Страница 18 из 63
Незаметно пришло лето и на Садовую. В природе не произошло никаких особенных перемен. Но для школьников настала самая большая перемена в учебном году — летние каникулы.
Как ни старался Егор Павлович устроить Степку хотя бы на месяц в пионерский лагерь, ему это не удалось. Путевки давали только тем ребятам, у кого и отец и мать работали. А Степкина мама была домашней хозяйкой.
Многие Степкины одноклассники еще в начале июня разъехались кто куда. Человек десять отправились в пионерский лагерь. В их числе были и Слава Прокофьев, и Галя Кочергина, и Варя Кузовкова, и Ляля Ганина из «ансамбля До-Ми-Ля». Лялины подружки — Дора и Мила уехали к Дориным родственникам в Москву. Оля Овчинникова, правда, никуда пока не уехала, но в середине июля собиралась к бабушке в деревню. В середине или в конце июля должны были уехать Олег Треневич и Женька Зажицкий — оба в пионерлагерь на третью смену. Вовкины родители решили в августе совершить поездку на юг, на побережье Черного моря, и брали сына с собой.
— Мы с папой и мамой уедем на август в Крым, — важно напоминал Вовка, пользуясь удобной минуткой и тем, что рот его не был занят чем-нибудь съедобным.
Только Мишка Кутырин и Степка никуда не собирались уезжать. А какие планы были у Кости, Степка не знал. Костя вообще последнее время стал относиться к Степке с холодком. Степка терялся в догадках: с чего бы это? И даже как-то раз спросил об этом у Кости. Но тот пожал плечами и сказал:
— Выдумываешь ты все!
Ребята теперь редко собирались все вместе. У всех внезапно объявились какие-то неотложные дела. Зато как-то случалось, что с Таней Левченко Степка виделся каждый день. Она точно ждала его, когда он выбегал на улицу. И Степка к этому так привык, что удивлялся, если ее не оказывалось во дворе или около дома, и даже начинал беспокоиться — не заболела ли?
Дома у Тани Степка стал частым гостем. Началось с того, что он попросил у нее почитать какую-нибудь книжку. Школьная библиотека на лето закрылась, а в районной почему-то все интересные книги бывали всегда на руках и оставались только одни скучные. Таня пообещала найти ему что-нибудь интересное и сказала, чтобы он обязательно зашел. Когда Степка пришел однажды днем, она довела его в комнату по соседству со столовой. Едва лишь он вошел туда, как глаза у него разбежались. Все стены от пола до потолка были заставлены книжными полками. Казалось, что стена комнаты сложена из разноцветных кирпичиков — красных, зеленых, оранжевых, синих, голубых, коричневых, желтых… Степка стоял огорошенный, глядя на это богатство.
— Ой, сколько-о! — протянул он в восхищении.
— Это папины книги, — объяснила Таня. — Он разрешил тебе их брать. Только ты не потеряй, ладно? — добавила она.
Степка попросил что-нибудь «историческое», и Таня, взобравшись на стул, достала с одной из полок книгу «Чингис-хан». Степка этой книги еще не читал, а когда принялся за нее, прочитал, не отрываясь, и, придя к Тане через три дня, попросил еще.
Кроме книг, в библиотеке Таниного отца были еще большие альбомы с красивыми картинками на глянцевой бумаге. Каждый такой альбом состоял из картин какого-нибудь художника. Степка мог разглядывать эти репродукции часами. Ему уже были знакомы имена Репина, Васнецова, Сурикова, Левитана. Но о таких художниках, как Веласкес, Гойя, Рембрандт, Рафаэль, Тициан, Крамской, Федотов, Брюллов, он услышал впервые от Тани.
Таня знала почти все картины наизусть и могла даже рассказать биографии художников. Таня, как оказалось, знала очень многое. Но и сама она частенько расспрашивала о чем-нибудь Степку. Например, истории городка она не знала, и Степке пришлось водить ее к монастырю и к старинной церквушке рядом с кондитерской фабрикой, рассказывать о древних временах и о монахах, которые жили за монастырскими стенами. Кроме истории, Таню интересовало еще многое другое. Например, отчего визжат тормоза у автомобилей, почему вертолеты поднимаются с земли вертикально вверх, но могут лететь и вперед, хотя у них нет впереди винтов. Иной раз она задавала такие вопросы, на которые Степка ответить не мог.
