Страница 2 из 55
— признанием культуры совокупностью ценностей создаются предпосылки для субъективно-аксиологического (оценочного) подхода, когда взгляды и вкусы самого исследователя, его общества и эпохи служат критерием ценного и неценного в творчестве человека, соответственно включаемого в рамки культуры или оставляемого за ее пределами;
— субъективно-аксиологический подход порождает так называемый элитарный принцип: культура уподобляется музею, где выставлены одни шедевры, созданные творческой элитой, которая, вопреки утверждениям, что творец ценностей — народ, признается создательницей этих шедевров;
— в признании культуры совокупностью материальных и духовных ценностей проблематично само резкое разграничение между материальным творчеством и духовным творчеством, ибо любой создаваемый человеком материальный предмет сначала возникает как идея, как продукт духовного творчества, а продукты духовного творчества материализуются, овеществляются в строениях и картинах, мебели и книгах, одежде и т. д.;
— представление о культуре как о совокупности материальных и духовных ценностей порождает статический подход к ней, затрудняя понимание культуры как процесса и человека как ее творца.
Относительное единодушие среди советских философов и культурологов в критике данного определения культуры сменяется пестрой разноголосицей предлагаемых новых определений, общим для которых является интерпретация культуры как деятельности [76, с. 33]. Сложность этих определений и интерпретаций заставляет с сожалением вспоминать кажущуюся простоту и ясность отвергнутой формулировки. Невольно возникает вопрос: не являются ли они очередной данью моде на усложненность изложения, выражением некоторого интеллектуального снобизма, своеобразной «игрой в бисер»? По-видимому, нет, ибо сложность новых определений свидетельствует о стремлении исследователей с возможно наибольшей полнотой и адекватностью выразить многогранную сущность самого феномена «культура».
«Культура» — категория многих гуманитарных наук, т. е. понятие, выражающее сущностные признаки объекта данной науки и тем самым способствующее его изучению и пониманию. Объекты, например, философской науки и исторической науки не тождественны, их задачи и цели не совпадают. Поэтому определение культуры как философской категории не может быть механически перенесено на культуру как категорию исторической науки, хотя в разработке своего определения историк должен непременно учесть такие основополагающие признаки определения культуры современной марксистской философией, как деятельная интерпретация культуры, признание взаимосвязанности культуры и природы и другие. Этим требованиям, как представляется, отвечает следующее определение: культура есть исторически и социально обусловленное, объективированное в разнообразных продуктах человеческой деятельности отношение человека к природе, обществу и самому себе, побуждающее человека к деятельности, регулирующее и регламентирующее человеческую деятельность во всех сферах его существования и обеспечивающее обществу возможность и способность адаптации в меняющемся мире.
Ядром этого определения, которое следует считать лишь рабочим инструментом для дальнейшего изложения, является слово «отношение», ибо, как отмечают К. Маркс и Ф. Энгельс [1, с. 29], способность «относиться» есть только человеческое свойство, отличающее человека от животного и определяющее место и роль культуры в обществе как социальной системе, где «культура как бы разлита по всему телу социального организма» [76, с. 3].
Культура существует на различных уровнях: мы говорим о культуре человечества и о культурах отдельных социально-экономических формаций, о культурах различных эпох (античной, средневековой и т. д.) и о культурах разных этносов и стран (русской и России, латышской и Латвии и т. д.), о культурах различных социальных (буржуазной, пролетарской и др.) и профессиональных (крестьянской, купеческой и т. д.) групп, даже о культуре отдельной личности — Пушкина, Гете и других. Однако подобная классификация, полученная эмпирическим путем, не приемлема из-за неоднородности лежащих в ее основе критериев. Этот недостаток устранен в предложенной Э. С. Маркаряном [75, с. 105–112; 76, с. 189–197] классификационной схеме, включающей три уровня, три рода понятий культуры: общеродовое понятие культуры, содержащее ее наиболее сущностные, всеобщие признаки; общее историко-типологическое понятие культуры или общеисторический тип культуры, позволяющий выявить общее в отдельных культурах и определить вехи стадиального развития культуры; локально-историческое понятие культуры или локально-исторический тип культуры, выражающий неповторимые свойства данной культуры, ограниченной во времени и пространстве.
