Вице-консул

Сегодня вечером вице-консул задал директору клуба много вопросов об Анне-Марии Стреттер, но сам почти ничего не сказал. Директор каждый вечер ждет, чтобы он заговорил. И вот он говорит.

– Как вы думаете, – спрашивает вице-консул, – нужно ли дать толчок событиям, чтобы любовь состоялась?

Директор не понимает, что вице-консул хочет сказать.

– Как вы думаете, нужна ли помощь любви, чтобы она возникла, чтобы проснуться однажды утром и почувствовать, что любишь?

Директор по-прежнему не понимает.

– Берете, скажем, нечто, – продолжает вице-консул, – ставите, в принципе, перед собой и отдаете свою любовь. Проще всего, если это будет женщина.

Директор спрашивает вице-консула, не посетила ли его любовь к женщине в Калькутте. Вице-консул не отвечает на вопрос.

– Проще всего, если это будет женщина, – повторяет он. – Я сам это только недавно понял. Я никогда не знал любви, говорил я вам?

Нет еще. Директор зевает, но вице-консулу что за печаль?

– Я девственник, – добавляет вице-консул.

Стряхнув с себя пьяную дремоту, директор смотрит на вице-консула.

– Я не раз силился полюбить разных людей, но все эти усилия не увенчались успехом. Я ни разу не пошел дальше усилия полюбить, понимаете, директор?

Нет, директор, кажется, не понимает, что хочет сказать вице-консул. Он говорит: я вас слушаю. Он готов.

– Я преодолел этап усилия, – продолжает вице-консул. – Вот уже несколько недель.

С этими словами он поворачивается к директору клуба. Показывает на себя пальцем и говорит:

– Посмотрите на мое лицо.

Директор отводит взгляд. Вице-консул снова обращает лицо к Гангу.

– За отсутствием любви я пытался полюбить самого себя, но и это мне не удалось. И все же я предпочитал себя – до последнего времени.

– Вы, мне кажется, не понимаете, что говорите?

– Возможно, – кивает вице-консул. – Мое лицо долго было искажено от усилия полюбить.

– Я верю, что вы девственник, – говорит директор.

Он, похоже, доволен своим признанием.

– Здесь вздохнут с облегчением, когда это станет известно, – добавляет он.

– Какое у меня лицо, скажите, директор? – просит вице-консул.

– Еще невозможное, – отвечает директор.

Вице-консул невозмутимо продолжает:

– В день приезда, – говорит он, – я увидел женщину, она шла через парк посольства к теннисным кортам. Было раннее утро, я гулял в парке и встретил ее.

– Это она, мадам Стреттер, – кивает директор.

– Возможно, – соглашается вице-консул.

– Не первой молодости. Еще красива?

– Возможно.

Он умолкает.

– Она вас видела? – спрашивает директор.

– Да.

– Можете сказать больше?

– В каком смысле?

– Об этой встрече…

– Об этой встрече? – переспрашивает вице-консул.

– Чем стала для вас эта встреча, вы можете что-нибудь об этом сказать?

– А вы как думаете, я могу, директор?

Тут директор взглянул на него.

– Вы можете об этом сказать, и сказанное останется между нами, обещаю вам.

– Я попробую, – говорит вице-консул.

Он снова долго молчит. Директор зевает. Вице-консул как будто не замечает этого.

– Ну? – спрашивает директор.

– Я могу только повторить то же самое: в день приезда я увидел женщину, она шла через парк посольства. Шла к пустым теннисным кортам. Было раннее утро. Я гулял в парке и встретил ее. Продолжать?

– На этот раз, – замечает директор, – вы сказали, что корты были пусты.

– Это имеет значение, – кивает вице-консул. – Корты действительно были пусты.

– Для вас это большая разница?

Директор смеется.

– Да, большая разница, – повторяет за ним вице-консул.

– В чем?

– Быть может, в чувстве? Почему бы нет?

Вице-консул не ждет никакого ответа от директора клуба. Директор и бровью не ведет. Иногда, по его мнению, вице-консул просто бредит. Лучше всего выждать, бред пройдет и к вице-консулу вернется более связная речь.

– Директор, – говорит вице-консул, – вы мне не ответили.

– Вы ни от кого не ждете никакого ответа, месье. Никто не может дать вам ответ. Так эти корты… продолжайте, я слушаю вас.

– Я заметил, что они пусты, после ее ухода. Что-то случилось, взметнулся воздух, ее юбка задела дерево. И ее глаза посмотрели на меня.

