Мой неотразимый граф

Джордан фыркнул, но отвел взгляд. Мара с горечью продолжила:

— В любом случае мы оба знаем, что не в моей власти заставить вас ревновать, милорд. Вы давно дали понять, что вас не волнует, жива я или нет.

Глядя на воду, Джордан холодно произнес:

— Как скажете, миледи.

Его равнодушие подняло в ней волну гнева. Мара хотела промолчать, но не сдержалась, и горькие слова слетели с ее губ:

— Если бы вам было до меня дело, вы не уехали бы столь поспешно с того вечера. А вы уехали. Вы ведь такой, Джордан: решаете, будто человек не стоит ваших усилий, и просто уходите, ни разу не оглянувшись.

— Вы сами не знаете, что говорите, — глухо произнес он, повернулся и заглянул ей в глаза.

— Тогда объясните! Скажите все, что я должна услышать! Я двенадцать лет ждала хоть какого-нибудь объяснения.

— Ждали? Вы? — Он старался не крикнуть, чтобы не напугать малыша. — Мара! Я уехал, чтобы исполнить свой долг. Надеялся, что в мое отсутствие вы перестанете изображать из себя кокетку и, черт возьми, повзрослеете! Думал, что, когда вернусь, мы с вами сможем… — Джордан замолчал и опустил взгляд. — Но этому не суждено было случиться. Пока я отсутствовал, вы вышли замуж за старину Тома.

Мара напряженно вглядывалась в его лицо.

— Значит… значит, вы любили меня?

— Если вы сомневаетесь, то я уж не знаю, кто из нас глупее.

— Но вас не было так долго!

— Господи, всего один год! — с легкой насмешкой в голосе произнес он.

— Вы мне ни разу даже не написали!

Глаза Джордана сузились.

— Я был очень занят.

Мара рассвирепела.

— Заняты? — Да разве он может представить, сколько раз она засыпала в слезах! — Слишком заняты, чтобы написать мне одну-единственную строчку? Просто дать мне знать, есть ли для нас надежда или нет? Как, как вы могли так поступить со мной?

Джордан открыл было рот, но не смог произнести ни звука.

Мара покачала головой:

—Нет, я вам не верю. Вы никогда не собирались вернуться ко мне. Это все ложь.

— Это правда. Мара.

— Вы забыли меня и ни разу не вспомнили. Поэтому и не писали. Я для вас ничего не значила.

— Можете так считать, если вам от этого легче.

— Разве от лжи может стать легче? — дрожа всем телом, крикнула она.

— Может. Потому что правда еще хуже, — мрачно проговорил он. — Время упущено. Все было зря.

У Мары комок застрял в горле. Пришлось отвернуться, чтобы стряхнуть с ресниц набежавшие слезы.

— Отлично. Значит, вы из-за этого не возвращались столько лет? Злились, что я вышла замуж за Тома?

— Мара, на самом деле я возвращался. Просто я не вернулся к вам. Я, видите ли, в отличие от большинства обитателей этого города не имею дел с чужими женами.

Его оскорбительное высокомерие снова повергло ее в гнев.

— И вы полагаете, я бы пошла вам навстречу!

Джордан пожал плечами.

— Не обижайтесь, дорогая. Но, честно говоря, я никогда не считал вас образцом добродетели. Кроме того, все это уже не имеет никакого значения.

— Разумеется, нет. Вы правы. Все в прошлом. Там оно и останется, — ровным голосом проговорила Мара.

Джордан опустил глаза, потом расправил плечи, поклонился и холодно произнес:

— Не могу с вами не согласиться. До свидания, леди Пирсон. Не смею вас больше беспокоить. У вас замечательный сын, поздравляю. — Потом не сдержался и добавил прощальную колкость: — Постарайтесь, чтобы он не превратился в эгоистичного и тщеславного интригана, как его мать.

— Да как вы смеете?! — с яростью воскликнула Мара.

— И что же вы со мной сделаете? Пошлете войска своего любовника арестовать меня? — ухмыльнулся Джордан.

— Моего… любовника?

Тут глаза ее распахнулись. Все ясно! Слухи… Так вот почему он так ужасно себя ведет!

— Так вы думаете, что принц и я…

— Пожалуйста, избавьте меня от подробностей! — с горячностью воскликнул Джордан. — Поверьте, в тот вечер я узнал достаточно. Честно говоря, мне нет дела до того, чем вы занимаетесь и с кем. Просто мне не хочется, чтобы вы страдали.

