но и остановиться уже не могла – внизу ее ждал человек, который мог помочь ей решить важные жизненные проблемы. К тому же этот фермер поджидал ее не в замызганной «Ладе», а в теплом новеньком джипе, пахнущем кожей и каким-то приятным ароматом (должно быть, деньгами). У него водились денежки, и немало, и ее задача обрисовалась быстро и просто, как детский рисунок, – она должна стать его женой. Непременно. И она сделает все, чтобы этого добиться. Ведь она понравилась ему. Иначе он не стал бы так пристально ее разглядывать. Да, это так. Он клюнул на нее, оценил ее привлекательность, как оценивали прежде и другие мужчины. Она будет ласковой, покорной, работящей, она все сделает, чтобы стать ему необходимой, чтобы жизнь без нее представлялась ему невозможной.

– Поезжай, ма, – Оля поцеловала ее и легонько подтолкнула в спину. – Я справлюсь сама. Наверное, он сказал, что возьмет тебя, если у тебя нет детей… Это было условие?

– Да, – призналась она. – Но сейчас еще не поздно отказаться…

– Нет-нет, вдруг у вас все получится? Ты же не забудешь меня? Будешь ко мне приезжать? Звонить?

– Понимаешь… Звонить… А если этот Ефим окажется ревнивым и станет проверять мои звонки? Уж если затеваться с этим враньем, то надо идти до конца, соблюдая все правила. Мне придется стереть твой номер из своего телефона. Как и остальные… А потом, когда у меня появятся деньги, я куплю еще один телефон и буду звонить тебе каждый день, по нескольку раз в день…

– Но ты же можешь сказать, что я твоя подруга…

– И то правда… Господи, что я такое говорю? Совсем разум потеряла. Это от волнения. Мне что-то так страшно, Оля…

– Тогда оставайся дома.

– Вот, – Дина протянула дочери листок с записанным на нем номером машины Ефима. – Если я исчезну – будешь искать меня с помощью этого номера.

– Но ты когда приедешь в эту Чернозубовку, ты же позвонишь мне? Расскажешь, что и как?

– Да, обязательно.

Она еще раз обняла Олю, собрала кое-какие вещи в большую сумку и с тяжелым сердцем вышла из дома.

Глава 3

Адам – это мой приятель, бармен. Только Лиза знает, что я влюблена в него, и уже давно, и что каждый свободный вечер меня можно найти в ресторане «Ностальжи». Это небольшой, но дорогой ресторан, где собирается обычно одна и та же публика, где можно не только провести время, но и хорошо поесть. Адам всегда, когда видит меня, расплывается в улыбке, и я так до сих пор и не поняла, действительно ли он так рад меня видеть или же улыбка у него дежурная, относящаяся ко всем посетителям ресторана. Конечно, мне кажется, что он улыбается только мне и охотно болтает о том о сем лишь со мной. Он красив, строен, ловок, проворен, умен, талантлив… Если сложить восемь Адамов, то получится одна Глафира Кифер.

Конечно, мой интерес к Адаму не случаен. И он сам дал мне повод надеяться на ответные чувства. Это случилось однажды в дождливый вечер, когда Адам сменился, его место за барной стойкой занял желтоглазый флегматик Данила. Адам подсел ко мне, угостил коньяком, а потом напросился ко мне на ужин. Сказал, что ему до жути надоела ресторанная еда и что он от Лизы знает о моих кулинарных способностях. Пришлось его огорчить, сказав, что в холодильнике у меня шаром покати, что я вот уже несколько дней работаю как лошадь и почти не бываю дома. И тогда Адам признался мне, что дело вовсе и не в еде, что я ему давно нравлюсь и что он хотел бы пообщаться со мной в спокойной домашней обстановке. Словом, напросился на чай, а заодно на кофе, компот, варенье, печенье… Я накормила его всем тем, что у меня было…

…Очнулась я на кровати и была страшно удивлена, обнаружив, что то, о чем я даже не могла мечтать, свершилось по желанию… Адама! За окном продолжал идти дождь, на столике горела лампа, и нам с Адамом было так хорошо вдвоем, что мы весь оставшийся вечер провели за разговорами, лежали обнявшись… Он был необычайно нежен со мной, говорил о том, что я ему всегда нравилась и он ужасно рад, что решился напроситься ко мне на чай.

Он ушел под утро, и я даже боялась спросить себя, можно ли мне в подобной ситуации рассчитывать на продолжение отношений. Слишком уж неожиданно все случилось, слишком волшебно и нереально я восприняла наше первое настоящее свидание.

После обеда Адам позвонил мне, сказал, что благодарен за вкусный чай и что первый раз в жизни он пробовал ежевичное варенье. Мне хотелось плакать от счастья… А вечером я снова пришла в «Ностальжи», вот только Адама там не было – мне сказали, что он позвонил и сказал, что ему нужно срочно куда-то уехать. Я подумала тогда, что он сбежал от меня. А может, и от себя самого…

Адам – невысокий, среднего телосложения, с густыми волнистыми волосами и крупным носом, нежными губами и чудесной улыбкой. Его карие глаза светятся умом. Он носит темные брюки, белоснежную рубашку и малиновый жилет в темно-синюю крапинку. Лиза говорит, что роман с барменом – это пошло. Но я знаю, что она говорит это нарочно, на самом деле она переживает за меня, понимает, что мой роман с Адамом – безумие и что любое проявление равнодушия с его стороны убьет меня. Может, и убьет, но пока что мне нужен только Адам – ведь это он помог мне избавиться от многих моих комплексов, связанных с полнотой.

…На этот раз Адам был за стойкой, он с задумчивым видом протирал тонкие прозрачные фужеры. Я подумала тогда, что он мечтает обо мне. И на самом деле, увидев меня, он улыбнулся, и я не нашла ничего лучшего, чем подойти к нему. Как я взгромождаюсь на барный стул – зрелище не для слабонервных. Поэтому я просто стояла у стойки напротив Адама и смотрела ему в глаза. С тех пор, как мы вместе пили чай с ежевичным вареньем, прошел целый месяц. Адам больше не напрашивался ко мне домой, хотя и продолжал вести себя так, как если бы между нами действительно был роман: он был подчеркнуто вежлив, использовал каждую свободную минуту для разговора со мной и, как мне казалось, любовался мной.

– Привет, Адам. Как дела?

– Нормально. А у тебя?

Я не стала рассказывать ему о том, что завтра утром мы собираемся с Лизой на похороны жены ее одноклассника. Мне показалось, что не стоит портить вечер такими жуткими подробностями из чужой жизни.

– У меня тоже все нормально.

– Я скучал по тебе, Глафира, – вдруг услышала я. – И еще… Пока мы с тобой здесь вдвоем и нас никто не слышит… Знаешь, я часто вспоминаю тот вечер… Не знаю, что на меня нашло… Скажи, я не обидел тебя? Не причинил тебе боль?

Я хотела ответить ему, что он причиняет мне боль сейчас, когда задает такие вопросы, но промолчала, конечно. Получалось, что он сожалеет о том вечере?

– Ты только не подумай, пожалуйста, что я сожалею о чем-то, совсем наоборот! Просто мне кажется, что я слишком поторопился, что даже не успел толком поухаживать… Но я это исправлю, если..

– Если?… – Я напряглась. Мне показалось, что мой норвежский свитер сделался слишком тесным. Я задыхалась.

– Я бы хотел знать наверняка… Глаша, я тебе хотя бы нравлюсь?