Страница 43 из 63
— Она же лопнет! — в страхе вскрикнул Вовка.
Мастер не оглянулся. Он, конечно, не мог слышать испуганного Вовкиного восклицания.
— Да не ори ты! — одернул Пончика Степка. — Не лопнет. Раз он так делает, значит надо.
Мастер с минуту смотрел, как «варится» склеенная вазочка, и обернулся к ребятам.
— Часа через два будет готово, — так «перевел» Степка Вовке Гришины знаки.
— Два часа! — Вовка даже подпрыгнул. — Долго-то как!
— Ничего, крепче будет, — сказал Степка.
— А что же я маме скажу? — пролепетал Вовка. — Придумать что-нибудь надо… — Он задумался, оттопырив нижнюю губу. — Может, сказать, что ее украли? Нет, это не годится. А может, сказать, что я ее Лешке дал — срисовать? Правда? Здорово! Лешка как будто пришел, увидел эту вазочку и ну приставать…
— Знаешь что, Пончик, — посоветовал Степка. — Скажи лучше, как есть. Ну, разбил и разбил. Всякое бывает.
Пончик подумал и вздохнул.
— Ладно. Скажу.
Он пошел к двери. И на пороге, обернувшись, сказал:
— Ты Грише спасибо передай. А как будет «спасибо» по-ихнему?
Степка показал, поднеся кулак сначала ко лбу, потом — к подбородку. Вовка неуклюже повторил этот жест и выскочил из мастерской.
А Степка остался. В каморке был беспорядок, и ему захотелось подмести пол, прибрать на верстаке. Кто же вчера дежурил у Гриши? Женька! Вот неряха! Всыпать бы ему как следует за такое дежурство!
Взяв веник, Степка стал старательно выметать сор из углов. Мастер, вставляя в тиски болванку ключа, следил за ним с затаенной доброй улыбкой. А Степка, сметя мусор на середину комнаты, вдруг спохватился. Сначала, пожалуй, надо было подмести и прибрать за перегородкой.
Заглянув в отделеньице, где стояла койка, Степка увидел, что она застелена и пол чист. Должно быть, сам Гриша подмел. Книжка, которую принесла Таня — сочинения Максима Горького, — лежала тут же, на табурете, аккуратно заложенная на середине бумажным лоскутком. Степка взял ее и раскрыл, чтобы посмотреть, где остановился Гриша.
В это время мастер неслышно ступил за перегородку. Стал рядом, положил руку Степке на плечо. Свободной рукой сделал неторопливый жест.
— Хорошая книга, — понял Степка.
— Хорошая книга, — повторил свой жест Гриша. — И я тоже, как здесь, в книге, сиротой остался. Десять лет мне только было.
Впервые Гриша «заговорил» со Степкой о себе самом и о своей жизни.
— Вот родители мои… — Мастер показал на карточку, висевшую над кроватью.
Степка взглянул на знакомую уже ему фотографию. Мужчина и женщина в старомодной одежде стояли прямо и напряженно, глядя перед собой. Тусклым золотом светились буквы «Август Шор, Франкфурт, Кайзерплац, 4».
— Отец и мать, — продолжал Гриша.
Степка чуть было не ответил, что он видел Гришу ночью на кладбище. Он чуть было не спросил, не их ли могилы мастер ходил проведать. Но тут Гриша снова сделал несколько жестов, и Степка даже закашлялся, поперхнувшись от неожиданности.
— Они умерли, — «сказал» Гриша. — Давно. В Германии.
Глава третья
Всю дорогу, от дома четырнадцать до своего двора, Степка размышлял над этим. Умерли в Германии! А что же Гриша делал на кладбище? Может быть, там у него еще кто-нибудь похоронен? Бабушка или дедушка… Или брат какой-нибудь. А может, сестра… Но все это было малоправдоподобно, и Степка терялся, очутившись перед новой загадкой.
На двери красного уголка висел замок. Все ушли обедать. Да и Степке пора было домой — мать, наверно, тоже ждала его на обед.
Начальник штаба торопливо доедал второе, когда в дверь просунулась круглая голова Вовки Чмокова.
— Обедаешь? — немного смущенно проговорил Пончик. — А я к тебе. Чтобы вместе за вазочкой сходить. Она уже готова, наверно.
Пока Степка допивал кисель, Вовка успел рассказать ему, что мама очень расстроилась, узнав про разбитую вазу.
