Страница 16 из 25
— Просто так. От нечего делать. Не надо безумствовать. Хватит. Остановитесь!
Если откровенно, то, возможно, и надо было остановиться. Москвичи, эллины и даже олимпийские боги остановились бы. И выпили бы просто так. Тем более в долг до скончания веков.
Но… в нас вдруг заговорила кровь предков. Наши деды и прадеды никогда не поднимали третий стакан «от нечего делать». И уж тем более — в знак капитуляции. Третий стакан для истинных колдыбанцев — свидетельство их очередной удивительной победы. И если мы нарушим эту традицию, уйдем от нашей барной стойки (она же — источник истины), как простые бездельники-собутыльники, если мы сдадим нашу удивительную потомственную игру, то что скажут о нас внуки и правнуки?
К тому же на Самарской Луке (ты помнишь, читатель?) верят на слово. В первую очередь самим себе. Мы сказали: вот герой. Значит, это герой. Мы верили в это уже на сто процентов. А может, и на тысячу.
— Здесь и сейчас нет Еремея Васильевича. Здесь и сейчас — Лука Самарыч!
Трудно восстановить, кто произнес эти слова. Может быть, все разом. Но совершенно точно, что вслед за тем грозный милицейский офицер Самосудов расстегнул кобуру и решительным жестом выхватил… Нет, конечно же, не пистолет, которого там сроду не было. Не пистолет, но куда более грозное оружие. В данном случае — десятирублевую купюру. Затертую десятку, которая хранилась в таком удивительном тайнике, очевидно, на самый черный день или же на самый светлый праздник. Затем Самосудов снял и положил на «пьедестал» милицейскую фуражку, одновременно опустив в нее свой заветный капитал.
— Здесь и сейчас — Лука Самарыч! — подтвердил гроза женского отделения бани № 1 Безмочалкин.
Он вынул из своей элегантной сумочки шикарный седовласый парик, который всегда надевал перед входом в женскую помывку, а из парика вытащил свой энзэ. Купюра Безмочалкина была новенькой до хруста. Видать, предназначалась для соблазнения прекрасных купальщиц.
Производитель педагогического брака Молекулов держал заначку в своем противорадикулитном поясе из собачьей шерсти, и потому от его приношения за версту несло и овчаркой, и пуделем, и дворнягой.
У пропагандиста ломоносовских и ньютоновских научных задов Профанова клад находился, естественно, под пяткой, конкретно — под стельками ботинок. Причем это хранилище было оборудовано так давно, что уже побывало в ремонте, и ничего не ведающий сапожник приколотил купюру в нескольких местах к подметке.
И вот милицейская фуражка, в которой гордо лежат трешницы, пятерки, десятки и даже одна полусотня, торжественно водружается на барную стойку, прямо перед носом нигилиста в седьмом поколении Подстаканникова.
Изумленно взирает на нее нигилист. Неужто сбылась вековая мечта колдыбанских буфетчиков, неужто завсегдатаи «Утеса» выпьют третий стакан не в долг, а на свои?
— Внуки и правнуки, бармены в восьмом и девятом поколениях, не поверят, — бормочет Подстаканников. — Я должен сохранить это вещественное доказательство для потомков.
Он вытрясает содержимое милицейской фуражки в сейф и торопливо захлопывает его, будто прячет подвески французской королевы. Затем Подстаканников оборачивается к барной стойке. Впервые рука нашего бармена дрожит от волнения. Тем не менее истинный напиток он разливает в край, не пролив ни одной капли.
— В этом мире, Юрий Цезаревич, — многозначительно молвил флагманский столик, — всё — балаган. Но… балаган балагану — рознь. Здесь и сейчас — наш балаган.
— Предоставляем вам особую честь провозгласить особый тост. За Луку, за нашего Самарыча.
Подстаканников мнется и обращается к человечку на табурете:
— Что скажете, Еремей Васильевич?
— Но я… — начал было человечек.
Однако находчивый Лещев-Водолеев уже сунул ему прямо под нос чудодейственный документ. Это был фирменный бланк ПОПа «Утес». Штамп и круглая печать на нем проставлены заранее. Такими бланками завсегдатаи достославного заведения-сарая обеспечены испокон веков. На тот случай, когда обслуживаются в кредит. Вы догадались: речь идет о долговой расписке «по всей форме».