Предметом нашего рассказа будет тот общеисторический тип культуры, пространственные параметры которого выражены термином Ближний Восток. Для историко-культурного региона характерна изменчивость параметров и компонентов, что отчетливо видно на рассматриваемом нами примере. В XIX в. понятие Ближний Восток включало в себя территорию тогдашней Османской империи вместе с подвластными ей частями Балканского п-ова, а в настоящее время объемлет такие государства, как Судан и Египет, Израиль и Иорданию, Ливан и Сирию, Турцию, Ирак и Иран, Саудовскую Аравию и другие государства Аравийского полуострова. Но если границы и содержание данного понятия так изменились за сравнительно короткое время, то не лишен основания вопрос о параметрах и содержании его несколько тысячелетий назад, скажем, до нашей эры. Ни один историк, конечно, не сомневается в том, что древний Ближний Восток охватывал долину Нила и Двуречье, Палестину, Сирию и Финикию, Малую Азию и Закавказье, Иранское нагорье и Аравийский п-ов, но иногда говорят также о едином этнокультурном Средиземноморском комплексе. Однако тесные этнокультурные контакты между Ближним Востоком, Эгеидой, Центральным и Западным Средиземноморьем, наличие несомненных черт типологической и/или стадиальной общности еще не дают оснований для расширения границ рассматриваемого культурного региона.
Слово «древний» в сочетании с названием «Ближний Восток» указывает не только временной отрезок в истории Ближнего Востока, но обладает также социальным содержанием, поскольку подразумевается определенное, в данное время существовавшее на Ближнем Востоке общество. Советские востоковеды в настоящее время предпочитают называть это общество «рабовладельческим обществом особого типа», на обоих этапах своего развития оно характеризуется следующими основополагающими чертами [41, с. 127–145; 57, 1, с. 27 и сл.; 54, с. 13–18; 36, с. 5 и сл. и др.]:
— на первом этапе хозяйственная деятельность человека основывалась на использовании камня, меди и бронзы; второй этап наступил с открытием и внедрением железа (стали);
— основой ведения хозяйства были ирригационные работы, которые осуществлялись и как крупномасштабные ирригационные системы, и как децентрализованное ручьевое орошение, и как сбор дождевой воды и пр.;
— на первом этапе преобладало натуральное хозяйство, нацеленное в основном на удовлетворение потребностей самих производителей; второй этап характеризуется некоторым ростом товарного хозяйства, нацеленного на удовлетворение потребностей большего круга потребителей, на рынок;
— на первом этапе доминировали две формы собственности на землю и воду — царско-храмовая и общинная (или общинно-частная); второму этапу свойственно большее разнообразие форм собственности и владения, растет удельный вес частной земельной собственности;
— на первом этапе существовали два сектора экономики с различными производственными целями, разными формами хозяйственной организации, неодинаковым составом производителей — децентрализованный общинный сектор и централизованный царско-храмовой; для второго этапа примечательно образование частного сектора экономики;
— рассматриваемое общество было сословным и классовым и, в миропонимании самих древних, включало свободных полноправных членов общин, полусвободных-полузависимых, находившихся под властью царя, храмов и т. д., и рабов, а с точки зрения классового деления состояло из класса, владевшего средствами производства, но не занятого производительным трудом и эксплуатировавшего труд других людей, из класса, владевшего средствами производства и занятого производительным трудом, и из класса, не владевшего средствами производства, но занятого производительным трудом, причем удельный вес и значимость этих сословий и классов, равно как характер и степень их оформленности и внутреннего расслоения, были разными на двух этапах развития;