Однажды Степка вздумал научить Таню языку глухонемых. И очень обрадовался, увидев, что она его очень легко запоминает.
Гриша… Гриша… Степка больше не заходил в мастерскую, узнав тайну.
Но вот как-то вечером, возвращаясь вместе с Таней из клуба, куда они ходили смотреть кинокартину, Степка встретил глухонемого мастера на улице, возле «Гастронома».
Гриша посмотрел на Степку с какой-то необъяснимой тревогой. Знаками он спросил, почему Степка больше не заходит к нему в гости. Наверно, он волновался. Пальцы его так и мелькали. Степка смущенно стал что-то объяснять, запутался, густо покраснел. Гриша только взглянул на Степку, потом — на Таню, потом — на Степку, и глаза у него стали вдруг такие грустные, что Степкино сердце сжалось от боли. Гриша переводил взгляд со Степки на Таню и словно говорил: «Понимаю… Тебе хорошо… Тебе весело и спокойно… У тебя занята каждая минутка, и тебе некогда зайти…» Этот тоскливый, все понимающий взгляд невозможно было вынести. Степка опустил голову. Мастер тронул его за плечи и «сказал»: «Ты заходи… — И добавил, взглянув на Таню: — Заходите вместе».
Оказалось, что Таня все поняла. По дороге домой она попросила, чтобы Степка рассказал ей о своей дружбе с Гришей. Скрепя сердце Степка рассказал.
— Так почему же ты к нему не заходишь? — удивилась Таня.
Так уже повелось, что, встречаясь утром, Таня и Степка не расставались до самого обеда. А если виделись после обеда, то так и были вместе до вечера. Вдвоем с Таней или, когда попадался кто-нибудь из ребят, то втроем или вчетвером они бегали на пруды к монастырю, лазили по развалинам. Как-то раз вместе с Пончиком, который захватил из дома фонарик, Степка потащил Таню в подвал под Вовкиным домом. А однажды даже из-за Тани взобрался на самую высокую башню на монастырской стене.
На эту башню по крутой каменной лестнице с шаткими ступенями, уходящими вверх винтом, могли влезть только самые смелые, самые ловкие ребята. Степка ни разу еще не решился подняться на нее. А Таня вдруг — прыг, прыг — в одно мгновенье исчезла в черном провале полукруглой дверной арки, и Степка опомниться не успел, как она уже кричала откуда-то сверху:
— Степа! Иди сюда! Посмотри, как красиво!
Степка поднял голову и загородился ладонью от солнца. Таня стояла на самой верхушке башни, держась за ствол тоненькой прямой березки, которая выросла, уцепившись корнями среди обрушившихся зубцов. Она и сама была похожа на березку, тоненькая, в легком белом платьице.
— Стой и не двигайся! — закричал Степка, опрометью бросаясь вверх по ступеням.
Задыхаясь, он взлетел на верхушку башни.
— Смотри, Степа! — с восторгом воскликнула Таня. — Вот красота!.. Отсюда можно прыгать с парашютом, как с вышки. Я в позапрошлом году прыгала, в Харькове, в парке культуры…
— Слетишь, вот тогда будет красота, — отдышавшись, сказал ей Степка.
Но вид с верхушки башни и правда открывался красивый. Город лежал внизу, сияя белыми домиками. Центр его был расчерчен улицами на ровные прямоугольники и квадраты. По окраинам дома рассыпались в беспорядке. Словно какой-нибудь веселый гигант швырял их горстями, и они по чудесной случайности все упали на землю крышами вверх. Иногда сквозь лохматую зелень деревьев ослепительной иголочкой колол глаза солнечный зайчик — это по улице пробегал автомобиль. В одном из дворов — Степка угадал, что на улице Чернышевского — кто-то гонял голубей. Птицы реяли над крышами легкой стайкой, дружно снижаясь, взмывая ввысь или делая круг, словно были связаны невидимой нитью.
Таня задумчиво смотрела на город — на крыши, на зеленые скверы, на хлопотливых голубей. Потом она сказала: