Стивен Кинг

Перевод Нины Эристави не слишком соответствует оригиналу, написанному, как принято в Америке, корявым белым стихом (My name is written in back files and looked up in newspaper morgues...). Но и по нему видно, что Кинг рано поставил крест на своей поэтической карьере. При всей вторичности в стихотворении есть и смысл, и ритм, и кое-какая энергетика. Не хуже и стихи из романов, особенно балладные финалы глав «Темной Башни». И милая колыбельная из последней ее части (чаззет-чиззет-чеззет, все в лукошко влезет). И, конечно, «птички и рыбки, медведи и зайки». Того и гляди, скоро придет пора объявить Кинга выдающимся автором детских стишков.

Музыкальные обзоры в «Энтертейнмент уикли» отнимали у писателя максимум день в неделю, и остаток свободного времени надо было куда-то девать. С начала 90-х он регулярно посещал бейсбольные матчи с участием любимой команды «Бостон ред сокс». К спорту он, как большинство американцев, относится трепетно. В 1992 году писатель пожертвовал большую сумму на строительство стадиона имени Мэнсфилда в Бангоре. А в августе 2002-го был страшно горд, когда ему позволили вбросить первый мяч на открытии чемпионата страны по бейсболу. Теперь у него родилась идея написать книгу о «Красных носках», построенную как обозрение всех игр одного сезона. В работе Кингу помогал 34-летний писатель Стюарт О’Нэн — его давний приятель и тоже фанат бейсбола. Посещая каждый матч, они обменивались по электронной почте впечатлениями, из которых и составилась книга. По странному совпадению, именно в этот сезон команда «Ред сокс» впервые с 1918 года стала чемпионом Америки, и радости болельщиков не было конца. До этого Кинг горевал вместе с ними и даже в шутку просил поставить на своей могиле памятник в виде мраморного носка с надписью: «Я этого не увидел, но не увидишь и ты».

Книга «Верный» (Faithful — имеется в виду верный поклонник; в русском переводе она называется понятнее, «Болельщик») вышла в ноябре 2004-го, и сказать о ней нечего — по крайней мере тому, кто не любит спорт вообще и американский в частности. Когда Кинг пишет о бейсболе, в нем просыпается подросток с его восторженностью, туповатым юмором и полной неспособностью к анализу. Впрочем, так бывает и с писателями других стран, когда заходит речь о национальном увлечении — у нас это, естественно, водка.

К тому времени пресса уже раззвонила, что Кинг нарушил взятый на себя зарок и вовсю пишет книгу, жанр которой в скупых анонсах был обозначен как детектив. Писатель всегда любил детективы, но сам их не сочинял, ограничиваясь стилизациями типа «Последнего дела Амни». Теперь читателям был обещан полновесный роман-расследование, который «Саймон энд Шустер» вознамерился включить в новую серию Hard Case Crime — что-то вроде «детективной загадки». В феврале 2005-го роман «Дитя Колорадо» был дописан, а осенью вышел в свет. Тут-то и выяснилось, что детективный сюжет был лишь прикрытием. На самом деле речь шла о тайне, которую разумнее оставить нерешенной, как автор и поступил вместе со своими героями.

На маленьком Лосином острове у побережья Мэна два ветерана журналистики из местной газетки учат молоденькую практикантку Стефф премудростям ремесла. Одна из них гласит: люди хотят слышать складные истории, а жизнь преподносит в лучшем случае их обрывки. Один из таких обрывков — история мертвеца без документов, найденного лет десять назад на пляже островка. Вскрытие показало, что он подавился куском мяса, и это было все. Друзья-газетчики провели свое расследование и по штампу на пачке сигарет узнали, что покойный — некий Джеймс Коган из Колорадо (если помните, в тех местах происходило действие «Сияния » и «Мизери»). Бросив семью и работу, он каким-то образом за несколько часов переместился в Мэн, пообедал и сел на паром, чтобы добраться до острова. Зачем он туда стремился и как погиб, осталось загадкой. Журналисты объясняют Стефф, что такая история не нужна читателям — они предпочитают удобные тайны, объяснение которых лежит на поверхности.

