Роман с призраком

Трое детей позировали на ступеньке крыльца перед домом. У маленькой девочки лет пяти или шести было некрасивое лицо, хотя кто-то очень постарался разодеть ее в пух и прах. Детский передник, отделанный оборками, и ленты в волосах не скрывали, а, наоборот, подчеркивали ее невзрачную внешность. Другой мальчик был моложе Виктора, отличался более мягкими чертами лица и неуклюже стоял рядом с Виктором. Виктор Таунсенд был самым старшим и возвышался над остальными.

— Они сфотографированы перед своим старым домом в Лондоне, — пояснила бабушка тоном, который говорил, что эта тема ей не очень приятна. — Наверно, это было в тысяча восемьсот восьмидесятом году, незадолго до того, как они купили этот дом. Отец Виктора, твой прапрадедушка, работал в Лондоне в промышленной компании кем-то вроде начальника, и его направили в Уоррингтон открывать новый завод. Когда они приехали сюда, этот дом только построили. Они первыми вселились в него.

Я не отрывала глаз от лиц из прошлого.

— Я ничего не слышала о нем, о Викторе, — пробормотала я. — Мать ни разу не обмолвилась о своем дедушке.

— И не обмолвится.

В голосе бабушки вновь послышались суровые и мрачные нотки.

— Почему? Разве она не знала его? Если он приходился ей дедушкой, то она должна…

— Виктор Таунсенд давно исчез. — Бабушка уставилась на голубые языки пламени обогревателя. Пока она говорила, ее глаза оставались неподвижны. — Даже я и то не познакомилась с ним, а он был отцом моего мужа. Он исчез за день до того, как родился твой дедушка, и с тех пор о нем ничего не было слышно.

Меня зачаровало это лицо на фотографии. В неопределившихся чертах юности уже угадывались сила и характер, которые впоследствии будут отличать этого человека.

— Разве никто не знает, что с ним произошло?

— Всякое рассказывают. Кто-то говорил, будто он подался в моряки. Кто-то говорил, что он обзавелся новой семьей в Норфолке. Другие говорили…

Наконец я оторвала взгляд от фотографии.

— Продолжай. Что говорили другие?

Но бабушка сердито покачала головой.

— Я и так уже слишком много сказала. Позволь мне лишь заметить тебе, что Виктор Таунсенд был плохим и злым человеком, воплощением самого дьявола. Вот таков был Виктор Таунсенд. И когда он исчез, никто и слезинки не пролил.

Я еще раз взглянула на фотографию, но тут загулял холодный сквозняк и вернул меня в настоящее. Пришлось положить фотографию в коробку.

— Бабуля, еще есть какие-нибудь фотографии Таунсендов?

— Ну, есть целый альбом…

— Можно взглянуть на него?

Бабушка, ловко работая пальцами, упрятала фотографию на самое дно коробки, захлопнула крышку, словно опасаясь, как бы фотография не вырвалась заточения.

— Я не помню, где сейчас этот альбом. Последний раз я видела его много лет назад. Думаю, он где-то в доме.

— Это альбом Таунсендов?

Она кивнула.

— Бабуля, ты мне вчера показывала один портрет, портрет той молодой женщины. Ты говорила, что она моя прабабушка.

— Да. Это Дженнифер Таунсенд, бедняжка.

— Почему бедняжка? Что с ней случилось?

— Виктор Таунсенд дурно поступил с ней, вот почему. А теперь хватит об этом.

Я сильно нервничала, расхаживая по своей комнате. И убеждала себя в том, что пытаюсь согреться. Было легко все списать на переутомление, ведь этот визит и эмоционально, и физически измотал меня. Результатом усталости можно было запросто объяснить странные происшествия — появление мальчика у окна или ощущение удушья прошлой ночью. С точки зрения здравого смысла все это можно было допустить и объяснить. Однако сейчас меня беспокоили не эти происшествия, а нечто другое. То, что не могли рассеять никакая логика, разум или притворная беззаботность. В моем сознании крепло убеждение, что в этом доме что-то не так.

Хотя в предыдущий вечер после приезда сюда, а затем весь следующий день хотелось верить, что у меня просто разыгралось воображение, на этот раз сомнений не возникло. Что-то точно было не так. Именно по этой причине я и металась по комнате, мои нервы были взвинчены до предела.