— Вот как? — Мара скрестила на груди руки и гневно посмотрела ему в лицо.

— Будьте осторожны, Мара, — произнес Джордан, все такой же высокомерный и уверенный в своей непогрешимости, как и в их юные годы. — Я провел достаточно времени при королевских дворах и знаю, как легко потерять голову в такой обстановке. Берегитесь, чтобы не стать игрушкой в чужих руках.

Мара покачала головой. Неужели Джордан действительно считает ее такой дурочкой? Если он так легко поверил, что она любовница регента, то стоит ли разубеждать его? Черт с ним!

— Весьма благодарна вам за мудрый совет, лорд Фальконридж.

Джордан прищурил глаза. Ее сарказм задел его.

— Обращайтесь в любое время, — в том же тоне ответил он. — Радуйтесь своему счастью, пока оно не кончилось. Но не жалуйтесь, когда вас бросят ради новой королевской игрушки, — с бешенством в голосе закончил он.

— О Господи, Джордан, да что с вами случилось? — воскликнула Мара, потрясенная его грубостью, а ведь когда-то он был воплощением хороших манер. — Сколько в вас холода и горечи!

Его губы изогнулись в усмешке.

— Поверьте, вам не стоит этого знать. — Он небрежно поклонился, развернулся на каблуках, подошел к своей лошади и взлетел в седло.

Его прощальный взгляд был полон ярости и отчаяния. Пустив лошадь в галоп, Джордан поскакал прочь. Прижав ладонь к губам, чтобы сдержать рыдания, Мара смотрела ему вслед. Слезы застилали глаза. Джордан опять ворвался в ее жизнь, лишил покоя, а теперь уходил, унося с собой надежды, которые не успели еще расцвести. Неужели она никогда не познает любовь?

Взяв себя в руки, Мара все же сумела относительно спокойным голосом позвать слуг.

— Джек! Миссис Басби! — Мара с усилием сглотнула. — Надо ехать. Томасу пора спать.

— Да, мэм. — Кучер открыл дверцу кареты и разложил металлическую лесенку.

Томас, по подсказке миссис Басби, попрощался с утками, и няня отнесла его в экипаж, где уже ждала Мара, которой Джек помог сесть. Она изо всех сил пыталась сдержать слезы и не расплакаться при ребенке, иначе тот станет ей вторить, и тогда слезам не будет конца.

Коляска тронулась. Мара хранила молчание и просто слушала безмятежное лепетание Томаса. С комком в горле она ждала, пока боль от слов Джордана хотя бы немного утихнет. Миссис Басби с тревогой наблюдала за ней. Тогда Мара отвернулась к окну, считая минуты, пока Джек привычным маршрутом доставит их домой. Двигаясь по главной проезжей дороге Гайд-парка, они выедут из него через северные ворота, как делали уже сотню раз. В Гайд-парке было несколько мощных кованых ворот, ведущих к сотням акров зеленых просторов. Ближайшие к ее дому располагались у шумной Оксфорд-стрит.

Когда экипаж Мары приблизился к ним, выяснилось, что впереди ждет неожиданное препятствие.

— О Боже! Опять! — пробормотала Мара, заметив, что в северном углу парка собралась большая толпа.

С недавних пор именно здесь нижние слои общества протестовали против различных политических действий правительства. После войны такие несанкционированные выступления участились. Англия победила, но, когда страсти утихли, люди вдруг поняли, что практически разорены.

Неспокойно было по всей стране. Возникали волнения из-за Хлебных законов. Новое повышение налогов на продукты питания грозило беднякам голодной смертью. Адмиралтейство задерживало выплаты многим тысячам матросов, и те выражали законное недовольство. На севере луддиты громили машины. По рукам ходили листовки радикального толка. Среди граждан росли опасения, что прямо здесь, на английской земле, а совсем не во Франции, действуют агенты якобитов, стремящихся вновь ввергнуть страну в кровавую междоусобицу. Премьер-министр лорд Ливерпул угрожал приостановкой действия закона о неприкосновенности личности, в случае если порядок не будет восстановлен.

Разумеется, светским леди не полагалось иметь собственное мнение по такому поводу, тем не менее Маре казалось, что запереть человека в тюрьме без всяких объяснений — несправедливо. В конце концов, они же не французы! Она сильнее прижала к себе сына и постаралась выбросить из головы мысли об аристократах и гильотине.