Вице-консул наклоняется, сутулит спину; директор смотрит на него. Он часто принимает такую позу. Свесит голову на грудь и сидит неподвижно.

– Там, у ограды корта, стоял велосипед, она взяла его и укатила по аллее, – продолжает свой рассказ вице-консул.

Директор не может, как ни силится, разглядеть лица собеседника. И снова сказанное вице-консулом не требует никакого ответа.

– Как берется женщина, каким способом? – спрашивает вице-консул.

Директор смеется:

– Вот так история! Да вы пьяны.

– Говорят, она бывает очень грустна, директор, это правда?

– Да.

– Ее любовники это говорят?

– Да.

– Я бы взял ее грустью, – говорит вице-консул, – будь мне это позволено.

– Или?

– Сгодится и любой предмет, дерево, которое она задела, тот же велосипед. Директор, вы спите?

Задумавшись, вице-консул забывает о директоре, потом снова теребит его:

– Директор, не спите.

– Я не сплю, – бормочет директор.

Сегодня вечером в клубе поужинали два заезжих англичанина, и только. Они уже ушли.

Прием в посольстве начнется около одиннадцати, через два часа. Клуб пуст, в баре погашен свет. На террасе с видом на Ганг сидит директор. Директор ждет вице-консула сегодня, как и каждый вечер.

Вот и он. Садится лицом к Гангу, как и директор. Они начинают пить молча.

– Директор, выслушайте меня, – говорит наконец вице-консул.

Директор выпил еще больше вчерашнего.

– Я тут сидел и ждал, – говорит директор, – ждал, сам не знаю, чего, может быть, вас, месье?

– Меня, – подтверждает вице-консул.

– Я слушаю вас.

Вице-консул молчит. Директор берет его за плечо и встряхивает.

– Расскажите мне еще о пустых теннисных кортах, – просит он.

– Велосипед стоял там, оставленный этой женщиной, двадцать три дня.

– Забытый?

– Нет.

– Вы ошибаетесь, месье, – возражает директор. – С началом летнего муссона она больше не гуляет в садах. Велосипед был забыт.

– Нет, не в этом дело, – упорствует вице-консул.

Потом вице-консул молчит так долго, что директор почти засыпает. Свистящий голос вице-консула будит его.

– Когда-то, в пансионе, в департаменте Сена-и-Уаза, я познал веселое счастье, – говорит он, – я вам рассказывал?

Нет еще. Директор зевает, но вице-консулу что за печаль?

– Какое счастье вы познали? – переспрашивает директор.

– Веселое счастье. Я познал его в средней школе, в пансионе Монфор, департамент Сена-и-Уаза, вы слышите, директор?

Директор клуба говорит: я слушаю вас. Он готов.

И вице-консул своим свистящим голосом рассказывает директору, который дремлет, просыпается, смеется, снова засыпает и просыпается – но вице-консулу что за печаль, ему как будто все равно, что собеседнику скучно, – вице-консул рассказывает о веселом счастье в Монфоре.

Веселое счастье в Монфоре состояло в разрушении Монфора, рассказывает вице-консул. Их было много, тех, кто этого желал. О методике для такого рода начинаний вице-консул говорит, что не знает лучшей, чем применявшаяся в Монфоре. Прежде всего вонючие шарики – на каждой трапезе, потом на самостоятельных занятиях, потом на уроках, потом в приемной, потом в дортуаре, потом, потом… Смех прежде всего, гомерический хохот. Там просто корчатся от смеха, в Монфоре.

– Вонючие шарики, фальшивые какашки, фальшивые слизни, – перечисляет вице-консул, – фальшивые мыши, и настоящие какашки тоже, повсюду, на столах у всех начальников, грязи в Монфоре не боятся.

Он умолкает. Директор и бровью не ведет. Вот и опять сегодня вечером – тяжелый случай, вице-консул бредит.

– Директор говорил, – продолжает вице-консул, – что за девятнадцать лет преподавания он не видел ничего подобного. Вот его слова: закоснели в злонравии и пагубе. Он сулил свободу тому, кто выдаст. Никто рта не раскрыл, никогда, в Монфоре умеют молчать. Нас тридцать два – и ни один не дал слабину. Наше поведение на уроках идеально, мы свою пагубу не распыляем, концентрируемся, бьем точно в цель и с каждым разом все сильнее. Пансион на осадном положении, мы изматываем их день ото дня, многому научились в процессе и ждем финального взрыва. Вы понимаете?