Роман с призраком

Как крепко я спала! Часы показывали почти полдень.

Бабушкина настойка мне помогла; я чувствовала себя отлично. Диван оказался очень удобным, в комнате было тепло, и, самое главное, ко мне не приходили «гости» с того света.

Эта мысль вызвала у меня улыбку. Странно, как мы смотрим на одни и те же вещи ночью и днем. Ночью все тени кажутся зловещими, все звуки — неземными. Но днем мы убеждаемся, сколь капризно наше воображение в ночное время. Солнце разогнало тени и страхи, вселило чувство уверенности. Сейчас вчерашнее «испытание» показалось мне довольно безобидным.

Однако сны я все-таки видела.

Пожелав бабушке доброго утра и заверив ее в том, что чувствую себя хорошо и прекрасно выспалась, я поднялась наверх в спальню, где, без страха и, немного устыдившись своего поведения ночью, распаковала туалетные принадлежности, повседневную одежду и направилась в холодную ванную.

Да, я видела сны. В них не было ничего определенного, разрозненные сцены, отдельные приглушенные фразы, смутные лица, то возникавшие, то исчезавшие. Вокруг ходили люди, смотрели на меня сверху вниз, перешептывались. А за ними на крохотном пианино кто-то играл «К Элизе». Но это ведь сны, одни сны.

Спустившись вниз, я чувствовала себя заново родившейся, готовой встретить день. Бабушка поставила на стол горячие, намазанные маслом лепешки и большой чайник. Я заняла свое место и начала жадно есть.

— Когда я сегодня утром вошла сюда, — сказала бабушка, улыбаясь, — тебя было из пушки не разбудить, так крепко ты спала.

— Спасибо тебе, бабуля, за заботу.

— Значит, тебе кошмары не снились?

Подумалось о смутных снах, но сейчас не могла припомнить, что именно я видела.

— Нет, кошмаров больше не видела.

— Сегодня я больше не буду заниматься едой, дорогая, потому что ты вечером поедешь к дяде Уильяму и тетя Мэй приготовит тебе отличный ужин. Дядя Уильям хочет снова увидеть тебя, это точно.

Как странно это прозвучало: он хочет снова увидеть меня, но для меня ведь это первый раз.

— Тебе понравится тетя Мэй. Она родом из Уэльса и хороший человек. Не думаю, что ты помнишь ее, ведь тебе было всего два года, когда ты уехала в Америку. Она очень дружила с твоей мамой. Они всюду ходили вместе. Она уж точно припасла для тебя не один рассказ!

Это напомнило мне кое о чем. Беря новую лепешку и намазывая ее лимонным мармеладом, я незаметно изучала лицо бабушки. Сегодня утром она выглядела моложе, хорошо отдохнувшей. Она явно была в приподнятом настроении. Я не знала, уместно ли сейчас напоминать разговор…

— Кстати, о рассказах, бабушка, — начала я, не глядя на нее, — ты можешь мне еще что-нибудь рассказать о Таунсендах?

— Особо не о чем рассказывать. Они происходят из хорошей лондонской семьи. Кажется, недалеко от Шотландии живет другая ветвь Таунсендов.

— Я хотела, чтобы ты мне рассказала о моем прадеде Викторе Таунсенде.

Она поставила чашку и уставилась на лежавшие на ее дне чайные листья. Казалось, что ее щеки впали, будто она принимала важное решение. Наконец бабушка задумчиво сказала:

— Видишь, Андреа, есть вещи, о которых лучше не вспоминать. Тебе вряд ли надо знать, что происходило в этом доме, ибо порядочным людям об этом не следует говорить. Я знаю об этом, и твой дедушка тоже знает, но детям мы ничего не рассказывали. Элси и Рут не знают о тех днях. И тебе тоже не следует знать.

— Ты хочешь сказать, что кое-кто из Таунсендов плохо вел себя?

Взгляд бабушки стал мрачнее.

— Дело гораздо серьезнее. Я знаю, ты думаешь, что я пуританская старуха из викторианской эпохи и грехи сегодняшнего дня легко приводят меня в шок. Что ж, пусть так. Я именно такая. Думаю, что я настоящая христианка, и меня шокирует то, что сегодня происходит в мире. Но времена меняются, правда, и кое с чем приходится мириться. Например, что молодые люди, не вступая в брак, спят вместе, и все, что связано с наркотиками. Андреа, однако есть вещи, которые неприятны в любое время, да, ужасные, отвратительные вещи. Как раз такие вещи и происходили с Таунсендами в этом доме.