— Я так и знал, что она расстроится, — сказал Вовка. — Ну, а потом, когда услышала, что мы с тобой к Грише ходили, сразу успокоилась. — Он с тревогой взглянул на Степку. — А что, Степа, вдруг не заклеилась?
— Это почему же не заклеилась? Если Гриша взялся, значит сделает. — Степка отодвинул пустой стакан и встал. — И для чего нам вдвоем идти? Пойди один и возьми.
— Что ты, Степка! Один! Он меня, пожалуй, прогонит.
— Почему прогонит?
— Просто так.
— Нас никого не прогоняет, а тебя прогонит?
— Ну, то вы! Вы у него дежурили. А я вроде как чужой.
— Ходил бы с нами, был бы тоже не чужой, — сказал Степка.
Впрочем, говорил он все это больше для того, чтобы подразнить Пончика. Посмотреть, как заклеилась вазочка, ему и самому хотелось. К тому же, пожалуй, Вовка в случае какой-нибудь загвоздки один не сумел бы объясниться с мастером.
— Ладно, — сказал он, — пойдем. Так и быть.
На улице ребята встретили Женьку Зажицкого, который торопился в красный уголок. Узнав, что Степка и Вовка идут к Грише за вазочкой, он тотчас же объявил, что пойдет с ними.
— А знаете новость? — спросил Зажицкий. — Тот представитель, который из горкома комсомола приходил… Угадайте кто! Елкин! Помните, который про наш отряд заметку в газете написал?
— Врешь! — не поверил Степка.
— Честное пионерское! Я, когда домой обедать шел, гляжу — Андрей идет. И с ним этот, в очках. Увидели меня, Андрей и спрашивает, как дела в отряде. Ну, ясно, я ему рассказал, что нашу комнату мы в полный порядок привели, все расставили. А этот, из горкома, и говорит: «Вам, — говорит, — надо к открытию красного уголка концерт подготовить, самодеятельность…» Тут Андрей и сказал: «Правильно, товарищ Елкин. Концерт подготовим».
— А может, это какой-нибудь другой Елкин? — спросил Степка.
— Тот самый! Он когда ушел, я спросил у Андрея…
Приятели вошли во двор дома № 14, и Степка первый толкнул скрипучую дверцу мастерской.
Вазочка была готова. Она стояла на верстаке. Бечевки с нее были уже сняты. Места склейки были едва заметны, и то если хорошенько приглядеться. Вовка поворачивал вазочку перед глазами так осторожно, словно она могла рассыпаться у него в руках. Гриша его успокоил. Он сделал несколько жестов, и Степка сказал:
— Он говорит, что склеилась крепко. Теперь если разобьется, то в новом месте.
— Давай, Пончик, попробуем! — воскликнул Женька, хватая вазочку и делая вид, будто собирается грохнуть ее об пол.
— Отдай! Отдай! — закричал Вовка и поспешно вырвал вазочку из Женькиных рук.
Распрощавшись с Гришей, ребята вышли на улицу. Вовка побежал домой, а Степка и Женька у: красный уголок. Новостей было много, и Женьке не терпелось поделиться ими с ребятами. Надо было рассказать и про представителя горкома, который оказался Елкиным, и про то, что Елкин посоветовал подготовить к открытию красного уголка концерт…
— А тесно все же у Гриши в мастерской, — говорил Зажицкий по пути. — Всего-то нас туда трое пришло, а уже повернуться негде.
— Ой, Женька! — перебил его начальник штаба. — Правда! А я все забываю.
— Что забываешь?
— Каждый день собираюсь всем сказать и все забываю. Надо для Гриши другую комнату попросить.
— Как это — другую?
— Ну как! Новую комнату. Чтобы он переехал.
— А у кого попросить?
Степка пожал плечами.
— Я и сам не знаю. У Андрея бы спросить…
— А что! Верно! — загорелся Зажицкий. — Всем отрядом пойдем. Ведь Гриша вроде наш подшефный. Мы и попросим.
В красный уголок редактор стенной газеты и начальник штаба вошли, горячо обсуждая, куда надо пойти, чтобы похлопотать о комнате для Гриши, — в горсовет или, может быть, в горком партии. Все, кто уже пришел, тотчас же принялись с жаром спорить.
— Надо идти в исполком горсовета, — сказала Таня. — Мой папа ордер на квартиру в исполкоме получал.
— Ну, тогда и пойдем в исполком! — решил Степка. — Прямо придем к самому главному, к председателю, и расскажем, какая у Гриши комната. И еще скажем, что он больной, что сердце у него больное…