Страница 6 из 61
Похоже, что для ученика это было чересчур. Поэтому он внушает своему отцу мысль о том, что неплохо было бы пригласить учителя к ним в дом и задобрить каким-нибудь подарком. Это несомненно первый «подхалим» в истории школы. Далее автор продолжает.
«Отец внял словам ученика. Учителя пригласили в гости и, когда он вошел в дом, посадили на почетное место. Ученик стал ему прислуживать и хлопотать вокруг него и показывал отцу свои достижения в искусстве письма на табличках».
Отец хорошо угостил учителя, «облачил его в новое одеяние, преподнес ему подарок, надел ему на палец кольцо». Смягченный такой щедростью, учитель принялся в поэтических выражениях утешать будущего писца. Он говорил ему: «Юноша, ты не презрел мои слова и не забыл их, — да сумеешь ты достигнуть совершенства в искусстве письма и постичь все его тонкости!.. Да будешь ты лучшим среди братьев своих и главным среди друзей своих, да займешь ты первое место среди всех учеников!.. Ты хорошо учился в школе, и вот ты стал ученым человеком».
Этими радостными, исполненными оптимизма словами учителя и завершается текст о школьной жизни. Вряд ли автор предполагал, что его литературную безделушку через четыре тысячи лет извлекут из-под развалин и что в двадцатом веке новой эры она будет восстановлена и прочитана профессором американского университета! К счастью, этот текст уже в древности стал популярен и получил широкое распространение, о чем можно судить хотя бы по тому, что мы располагаем сейчас 21 его копией, в различной степени сохранности. Тринадцать копий находятся в Музее Пенсильванского университета в Филадельфии, семь — в Музее Древнего Востока в Стамбуле, одна хранится в Лувре.
Документ дошел до нас в многочисленных отрывках, которые постепенно собирались воедино. Первый фрагмент был издан в 1909 г. тогда еще молодым ассириологом Гуго Радау. Но это был отрывок из середины текста, а потому Радау не смог понять, о чем идет речь. В течение следующих 25 лет новые фрагменты были опубликованы выдающимися, ныне покойными учеными Стефаном Лэнгдоном, Эдуардом Чиера и Анри де Женуяком. Однако их расшифровки все еще не раскрывали смысл всего произведения. В 1938 г., во время моего продолжительного пребывания в Стамбуле, мне удалось отыскать еще пять фрагментов. Один из них, в довольно хорошем состоянии, сохранился на табличке, на которой когда-то четырьмя столбцами был начертан весь текст целиком. Затем были опознаны другие фрагменты, хранившиеся в Музее Пенсильванского университета. Среди них оказалась хорошо сохранившаяся табличка в четыре столбца и множество обломков, на которых уцелели по одной-две строчки. В конечном счете сегодня текст, за исключением нескольких знаков, восстановлен практически полностью.
Однако это был только первый этап: оставалось еще сделать научно достоверный перевод, чтобы древний документ стал доступен широкому кругу читателей. Сделать такой перевод не менее важно, чем восстановить текст, и, пожалуй, гораздо труднее. Отдельные отрывки были с успехом переведены шумерологами Торкильдом Якобсеном (Восточный институт, Чикаго) и Адамом Фалькенштейном (Гейдельбергский университет). Их труды, а также многочисленные предположения, высказанные Бенно Ландсбергером, ранее работавшим в Лейпциге и Анкаре, а ныне профессором Восточного института в Чикаго, позволили подготовить первый полный перевод текста, который был опубликован в 1949 г. в Journal of the American Oriental Society.
Разумеется, многие слова и выражения шумерского текста до сих пор не вполне ясны. Но мы не сомневаемся, что в будущем какой-нибудь пытливый ученый сумеет сделать абсолютно точный перевод этого древнего документа.