На сей раз эта ужасная бюрократическая бумага служила благородным целям.
— Решение общего собрания, — торжественно объявил Профанов и громогласно зачитал содержание документа.
«1. Породить второго Геракла — народного героя Самарской Луки.
2. Наречь его былинным именем: Лука Самарыч.
3. Ответственность за создание легендарной славы Луки Самарыча возложить на его заместителей-соратников.
4. Бремя легендарной славы возложить персонально на самого героя.
5. Временно исполняющим обязанности (врио) бесстрашного и благородного Луки Самарыча назначить ночного сторожа Хлюпикова Е. В.».
Ну? Всё чин чином. На бланке. С круглой печатью. Как в старые советские времена.
— Кто за то, чтобы…
За! Единогласно!
Ну, пузан, он же дважды инвалид, а равно второй Геракл тире Лука Самарыч! Не подведи! Ведь всего-то на пять минут!
Все взгляды устремились на Хлюпикова, и…
…на наших глазах случилось диво.
Советская закваска сработала. На допотопном прадедовском табурете, как на гранитном постаменте, стоял… монумент. Точь-в-точь как тот монумент, который в старые советские времена красовался на главной площади. Которому салютовали пионеры. Перед которым снимали шапку пенсионеры. Которому кланялся и в пояс, и до земли сам нынешний мэр Поросенков. И при этом даже не замечал, что по щиколотку стоит в знаменитой колдыбанской луже…
— Ер-ремей В-васильевич? — запинаясь, вопросил Подстаканников, не веря своим глазам.
— Здесь и сейчас нет Еремея Васильевича, — строго ответствовал монумент, держа в вытянутой руке мандат коллектива. — Я — демократически и единогласно избранный народный герой Самарской Луки, бесстрашный и благородный Лука Самарыч. Без пяти минут…
Он повел бровями-елками и решительно изрек:
— …легендарный.
И для потомственного нигилиста Подстаканникова наступил момент истины. Он выпрямился. Точнее, вытянулся в струнку.
— За Луку Самарыча! — торжественно провозгласил он и широким жестом пригласил нас к стойке.
И вот полные стаканы наконец-то в наших руках. Щелкает прадедовский допотопный фотоаппарат. Есть кадр для истории. Для музеев и библиотек. Для внуков и правнуков. У барной стойки «Утеса» (она же источник истины) стоят насмерть не какие-то вам собутыльники, а соратники нового удивительного героя Самарской Луки, соперника самого великого Геракла.
Мы испытали восторг и ликование:
— За Луку Самарыча!
Ульк!
Молчат аналитики, безмолвствуют скептики, прикусили язык циники. Только большой науке можно предоставить слово. Скажи, пожалуйста, большая наука: на кой ляд шаровары, ежеминутно спадающие с нашего супергероя, колдыбанская артель ширпотреба пошила шириною с Черное море? Нет, прямо с Ледовитый океан.
Часть вторая
Глава третья
Ну вот, читатель, теперь ты знаешь, какая удивительная и особая среда породила супергероя Луку Самарыча и как он был порожден.
Поскольку, читатель, ты у нас очень ушлый и очень дошлый, тебе уже не дает покоя очередная философская проблема.
Как же теперь истинные колдыбанцы будут выплывать из тупика, в который так лихо загнали сами себя? Какое удивительное «но» придумают эти великие, без пяти минут вторые рембрандты и бахи, колумбы и эйнштейны, чтобы отложить, как всегда, до лучших времен исполнение своего очередного, совершенно особого замысла? На сей раз — великой Лукиады. И не надорвут ли свои драгоценные шарики и полушария великими думами на этот предмет?
Ха, читатель! Если откровенно, то мы и забыли, что породили какого-то супергероя Луку Самарыча. Буквально через пять минут забыли. Потому как были уверены, что провели одноразовую акцию. Пробились удалым и ловким маневром к барной стойке, она же источник истины, ну и спасибо. Ну и прощевай, Лука Самарыч. Какая еще тут может быть Лукиада, с какой такой стати?