Город в песках

Пустыня, казалось, оделась в серебро и золото, а прозрачный воздух создавал иллюзию больших водных пространств там, где их не могло быть. Мне никогда еще не приходилось видеть миражи. Порой казалось, будто мы стремительно летим в воду, но берег обширного озера все время оставался недосягаемым, на расстоянии нескольких футов от колес нашей машины.

Доехав до перекрестка, машина свернула вправо, на дорогу, ведущую в Хафадже. Вскоре на западе, где-то у линии горизонта, мелькнул ряд пальм, но Габриэль заявил, что это тоже мираж.

— Дальше за рекой действительно имеются деревья, — сказал он, — эти же только так, обман зрения.

Затем я увидела на линии горизонта, справа, продолговатую насыпь, окруженную блестящим озером; темные фигурки двигались по ней вверх и вниз. Я подумала было, что они тоже иллюзорны, но Габриэль объявил:

— Раскопки в Хафадже!

В противоположность Тель-Асмару Хафадж было расположено в равнине. Со стены, где работал Хэм, вся территория напоминала вычерченный на бумаге план раскопок. В нескольких сотнях ярдов к западу я заметила небольшой дом, принадлежавший экспедиции; по сравнению со зданием в Тель-Асмаре он казался крохотным. К северу от него, справа, я увидела удивительную вещь — блестящую полоску воды, на этот раз настоящей! А за ней, на противоположном берегу Диялы, утомленный беспредельной сверкающей далью глаз радовала густая сине-зеленая полоска пальм, Я с трудом оторвала от них взор и сосредоточила внимание на раскопках. Пьер принялся объяснять:

— Ничего похожего на это пока не обнаружено нигде, — сказал он. — Взгляните на овальную стену вокруг платформы. — Обратите внимание, что вся она сложена из чудесных плосковыпуклых кирпичей, — прибавил шутливо Хэм. — Мы уже извлекли около шестидесяти тысяч штук таких кирпичей, я их знаю, как свои пять пальцев.

Они вдвоем стали объяснять мне необычайную планировку городище Хафадж. Хотя ветры и дожди сровняли храм с землей, все же сохранилось достаточно доказательств тому, что здесь на высокой продолговатой платформе некогда возвышался храм, и к нему со двора вела лестница. Платформа и двор были обнесены огромной овальной стеной; в той ее части, что больше других удалена от храма, были сооружены красивые ворота с башнями. Я ясно видела овальную стену, однако в ее пределах не было заметно ничего, кроме невысокой кирпичной кладки на уровне земли.

Пьер повел меня по запутанному лабиринту, образованному верхними стенами, с обеих сторон которых виднелись ямы и траншеи. По пути нам попалась огромная круглая яма, внутри которой не было никакой стены. Пьер сказал, что это следы деятельности грабителей, орудовавших еще до того, как мы получили концессию на раскоп данной местности. Мы пересекли широкую стену и направились в южный конец двора, к массивной кирпичной кладке продолговатой формы. Теперь я увидела, что сохранилось всего несколько рядов кирпичей, но по бокам платформы имелись небольшие, симметрично расположенные контрфорсы.

Остановившись в нескольких футах от длинной фронтальной стороны платформы, Пьер указал на землю, где я увидела лишь две неровные кирпичные ступеньки; они не произвели на меня ни малейшего впечатления.

— Эти ступеньки, — продолжал Пьер, — настолько хорошо сохранились, что можно было точно измерить ширину и высоту каждой. Измерив же расстояние от нижней ступеньки до основания платформы, можно без труда вычислить ее первоначальную высоту и число ступенек. Оказалось, что платформа некогда возвышалась почти на пятнадцать футов.

Я обратила внимание на то, что лестница расположена не в центре платформы, а ближе к ее восточному углу.

— Именно это обстоятельство доказывает, что здесь стоял храм, а не мирское здание. В любом сколько-нибудь значительном доме лестница располагается напротив главного входа, а главные входы всех обнаруженных в других местах храмов находятся в этом же месте — недалеко от восточного угла длинной северной стены, — объяснил Пьер. — Малый храм в Тель-Асмаре построен по аналогичному плану.

