Дерево

В другой момент Аркаше стало бы смешно при мысли о том, что он собирается мстить какому-то дереву, которое даже и пошевелиться самостоятельно не может. Другое дело - кошка или собака. Если бы его укусила собака, Аркаша моментально нашел бы тысячу способов, как ей отомстить. Он заставил бы несчастное животное каяться в своем поступке до тех пор, пока дышит. Оно просто обязано было бы выстрадать всю ту боль, которую причинило Аркаше.

Но дерево!

Вроде бы и живое, но ведь не существо, а черт знает что такое! Не визжит, не брыкается... Что внутри него делается - можно только догадываться. От чего оно испытывает удовольствие, а от чего ужас и боль непонятно. Человек подходит к дереву со своими человеческими мерками, а о мерках дерева и не помышляет, потому что дерево не делится с ним своими впечатлениями и переживаниями. Если человека перерубить пополам, то он не будет жить ни минуты. Если же такое проделать с деревом - оно после этого будет цвести еще сто лет. Так какую же месть применить к дереву, чтобы было видно или слышно, как оно страдает?

Аркаша долго раздумывать не стал. Степень страдания дерева он решил соразмерить со степенью своего удовольствия при применении к нему своих приемов экзекуции. Аркаша, например, не имел представления о том, какое "блаженство" будет испытывать дерево без коры, однако он прекрасно знал, что сам лично при виде того, что сделает, будет пребывать в таком блаженстве, которое надолго удовлетворит его жажду мести.

Ради этого дела Аркаша даже не пошел в школу. Он взял топор, пилу и самый большой садовый нож, какой ему только удалось отыскать в богатом дедовском арсенале в сарае.

... Тяга к искусству в Аркаше больше не шевелилась. Он решил отпилить все ветви, до которых мог дотянуться, а потом содрать с обрубков кору. Но через некоторое время он передумал и решил сперва заняться стволом. Он захотел проделать в нем сквозную дыру и добраться таким образом до самого сердца дерева. Он смутно понимал, что сердце дерева находится вовсе не в его стволе, ног Аркаше важно было не убить дерево, а заставить его мучиться и влачить жалкое существование до конца дней своих.

Аркаша взялся за работу весьма рано, и через некоторое время к вящему удовольствию добился кое-каких результатов. Дерево поддавалось неохотно, но жажда испытать истинное чувство удовлетворения удесятеряла его силы. Скоро вся кора, которая до этого еще держалась на стволе, была с него сорвана и мокрыми клочьями валялась вокруг вперемешку с раскромсанными кусками древесины. В голову Аркаши залетела шальная мысль о том, чтобы вообще срубить дерево и тем самым завершить акт возмездия, но трезвый расчет тут же отогнал ее прочь. Дерево должно умереть САМО, лишь пройдя через тяжкие муки и до конца осознав всю тяжесть совершенного по отношению к Аркаше преступления. Убить его сейчас - значит совершить акт милосердия, против которого восставала вся Аркашина душа. Аркаша знал, что достигнуть цели своей он сможет лишь в том случае, когда по капле выпустит из живого дерева все соки, заменявшие ему кровь, и своими глазами убедится в том, что выполнил это в совершенстве.

К обеду Аркаша отделал бедное дерево так, что ему самому стало жутко при виде своей работы. Решив, что на сегодня хватит, он отправился домой, оставив дерево наедине со своими горестями и страданиями.

... В эту ночь Аркаше приснился страшный, но вместе с тем, очень приятный сон. Он увидел извивающееся в судорогах дерево. Оно протягивало свои искалеченные ветви к Аркаше, пытаясь его схватить и сделать с ним что-то ужасное. Но Аркаша ловко увертывался, отсекая ветви своим острым, как лезвие, топором. Дереву ничего не оставалось, как осыпать своего мучителя листьями в надежде сбить его с ног. Но Аркаша обладал удивительной способностью уничтожать листья на расстоянии, и потому, сколько дерево ни старалось, поделать с ним ничего не могло.