Бабушкин тон опечалил меня, но я тем не менее гнула свое:

— Бабуля, я хочу знать.

— Зачем?

— Потому… — я подыскивала слова. Почему я не могла сменить тему и выбросить это из головы, как она того желала? Почему я испытываю потребность знать? — Потому что они такие же члены моей семьи, как и ты с дедушкой, как Элси и Уильям. Я желаю знать о всех вас и о тех, кто жил в прошлом. Я проделала такой далекий путь и не хочу возвращаться домой с пустыми руками.

— А как же тогда Добсоны? Дай-ка я расскажу тебе о своей ветви семьи.

— Об этом тоже, бабуля. О всех. Особенно о Таунсендах.

— Я не могу…

— Бабушка, у меня нет прошлого, — сказала я. — Двадцать пять лет я прожила в Калифорнии, и все. Все на этом кончается, как в кинофильме. Разве у меня есть еще что-нибудь?

Она печально смотрела на меня.

— Если у меня есть прошлое, то я хочу знать о нем все — и плохое, и хорошее. Я имею право знать.

Сидя за маленьким столиком, мы смотрели друг на друга сквозь годы, и я услышала, как сказанное мною эхом отдалось в моем сознании. О чем это я говорю? Что заставило меня вот так выпалить все это? Раньше у меня такого намерения не было. Родословная меня прежде никогда не интересовала. До сего дня меня не интересовали даже живые родственники, что и говорить о мертвых. С чего это вдруг? Почему сейчас, а не раньше? И почему мне так отчаянно захотелось узнать о них?

Глубоко в моем сознании засела мысль, что во всем виноват этот дом.

— Да, у тебя есть право, дорогая. Только…

По ее лицу было ясно видно, о чем она думает: бабушке не хотелось ворошить прошлое, ей были неприятны события тех дней, но она понимала, что я имею право все знать, однако хотела уберечь меня.

Наконец, глубоко вздохнув, она сказала:

— Пусть будет по-твоему, дорогая. Я расскажу о том, что ты хочешь узнать.

Мы встали и пересели поближе к огню. Ей нужно было время и силы подумать, поэтому я терпеливо ждала и молчала.

— То, о чем я знаю, — наконец прозвучал усталый голос, — мне рассказал Роберт, твой дедушка. Когда я шестьдесят два года назад вышла за него замуж, он жил один в этом доме. Роберт был единственным из Таунсендов, кто жил здесь с тысяча восемьсот восьмидесятого года. Так что видишь, я не знала его семью, никого из его семьи. И даже твой дедушка не знал их, поскольку они все либо исчезли, либо поумирали еще в то время, когда он был совсем маленьким. Роберта вырастила в этом доме его бабушка, и до того, как он стал служить в Королевских инженерных войсках, она умерла. Я не знала ее. Так вот именно она, бабушка Роберта, рассказала ему о Таунсендах. А он рассказал мне. И вот что он рассказал.

Бабушка, похоже, собиралась с духом.

— Его отец, Виктор Таунсенд, был презренным человеком. Поговаривали, что он пристрастился к черной магии и напрямую заключал сделки с самим дьяволом. Судя по тому, что он творил, люди вполне могли говорить правду. Андреа, об этом я тебе не буду рассказывать, ибо ничто на этой земле не заставит меня говорить об ужасных делах, которые этот человек… этот дьявол творил. Но я тебе вот что скажу: пока Виктор Таунсенд был жив, он превратил этот дом в кромешный ад для всех.

Глава 4

— Да, то были горестные времена. Их было трое, я имею в виду детей. Виктор был старше Джона и Гарриет. Как раз в тысяча восемьсот восьмидесятом году мистер Таунсенд привез семью из Лондона сюда, на Джордж-стрит. А он, дедушка Роберта, был хорошим человеком. Всегда ходил в церковь и был строгим отцом. В Уоррингтоне его очень уважали. Как он мог породить такого, как Виктор…

Бабушка горестно покачала головой. Я старалась не торопить ее, но мне хотелось узнать побольше.

— Бабуля, чем занимался Виктор?

Она словно через силу подняла голову.

— Занимался?

— Да. Я хотела спросить, чем он зарабатывал себе на жизнь.