Чуть раньше я, к своему отчаянию и огорчению, узнала, что у бабушки нет телефона. Мне неожиданно приспичило позвонить матери. Захотелось поговорить с ней и уже не терять связь со своим настоящим домом. К тому же эти люди были ее семьей, это были ее родные и прежде всего… это был ее дом. Я почувствовала себя отрезанной от всего мира. Меня охватило доселе неизведанное чувство одиночества в этом весьма неспокойном доме наедине со старухой.

Мысли о Дуге тоже не давали мне покоя. Я воспользовалась болезнью своего дедушки и просьбой бабушки приехать сюда как поводом, чтобы сбежать от Дуга и найти способ забыть его. Однако оказалось, что мои мысли регулярно возвращаются к нему. Самое странное заключалось в том, что я вспоминала все хорошее в наших отношениях и почти не думала о бурной размолвке в ту последнюю ночь, что помогло бы скорее забыть его. Но при всем старании, мне не удалось переключить свои мысли. Почему же я вдруг потеряла контроль над собой? Я испуганно обернулась.

— Андреа, дорогая, тебе не спится? — за дверью раздался усталый голос бабушки.

— Гм… У меня все в порядке… бабуля. — Я собралась было сделать шаг к двери, но остановилась. Конечно же, от моих хождений скрипел пол, и она точно услышала это. Бабуля, со мной все в порядке. Я просто упражняюсь. Ложись спать, пожалуйста.

— Принести тебе горячего молока? — спросила она нетвердым голосом.

Меня кольнуло чувство вины. Я представила, как она стоит за дверью и мерзнет в своей фланелевой ночной рубашке, стоя на кривых ногах и опираясь на трость.

— Нет, спасибо, бабуля. Я прямо сейчас ложусь спать.

— Дорогая, тебе хватает тепла? Тебе не нужна еще одна грелка?

— Нет, мне тепло.

— Ладно, смотри, чтобы валик лежал на месте, иначе не будет спасения от сквозняков. Тогда спокойной ночи, дорогая.

Слышно было, как она заковыляла по коридору к своей спальне, немного спустя заскрипели пружины кровати, и в доме снова наступила тишина. Без большой охоты я придвинула валик к двери, выключила свет, забралась в постель и через несколько секунд заснула.

Все началось так же, как прошлой ночью. Сначала мои глаза невольно раскрылись, и я тут же проснулась, не понимая, что стало причиной этого. Затем наступила краткая потеря памяти, и что-то начало жутко давить на мое тело.

— Только не это… — простонала я, ощущая тошноту. — Только… не снова.

Лежа неподвижно и стараясь не терять головы, я пыталась разобраться в этом ощущении, убедиться, действительно ли я не сплю или мне просто снится сон, узнать, не вызвала ли тяжесть одеял кошмар в моем переутомленном мозгу. Однако чем дольше я лежала, тем больше убеждалась, что не сплю, и насторожилась. После этого меня охватила тревога. Ведь это был не просто сон. Какая-то незримая сила действительно прижимала мое тело к матрацу, сдавливала грудь, отчего мне стало больно дышать.

Не желая поддаваться растущему страху, я пыталась сдержаться и вести себя как можно спокойнее. Дыша так медленно, как только могла, я набрала полные легкие холодного ночного воздуха и, застонав от боли, которую он мне причинил, обнаружила, что способна выдержать огромное давление, если лежать неподвижно. Мысли обгоняли мои чувства. Что все это значит? Даже выступавший от ужаса по всему телу пот не позволил мне вздрогнуть — столь велика была незримая тяжесть, опустившаяся на мое тело.

Вдруг я почувствовала, что в комнате снова произошла перемена. Сгустилась такая кромешная темнота, будто меня лишили зрения, здесь явно кто-то был. Я с большим трудом сглотнула. Где находилось это «кто-то», определить было невозможно. Казалось, будто неведомое надвигается на меня со всех сторон, пропитывало воздух, просачивалось сквозь стены, выползало из щелей в полу. Оно окружало меня, парило надо мной, наполняло всю комнату таинственным холодом, который принес не воздух, а нечто за его пределами, словно он шел с того света…