Шумерская школа была довольно мрачной и неприветливой, программа обучения — сухой, преподавание — скучным и однообразным, дисциплина — суровой. Поэтому нет ничего удивительного в том, что некоторые ученики под любыми предлогами пропускали занятия и становились, как теперь говорят, «трудными» детьми. Это подводит нас к первым письменно зафиксированным случаям «детской преступности». Относящиеся к данному вопросу документы любопытны сами по себе, не говоря уже о том, что в них впервые встречается шумерское слово «намлулу», то есть «человечность». Оно употребляется для обозначения поведения и поступков, приличествующих человеку.
3. Отец и сын
Первый «несовершеннолетний правонарушитель»
В наши дни преступность несовершеннолетних стала серьезной проблемой. Пусть нам послужит утешением то, что в древности дело обстояло немногим лучше! Своенравные, непослушные и неблагодарные дети были наказанием для своих родителей уже тысячи лет тому назад. Они слонялись по улицам и перекресткам и вертелись на людных площадях — может быть, даже целыми группами, — несмотря на все усилия их наставников. Они ненавидели учение и школу и досаждали своим родителям вечными жалобами и нытьем.
Обо всем этом мы узнаем из древнего шумерского текста, который лишь недавно был восстановлен. Этот документ, состоящий из семнадцати глиняных табличек и фрагментов, написан примерно 3700 лет тому назад. Вполне возможно, что текст был создан на несколько сот лет ранее.
Произведение, о котором идет речь, — диалог между писцом и его непутевым сыном, — предваряется введением. В нем отец более или менее дружески убеждает сына ходить в школу, прилежно учиться и возвращаться домой, не задерживаясь на улице. Чтобы убедиться, что сын слушает его внимательно, отец заставляет его повторять дословно каждую свою фразу.
Затем беседа превращается в монолог отца. Отец начинает с практических советов, которые должны помочь сыну «стать человеком»: не болтайся по улицам и садам; слушайся своего наставника; ходи в школу, изучай опыт прошлого. Далее следуют горькие упреки в адрес своенравного сына, который, по словам отца, довел его до отчаяния своей трусливостью и «нечеловечным» (т. е. недостойным человека) поведением. Отец глубоко опечален сыновней неблагодарностью. Он никогда не заставлял сына ходить за плугом и погонять быков, никогда не посылал его за топливом, не просил помочь ему, как это делают другие отцы. И тем не менее сын его оказался гораздо хуже, нежели сыновья других людей.
Подобно многим современным родителям, отец больше всего огорчен тем, что сын отказывается следовать по его стопам — не хочет быть писцом. Он побуждает сына превзойти друзей, приятелей и братьев, избрав отцовскую профессию, хотя она и труднее всех остальных, ибо искусство письма — самое сложное из всего, что придумал и дал людям бог искусств и ремесел. Отец говорит, что эта профессия необходима для передачи человеческого опыта в поэтической форме. В любом случае, продолжает он, сын должен следовать по стопам отца, ибо так приказал Энлиль, повелитель богов.
После заключительных упреков отца в связи с тем, что сын стремится к материальным благам, а не к достойной человека деятельности, значение текста становится неясным. Создается впечатление, что далее следуют краткие, афористические высказывания, цель которых, по-видимому, заключается в том, чтобы наставить сына на путь истинный. Так или иначе, концовка благополучная. Отец благословляет сына и молится, чтобы на того снизошла милость их семейного бога (бога луны Нанны) и его супруги, богини Нингаль.
Вот почти буквальный, хотя и неокончательный перевод наиболее понятных отрывков текста. Опущены только отдельные неясные фразы или поврежденные строки.
— Куда ты ходил? — спрашивает сына отец.
— Я никуда не ходил, — отвечает сын.
— Если ты никуда не ходил, почему ты бездельничаешь? Ступай в школу, стань перед «отцом школы», расскажи ему заданный урок, открой свою школьную сумку, пиши свою табличку, и пусть «старший брат» напишет для тебя новую табличку. Когда закончишь свой урок и покажешь наставнику, возвращайся ко мне, не болтайся на улице. Ты понял, что я тебе сказал?
— Я понял и могу все повторить.
— Тогда повтори.