Время звёзд

— Ну-у… это…

Одно хорошо, влюбленность её, если и была, после такого гарантированно пройдёт.

— Иди, у тебя мало времени.

— Ага, — девушка нерешительно отступила, но потом снова повернулась ко мне, — Всё будет хорошо!

— Надеюсь.

И, когда ее шаги уже затихали в темноте:

— Удачи, детёныш.

С трудом добираюсь до своего ложа и без сил падаю на тюфяк. Интересно, если представить, что этой светящейся мерзости под потолком нет, удастся ли заснуть?

Удалось, как ни странно, довольно быстро. Даже приснилось что-то… мутное и затягивающее, как гнилое болото.

Сознание вернулось неожиданно и сразу. Словно зажёгшаяся свечка. Ясное, не затуманенное наркотиками. На секунду мне даже показалось, что всё произошедшее было просто дурным сном. Впрочем, пронизывающий холод быстро избавил меня от иллюзий.

Открываю глаза. Потолок. Магические светильники. Даже на пороге смерти этой мерзостью любоваться! Пробую пошевелиться — слабость не исчезла, тело слушается с трудом. Пытаюсь подняться, но лишь бестолково дёргаюсь — руки, ноги и шея прикованы к гладкой каменной плите металлическими обручами. Соприкасающаяся с ней кожа замёрзла до полной нечувствительности. И хорошо, потому что каменюка явно создана магией. Холод притупляет чувствительность. Неужели жертвенный алтарь? Поворачиваю голову, пытаясь разглядеть его. Голова кажется необычно лёгкой, и кожа на ней мёрзнет, как и на всем остальном теле. Что за? Содрогнувшись от неожиданной догадки, скашиваю глаза, пытаясь разглядеть на периферии зрения привычные чёрные локоны. Ничего. Вот Бездна!!! От обиды хочется плакать. Мои волосы были длинными с самого первого мига моего существования. Были моей гордостью, последней частичкой изначального облика.

Как ни странно, тот факт, что через несколько минут меня принесут в жертву, расстраивает меня куда меньше испорченной причёски! С усилием загоняю внутрь истерическое хихиканье. Нервы в последнее время… впрочем, повод уважительный.

А помещение, однако, занятное. Я не думаю, что у каждого уважающего себя мага в доме есть специальная комната для жертвоприношений. Интересно, что здесь было раньше? Судя по отделке стен и потолка — то ли столовая, то ли гостиная.

— Очнулся? — в поле зрения показался маг. Торжественный и серьёзный, полностью погружённый в главное событие своей жизни. Я закрываю глаза.

Дэррик перебирает инструменты и бормочет себе под нос. Потом моей кожи касается что-то влажное и холодное. Содрогаюсь от ужаса и омерзения. Это тоже магия, смешанная с краской, пропитавшая кисть. Зажмуриваюсь как можно плотнее, до боли. Я не могу. Просто не могу, это слишком. Пожалуйста, наставник, помогите мне! Нэс'cаэ! Сора! Эссин! Кто-нибудь…

— Мне хотелось бы узнать о магии твоего народа. Жаль, не удастся.

О чём он? Какая разница. Я не вижу его. Меня нет…

Холодно. Так невероятно холодно… страха нет, только холод. Или я воспринимаю теперь холод как страх? И странное щекочущее ощущение в тех местах, где с моей кожи исчезают последние капли серебра.

— Начнем, пожалуй, — Маг последний раз провёл кистью по моему телу, завершая узор. И словно разорвалась натянутая вдоль позвоночника струна. Всё. Конец. Что-то тёмное, ледяное накатывает приливной волной, обжигает кожу изнутри, выплескивается наружу. Невидимое и неотвратимое.

— Что… — Дэррик отшатывается, с ужасом глядя на свои начавшие волокнисто расползаться пальцы. Прах кисточки оседает на вычурном одеянии. Иногда, очень-очень редко, случается так, что Дитя Звезды встречает на своем пути слишком много боли. Слишком много такого, что убивает красоту. И когда её совсем не остаётся, приходит холод. Изначальный страх, который убивает. Неназываемый и всеразрушающий.

Проржавевшие в труху скобы рассыпаются, когда я сажусь на алтаре. Не знаю зачем, просто так кажется правильным.

Дэррик хрипит на полу. Так ничего и не понял… Это не древняя магия моего народа, колдун. Мы не касались магии. Это ужас. Боль, которую невозможно вынести.