Но у Кинга есть и свой урок, отличающийся от журналистского. Какой-нибудь въедливый сыщик взялся бы раскапывать дело и наверняка довел его до конца (конечно, в романе — в жизни такие дела обычно остаются нераскрытыми). Получилось бы занимательно, но не более того. А здесь читателя бросает в дрожь от мысли, что нечто непонятное заставило преуспевающего художника и примерного семьянина броситься на другой конец страны, чтобы там растянуться на пляже с посиневшим лицом и куском отбивной, застрявшим в горле. Нелепо, ужасно, но прежде всего загадочно. И загадка эта никогда не разрешится, если только сам Кинг походя не решит ее в одном из будущих романов[6]. Впрочем, многим это и не нужно — смотрят же они бесконечные «Секретные материалы », где тайна громоздится на тайну, а разгадки все нет. Современному человеку, перекормленному информацией, знание уже не нужно — ему достаточно щекотать нервы, а Кинг умеет делать это, как никто другой.

Время показало, что его обещание бросить писать было то ли легковесной шуткой, то ли хорошо продуманным рекламным ходом. Оказалось, что он вовсе не собирается менять каждодневное корпение за компьютером на свободу богатого бездельника (кто бы сомневался?). Уже в сентябре 2004-го на кинговском сайте появился анонс рассказа «Лизи и безумец», который должен был в конце года выйти в антологии «Сундучок удивительных историй». Однако рассказ перерос в роман, который к весне получил название «История Лизи» — главным героем, как предполагалось, должна была стать жена писателя, постепенно сходящего с ума. Жанр Кинг обозначил как «историю любви с участием монстров... в том числе в человеческом облике». В июле он прочел главу из будущего романа на выступлении в бангорской школе на Мейпл-стрит. Речь там шла о мальчике, который наблюдает, как его старший брат постепенно сходит с ума. Писательская жена куда-то пропала, и стало ясно, что роман изрядно отошел от первоначального замысла. Автор сам признался, что пока произведение представляет собой «полную мешанину». В конце концов завершение «Истории Лизи» было отодвинуто на осень 2006 года.

Роман о писательской семье был оттеснен в сторону другим замыслом, более простым и ясным. Его идея пришла в голову Кингу, когда он увидел, что половина прохожих на улицах Нью-Йорка прижимает к уху мобильные телефоны. Однажды ему пришла в голову мысль: что если кто-то пустит по телефонной сети импульс, который мгновенно убивает всех говорящих и слушающих? Нет, еще лучше — разрушает клетки мозга, превращая людей в кровожадных зомби. Роман об этом начал писаться в мае 2005-го и вначале носил название «Сигнал» (The Pulse). Потом выяснилось, что так называется только первая глава, а сам роман переименован в Cell. Это не «клетка », как сперва решили наши СМИ, а обыденное американское сокращение для мобильного телефона — cell phone, то есть «сотовый». «Мобильник» вышел в феврале 2006-го — автор сочинял его быстро, с удовольствием, явно ностальгируя по молодости. Роман получился в духе раннего Кинга — много крови и спецэффектов и минимум психологии. На своем сайте писатель обмолвился: «Он как дешевое виски — отвратителен, но неотвратимо тянет к себе». Что ж, ему виднее.

В «Мобильнике» заметно влияние Ричарда Мэтесона, которому посвящен роман. Как и в известной антиутопии «Я — легенда», новая раса мутирующих «мобилоидов» начинает охоту на выживших после катастрофы «норми », то есть нормальных людей с незатронутым импульсом рассудком. Охоту возглавляет монстр по кличке Порватый — тот самый «черный человек», что путешествует по многим произведениям Кинга. «Норми » не остаются в долгу, беспощадно уничтожая мутантов, которые с наступлением темноты впадают в оцепенение. Главный герой, художник Клай Ридделл, видит шанс спасти человечество в повторном воздействии импульса — минус на минус, согласно законам математики, должен дать плюс и снова превратить озверевших «мобилоидов» в людей. Роман заканчивается как раз в тот момент, когда Клай пытается проверить это на собственном сыне, оставляя читателя в состоянии полной неопределенности.

6

Любопытно, что «Дитя Колорадо » до сих пор не вышел на русском языке — у издательства ACT »возникли сложности с приобретением прав. В Сети, впрочем, существуют два неплохих перевода романа — О. Куликовой и С. Думакова.