Время звёзд

Разделив их на восемь прядей разной толщины, начинаю неспешно сооружать косу. На сей раз не простую — вычурное плетение может рассказать знающему о том, из какого рода человек, какая у него семья, чем он славен и насколько богат. На столе передо мной лежат цветные шнурки и костяные бусины — они тоже пойдут в дело. Сплести степняцкую косу — почти искусство, требующее времени и полной сосредоточенности. Перевязываю кончик тонким кожаным шнурком с бубенцами. А вот серьги лучше вынуть — согласно законам Степи, прокалывать своё тело, дабы вставить украшение, может только женщина. Запрет, кстати, религиозный. Специально пролитая кровь всегда жертва Богине Неба. Женщина может жертвовать только свою кровь, мужчина — только чужую.

Теперь развести тёплой водой немного туши и тонкой кисточкой подрисовать затейливый узор на левой щеке. От скулы к шее — стилизованное изображение дикой кошки в прыжке. Последний штрих — несколько капель ягодного сока под веки.

Порывшись в шкатулке, достаю пару морионовых браслетов и ожерелье-ошейник из шести рядов мелких черных камней. Не люблю оставаться без защиты, а без амулетов чувствую себя как раз так. Так, теперь чистая одежда. Хорошо бы что-то степняцкое, но степной комплект остался Гармелю, а в астаях такое не купишь. Придётся облачиться в то, что есть.

Критическим взглядом окидываю себя в маленьком тусклом зеркале. Здравствуй, Яаттай из рода Каракала. Тебе нужно о многом поговорить со своим файхом.

Устраиваюсь на кровати, закинув руки за голову. Так, теперь главное — не проспать. С постоялого двора так и так придётся выбираться через окно, а из города — задворками. И лучше, чтобы у местных жителей было как можно меньше шансов меня встретить.

Степь отцветала. Колышущееся под ветром травяное море от горизонта до горизонта притягивало взгляд и заставляло сердце биться чаще. Хорошо тут, право слово! Сейчас. Меньше чем через две недели трава выгорит, а в полдень раскалённый воздух будет обжигать горло на вдохе. Но пока — свежесть травы и буйство красок, короткая, предельно концентрированная весна.

До мест, где сейчас должны кочевать Каракалы, было не меньше пяти дней пути, но это меня мало беспокоило. Никогда не подводившая память услужливо приводила к колодцам и мелким, обречённым вскоре пересохнуть ручейкам.

Люди не попадались. Встретить их здесь возможно, только если специально искать. И то, смотря как искать. Чужак имеет все шансы заблудиться.

Мне было прекрасно известно, куда сейчас направляется мой род и оставалось лишь следовать к их обычным пастбищам. И размышлять. На сей раз просто для себя.

Успокаивать душу стихотворными строчками у костра и бесконечными напевами без слов, смотреть на низкие, огромные звёзды, слушать шелест трав и беседовать с миром. Не бояться и не гадать. Пусть всё идёт своим чередом.

Ранним утром из ворот Серого Замка выехал на юго-восток отряд из тридцати воинов. Предстояло очередное патрулирование границы. Тяжёлая, опасная, но вполне заурядная работа, которую Альрэна теперь должна была исполнять наравне с родителями. Белка с самого детства знала, что рождена для битвы, а воины уже сейчас беспрекословно признавали её своим командиром. И никогда не роптали на приказы, а уж тем более просьбы.

Ни Сорана, ни Рениан юную предводительницу не провожали, а потому на то, что один из солдат на удивление неловко держится в седле, никто не обратил внимания.

Ваэй заметил чужака ещё издали. Всадник на непривычной лошади — высокий массивный жеребец из тех, на которых в степи никто не ездит. Юноша на всякий случай взялся за лук. Незнакомец остановил коня и поднял руку в приветственном жесте.

Ваэй взмахнул свободной рукой, предлагая подъехать поближе. Всадник, в отличие от коня, оказался худым и непримечательным. Молодой парень в потрёпанной астайской одежде и без видимого оружия. Не похож на этха, но родовой рисунок на лице отчётливо виден.

Разглядев, наконец, кто это, юноша вздрогнул и торопливо отвел глаза. Убрал лук, машинально потёр украшенную клановой татуировкой щёку, отгоняя зло.

— Да хранит Богиня твой путь! — приветственно произнёс он, глядя в землю. Яаттая, якшающегося с чужими выродка, в роду Каракала не любили и побаивались. Считалось, что он приносит неудачи и даже может наслать болезнь.

— Да хранит она и твою дорогу. — Колкий, насмешливый взгляд, казалось, чувствовался кожей. Поговаривали, его мать была травяной танцовщицей, а то и серой ведьмой. Отсюда и бледная кожа, и глаза, посмотрев в которые можно было, как утверждали женщины, лишиться разума, а то и души.

— Я приехал переговорить с файхом, — одна из немногих фраз, которых удостаивались от надменного нелюдя простые этха[13]. В редкие свои появления общался он почти исключительно с файхом и главами семей.

— Я провожу вас, — неохотно выдавил Ваэй. Можно было бы конечно и не предлагать — чай не заблудится, но мало ли что у него на уме. Вроде и родич по Закону, а всё равно чужак, от них всего ожидать можно.

Яаттай хмыкнул, но протестовать не стал, так что юноша развернул кобылу и неспешно поехал рядом с ним.

— Что нового под небом? — вопрос был задан легко и спокойно. Такой… разумеющийся вопрос. Ваэй поёжился. Хоть и украшено каракалом его лицо, а всё равно чуждость не скроешь. И отвечать на такие вопросы чужаку… ох, аж подумать тяжело.

— Милостью Богини, всё хорошо, — не стал вдаваться в подробности парень, искоса взглянув на сопровождаемого.

Яаттай рассеянно смотрел вперед и юноша, пользуясь случаем, украдкой его разглядывал. Бледный, худой как щепка, кисти рук узкие, словно у девушки, даже в перчатках заметно. На воина ничуть не похож. А вот коса заплетена по воински, многими победами украшена. Как такое может быть? И не изменился ничуть, с тех пор как четыре года назад Ваэй с ним первый раз у шатра отца столкнулся. Истинно — нелюдь.

— А новости какие? — тот перекинул косу на спину, блеснул солнечных лучах широкий браслет, брызнул колючими искорками в глаза этха. Красивый. И ожерелье ему под стать. Ваэй невольно залюбовался. Вот бы ему такие, все одногодки от зависти бы полопались. Или для Ласэйи, в подарок.

— Да говори ты, не бойся. — Юноша словно очнулся. И вдруг понял, что прямо смотрит чернущие, что те камни в ожерелье, раскосые глаза. Яаттай понимающе усмехнулся. — Я без причины людям зла не желаю.

— Я и не боюсь! — Обиделся парень, — Воины этха ничего не боятся!

— Верю, — его собеседник отвернулся, всё ещё посмеиваясь. Но почему-то это не казалось таким уж обидным. — Так расскажешь или нет?

Ваэй пожал плечами и, неожиданно для себя, начал рассказывать.

В шатре файха душный полумрак, пропитанный горьким травяным запахом. Принюхиваюсь — лечебный отвар, правителя опять беспокоят суставы. Джалэнай — бессменный глава рода Каракалов вот уже на протяжении тридцати лет — сидит на ковре, скрестив ноги, щурит непроницаемо-чёрные глаза. Мельком окидываю его взглядом и тут же утыкаюсь глазами в пол. Прохожу в центр шатра, опускаюсь на колени, почти касаюсь лбом циновки. Теперь выждать положенные тридцать ударов сердца.

— Да охранит ваш путь Богиня.

— Да охранит Она и твою дорогу, — сильный, не смотря на преклонные годы, звучный голос, — Поднимись, мальчик, к чему церемонии.

Угу. А не исполни я хоть один пункт из этих церемоний, вы бы первый мне недовольство выразили. В предельно доступной форме, плетью поперёк хребта. Поднимаюсь на ноги, наконец-то встречаю взгляд своего файха. Предводитель Каракалов уже стар. Длиннющая, петлями раскинувшаяся по полу коса почти совсем седая, смуглая кожа сплошь изрезана морщинами. Но худое тело ещё крепко, а узкие глаза ясны и светятся умом.

— Согласишься ли разделить со мной трапезу?

— Благодарю за честь.

Это тоже традиция. Вернувшегося даже после недолгого отсутствия этха первым делом приглашают к столу. На случай, если в его обличье в дом пришёл злой дух, из тех, что не могут есть человеческую пищу.

13

Самоназвание населяющих Степь народов.