Камень подо мной тоже начинает крошиться, но мне всё равно. Равнодушно смотрю на последние судороги мага, и так же равнодушно наблюдаю за тем, как рассыпается его труп. Я знаю, что меня ждёт та же участь. Об этом Звёздные рассказывают своим воспитанникам только раз и не дают задавать вопросов. Самая страшная, самая редкая смерть. За всю историю моего народа такое случалось всего трижды. То есть четырежды. Теперь.

По полу змеятся трещины. Мрамор прочней, чем тела смертных, но перед отчаянием Дитя Звезды не устоит и он. И хорошо, что Лерда не успела вернуться. Мне бы не хотелось, чтобы девочка погибла сейчас. Надеюсь, с ней всё будет в порядке.

Скрип двери не привлек моего внимания.

— Морве! — знакомый голос. Что он здесь… нет, Элистар, не надо!

— Не смей! — эльф уже бежит ко мне через зал, протягивает руку. — Нет…

Я не успеваю. Проклятое, неуклюжее, почти не повинующееся тело не успевает отшатнуться, и его рука ложится на мое плечо. Даже без перчаток.

— Сама не смей, — он обнимает меня другой рукой.

Кожа к коже. Чувства к чувствам. Невероятно, но он всё ещё жив. Секунда, вторая… и из его рук хлынуло что-то горячее, как кипяток, под кожу, внутрь. Туда, где, казалось, навечно поселились холод и пустота.

Отдать кусочек своей души тому, в ком уже ничего не осталось, и попытаться спасти. Залить ледяное пламя. Откуда он знает об этом? Как? Никто не сохранил о таком сведений, даже эльфы.

— Как…

Я не понимаю и понимаю, что за жидкий огонь течёт сквозь мою кожу. Странная, дурацкая, никогда по-настоящему не понятная мне любовь смертных. И я, наконец, ощущаю это чувство полностью, до конца. Это странно, непривычно, почти мучительно, но когда последние капли чужого чувства впитываются в мою кожу, приходит странное разочарование. Словно мне не хотелось, чтобы это заканчивалось.

— Элар?..

Глаза у Элистара пугающие и какие-то пустые.

— Только молчи. Пожалуйста, — эльф равнодушно подхватывает меня на руки и направляется к выходу.

Где-то рядом мелькает испуганная мордашка Леренвы, но я это отмечаю уже в полуобмороке.

Это становится дурной традицией — приходить в себя в незнакомом месте. Небольшой сухой грот, впрочем, куда симпатичнее камеры в подвале и, тем более, жертвенного алтаря. Из под ресниц оглядываю серо-коричневые стены, костёр, хлопочущую у него Лерду. Элистар молча сидит у дальней стены и смотрит в одну точку, кажется, даже не мигая. Мне страшно видеть его таким. Сажусь, неловко собрав на груди чей-то плащ. Эларов, не иначе.

— Очнулся?

— Очнулась?

Они воскликнули это одновременно. И растерянно замолчали, отведя глаза.

— Я в порядке. — Прислушиваюсь к себе. От наркотической заторможенности не осталось и следа, тело слушается вполне нормально. — Лерда, скажи, ты случайно не…

— Да, конечно, — она поняла, не дожидаясь продолжения придвинула мне какой-то свёрток, — Здесь твои вещи и несколько книг из библиотеки господина Дэррика. Записи о его опытах я сожгла, а это — тексты, написанные Звёздными.

— Спасибо, — неуверенно оглядываюсь на своих спасителей. Элистар тактично отворачивается, Лерда так и вовсе выходит наружу.

Торопливо одеваясь, я всё же не могу не обратить внимания на обвившие мои руки тончайшие серебряные узоры. Начинаясь от крупных пятен на плечах они доходят до локтей и основания шеи и, кажется, забираются на лопатки. Мне хочется плакать. В семье Элистара хранят многие знания, которые считаются потерянными. Но мне никогда не приходило в голову, что и эти в том числе. Старая, очень старая, даже мне казавшаяся выдумкой легенда, о том, как за чужую жизнь отдают самое важное из своих чувств.

В одежде я чувствую себя увереннее. Настолько, что даже могу обратиться к неподвижно замершему эльфу.

— Прости меня.

— Теперь это уже не имеет значения. — Элистар обернулся. Взгляд, каким он никогда не смотрел на меня. Лицо официальной маской. — И тебе не за что извиняться.