На следующий день в школу идти все же пришлось. Глаз уже почти не беспокоил, и жажда мести стала понемногу проходить. Возвращался он из школы опять через пустырь. Дерево встретило его угрожающим шелестом листьев. Сейчас оно внушало Аркаше некоторый страх, к которому примешивалась какая-то доля жалости. Но жалость показалась вдруг Аркаше делом последним, и, чтобы подавить в себе эту неуместную сейчас слабость, он решил поскорее продолжить свое сугубо принципиальное дело.

Когда через десять минут он возвращался к дереву с полным набором столярно-пыточных инструментов, то заметил в его ветвях что-то не совсем обычное. Что именно это было, разглядеть снизу не удалось. Несколько веточек на высоте третьего этажа неестественно подергивались, и создавалось впечатление, что там затеяла возню какая-то птица или кошка. Взобраться по стволу на крону было минутным делом, немного сложнее было пробиться в густом переплетении ветвей, веток и веточек, но Аркаша в конце концов преодолел и это препятствие. Листья шелестели уже совсем рядом, нужно было лишь немного пройти по ровной толстой ветке. Ветка была упругой и заметно прогибалась под тяжестью человеческого тела, но Аркаша знал, что такие ветви никогда не ломаются. Он быстро и спокойно ступил на нее и, сделав несколько шагов, увидел необычную картину.

В том месте, где, по расчетам, сидело какое-то беспокойное существо, НИКОГО НЕ БЫЛО. А были там две самые обыкновенные веточки, обсыпанные самыми обыкновенными листьями, и эти веточки необыкновенно резво колотили друг по другу, словно две руки... хлопали в ладоши!

Аркаша аж раскрыл рот от изумления, и это было последнее, что он успел сделать.

Ветка, на которой он стоял, вдруг со страшным треском обломилась, и Аркаша стремительно ухнул вниз. Голова его дернулась от удара о сук, на пути его поддела еще дна ветка, которая больно хлестнула по животу и перевернула на спину. Аркаша ничего так и не успел сообразить, как шлепнулся на землю, врезавшись спиной во что-то твердое и острое...

... Очнулся Аркаша больнице. Он не знал, что с ним стряслось, ему было очень плохо. Врачи запретили ему говорить и сами ничего не говорили. Потом он увидел заплаканное лицо матери, немного позже появился отец, и вид у него был пришибленный.

А когда (много позже) Аркаше стало лучше, он узнал, что это лучше намного хуже того, что можно было бы себе представить: он стал инвалидом на всю жизнь, так как у его был серьезно поврежден позвоночник. Как потом выяснилось, он упал на острый выступ корня дерева. А самое лучшее, на что он мог теперь рассчитывать, - это всю жизнь гулять в обнимку с костылями, да и то при условии, что у него найдутся на это силы.

Весь день после этого открытия Аркаша пролежал полумертвый от ужаса. Временами на него накатывали волны смертельной тоски, и тогда ему казалось, что это просто кошмарный сон. Но этот сон так и не проходил, и, очнувшись в очередной раз от еще более кошмарного сна, в котором он был цел и невредим, Аркаша горько заплакал.

... Долгих восемь месяцев пролежал Аркаша, прикованный к постели, и все эти месяцы он проклинал ненавистное дерево, ибо он был уверен в том, что дерево просто отомстило ему за свои страдания. Но были моменты, когда Аркаше становилось просто смешно. Чтобы дерево?.. РАСТЕНИЕ?!

Дерево теперь вселяло в Аркашу самый настоящий ужас, и, чтобы как-то отделаться от этого ужаса, Аркаша старался меньше думать о нем.

С горем пополам Аркаша выучился передвигаться на костылях. И первым его самостоятельным путешествием стала именно прогулка к треклятому дереву.

Стоял солнечный май. Аркаша не знал, каким он найдет свое изувеченное дерево в эту пору всеобщего расцвета, однако он никак не ожидал увидеть того, что увидел. Все траншеи на стволе заросли и покрылись красивой молодой корой. Даже сквозная дыра, в которую Аркаша вложил так много сил, теперь напоминала о себе лишь незначительным углублением. Аркаша надеялся увидеть такого же жалкого калеку, как и он сам, и будь так, он в душе простил бы дерево, сделавшее ему такую неприятность. Но от оскорбительного торжества жизни, на которое его организм уже не вправе был рассчитывать, у Аркаши захватило дух. Такого издевательства он стерпеть был не в силах.