Мы прошли в глубину двора, где Пьер показал мне складские помещения, за массивными стенами которых некогда хранились орудия мира и войны. В одном из них за год до этого было найдено сорок наконечников булав, во втором — кремневые серпы с острыми зубчатыми краями, места их крепления к деревянным ручкам все еще сохраняли плотный слой битума; в третьем — множество глиняных якорей для рыболовных сетей, причем вокруг некоторых из них сохранились обрывки нитей. Полы во многих комнатах были вымазаны глиной. Пьер показал мне трогательную деталь: однажды, более четырех тысячелетий назад, в одной из комнат, где пол не успел еще просохнуть, шумерский ребенок делал первые робкие попытки ходить; в глине отчетливо отпечатались следы крошечных пальчиков и пяток, все испещренные тонкими линиями. Этот ребенок оставил здесь свой безымянный след за сотни лет до того, как во времена Хаммурапи Авраам — согласно Библии — отправился со своей семьей и пожитками из Ура на запад, в новую отчизну.

На раскопках в Тель-Асмаре теперь повсюду достигли слоя раннединастического периода. Джейк с Хэлом расчистили большой дом, сложенный целиком из плоско-выпуклых кирпичей, с невиданными доселе пятью арочными дверными проемами; в этом же доме была обнаружена еще одна уникальная находка: маленькое квадратное оконце с обугленными фрагментами деревянной рамы.

Сетон добрался до большой угловой комнаты, расположенной под аккадским дворцом, в том месте, где он почти соприкасался с Малым храмом. Однажды утром один из его шергати очищал стену недалеко от угла комнаты. Она была оштукатурена, что облегчало раскопки. Внезапно кирка пробила стену и вошла в нее по самую рукоятку. Вытаскивая кирку, шергати с огорченным видом осмотрел маленькую круглую дыру в толще стены; ее обрамляло что-то похожее на толстый слой желтой керамики; шергати позвал Сетона, и тот, удалив щебень, обнаружил большой глиняный сосуд желтого цвета со стенками толщиной около дюйма. Рабочий нечаянно проткнул киркой его стенку.

Большой сосуд в толще стены — явление не совсем обычное. Сетон послал мальчишку за Гансом. К счастью, в это время Джон и я направлялись с Гансом на раскопки. Присев на корточки в углу, Сетон и Ганс удалили остатки щебня, и под стеной обнаружилось пустое пространство. Сосуд был весь в трещинах, и, как только выгребли окружавшую его землю, от него стали отваливаться большие куски. А когда посыпалась земля, увлекая за собой черепки, в темноте вдруг блеснуло что-то сине-зеленое. Ганс просунул голову и плечи под нависшую стену и долго вглядывался внутрь.

— Там масса металлических сосудов, — сказал он наконец глухим от возбуждения голосом. — Кажется, я вижу ярко-зеленое лезвие ножа; все покрыто толстым слоем патины. Нам придется разобрать по одному кирпичу всю стену вокруг сосудов и над ними, — продолжал Ганс. — Один из сосудов весь расколот, а все, что находится внутри его, вероятно, очень хрупкое. Но прежде чем мы удалим хотя бы один черепок, мне хочется сфотографировать все как есть.

На подготовительные работы — съемку и расчистку — ушел весь остаток этого дня и утро следующего. После того как опасность обвала стены была устранена, Етти принялась извлекать находки. Сосуд оказался доверху набитым предметами. Мы брали выложенные ватой коробки и дощечки и, как только вынимали предметы из сосуда, подсовывали под них дощечки, а затем, если находки оказывались не слишком хрупкими, перекладывали их руками в коробки. Мы извлекли множество медных блюд овальной формы и чаш, слежавшихся и превратившихся в сплошную массу. Блюда были настолько тонкими, что мы сомневались в возможности их разъединить. Пьеру опять предстояло поработать!

Еще до того как находки подверглись обработке, Ганс определил, что многие из них идентичны по форме золотым сосудам, обнаруженным Вулли в царских погребениях Ура, и, следовательно, относятся к той же или почти той же эпохе первой династии Ура. Даже сквозь голубовато-зеленый слой окиси было видно, что чаши, подобно некоторым образцам из Ура, имеют красивую ребристую поверхность.