Страница 22 из 48
Новое здание панчаята — весьма хлипкое сооружение из дерева, камня и глины, с протекающей крышей из рифленого железа. Иметь дом с такой крышей в этих местах — весьма престижно, ведь каждый лист железа доставлен на спине из Индии. Правда, эти крыши так же непрактичны, как и безобразны, и вызывающе контрастируют с великолепным пейзажем.
После кошмарной ночи, проведенной в Топрунге, трудного похода и плотного обеда я буквально валилась с ног. Пока тибетцы кипятили свой честно заработанный чай для цзамбы, я, свернувшись клубком в углу на неровном глиняном полу, крепко заснула.
Чимба попытался оповестить жителей, что мы ищем циновки. Однако в это время года крестьяне настолько заняты работой на полях, что в деревне с пяти часов утра до восьми вечера никого — ни мужчин, ни женщин, ни детей — не найти. (Когда приходится спускаться на две-три тысячи футов, чтобы добраться до своего поля, то не очень-то потянет домой пообедать.) Часов в шесть вечера небольшой группой мы отправились по домам, но там оставались лишь трясущиеся, беззубые, совершенно выжившие из ума старики, которые уже давно забыли, что такое бамбуковые циновки. Вскоре мы бросили бесполезное занятие, тем более что поднялся невообразимый шум — во дворе каждого дома нас встречали лаем цепные собаки.
Сиклис совершенно не похож на деревни в долине с крашенными в красно-коричневые тона стенами и соломенными крышами. Здесь дома построены из огромных камней, скрепленных коричневой глиной. Большинство крыш из тяжелых сланцевых плит. Крутые неровные ступени ведут от одного яруса домов к другому. Сегодня вечером каждая из таких лестниц превратилась в маленький водопад. Сначала я никак не могла понять, почему первопоселенцы, имея в своем распоряжении огромную гору, решили все-таки строить дома на такой высоте. Сегодня, осматривая деревню, я сообразила, что деревня расположилась в самой скалистой части горы, где ничего не растет.
В сумерках, одолжив у хозяина лавки фонарь, мы снова отправились закупать циновки. В это время крестьяне возвращались с полей. На плечах они несли примитивные деревянные плуги, а перед собой гнали черных лоснящихся волов. Меня поразила ловкость, с которой огромные животные взбирались по узким ступенькам между домами. Наше появление весьма заинтересовало крестьян, однако они не проявили никакого желания продавать тибетцам циновки (последних в деревне оказалось немало). Хотя Чимба предупреждал меня о таком отношении к тибетцам, меня эта враждебность удивила. Не знаю, чем бы все кончилось, не будь сдерживающего присутствия власти, которую я смутно олицетворяла. Мое посредничество, несомненно, оказалось полезным, если не решающим. Мне удалось заручиться поддержкой деревенского старосты, и дело сдвинулось с мертвой точки. Он заверил, что рано утром нам принесут циновки в нужном количестве, — оставалось лишь проверить, насколько велико его влияние. Сейчас около девяти часов вечера. Вокруг дружно храпят тибетцы. Я тоже пытаюсь поскорее заснуть.
Влияние старосты оказалось столь значительным, что к четырем часам утра к зданию панчаята подошли нагруженные циновками жители деревни (из-за проливного дождя никто не вышел в поле спозаранку), и к восьми утра мы приобрели восемьдесят штук. Вскоре погода улучшилась, и крестьяне разошлись, пообещав, что к вечеру доставят еще сорок циновок. Поэтому я решила, что, пожалуй, будет лучше, если пятнадцать человек, в том числе девушки, вернутся в лагерь сегодня, а остальные — завтра. Хотелось, конечно, побыть здесь подольше, но так как Чимбе пришлось остаться в качестве переводчика, то я вместе с пятнадцатью тибетцами отправилась в путь в половине одиннадцатого, заранее хорошенько заправившись цзамбой.
У каждого тибетца на спине был укреплен рулон из пяти-шести тяжелых циновок, которые поддерживались при помощи головного ремня. Я шла налегке и мучилась угрызениями совести. Конечно, я и представить себе не могла, как понесу хотя бы одну циновку (размером восемь футов на три) по таким дорогам. Я с ужасом наблюдала, как тибетцы спускались по крутым тропам со своим нелегким грузом. Я сама двигалась с трудом, и поскольку при таком спуске основная нагрузка падает на мышцы бедра, то все время думала, что будет с моими ногами завтра.
Вскоре после того, как мы покинули Сиклис, гору заволокло облаками, и густой, промозглый туман, поплывший по серым скалам долины, вызвал во мне острую тоску по родной Ирландии. К тому времени когда мы достигли чайной, разразился еще один потоп. Мы сидели и пили имбирный чай и ждали, когда кончится ливень. По дороге подошва моего парусинового ботинка немного отстала. Циринг — шестнадцатилетний парень, самый младший среди нас — заметил это, взял ботинок, вынул из кармана большую иглу и крепкую нитку и, пока мы пили чай, ловко починил обувь. Тибетцы — опытные кочевники и даже в столь недальний поход выходят готовыми к подобным неожиданностям.
Как тибетцы все-таки любят курятину! В Сиклисе они приобрели по нескольку беспокойных птиц, и каждый рулон теперь представлял собой маленький курятник, из которого неслись громкие жалобные крики — к немалому удивлению местных гурунгских хохлаток.
Наконец показалась река. Со вчерашнего дня вода в ней поднялась настолько, что перебраться на другую сторону, перепрыгивая с валуна на валун, было абсолютно невозможно. После долгих поисков, мы набрели на место (далеко вверху по течению), где, чередуя скалолазание с прыжками в длину, можно было без риска для жизни, но без груза перейти реку. Часть группы, оставив груз, перебралась на другой берег, а те, кто остался, передавали каждый рулон из рук в руки сначала на скалу, затем над водой и снова со скалы на землю. Эта операция отняла у нас час с лишним.
Воспользовавшись тем, что до Топрунга опасных мест больше не будет, я пошла вперед. Мне хотелось немного побыть одной. Небо уже очистилось. Светило солнце, и под его яркими лучами все вокруг сверкало. Пожалуй, даже в Ирландии зелень не такая яркая, как та, что покрывала эти горы. Однако со вчерашнего дня дожди совсем размыли тропу за рисовыми полями. Где-то среди оползней я свернула не на ту тропинку и после долгих блужданий в разных направлениях пришла к деревне, но не сверху, а снизу.
На нижних склонах я несколько задержалась, наблюдая за тем, как крестьяне высаживали побеги риса. Эта неделя для непальских крестьян — самая критическая в году. Когда побеги достаточно проросли и первые дожди оросили террасы, приступают к пересаживанию рассады. Каждое крохотное поле имеет ограждение с отверстием, через которое спускают воду, пока она не станет по щиколотку. Затем отверстие искусно заделывают глиной и приступают к вспашке. После этого его приоткрывают — лишняя вода сходит, а в оставшуюся грязь высаживают молодые побеги риса. Отверстие вновь замазывают, доводя уровень воды до шести дюймов. Никогда прежде я не предполагала, сколько сноровки требует такая работа. Когда видишь, как каждый отдельный крошечный побег риса сажают вручную, начинаешь понимать, почему все население деревни, от мала до велика, трудится на полях от зари до зари. Пока мужчины и юноши вспахивают поля на одном уровне, женщины и девушки, склонившись над террасами с рассадой, осторожно, но быстро вырывают нежные побеги и перебрасывают их на верхние террасы. А там другие женщины с удивительной сноровкой высаживают их на расстоянии шести дюймов друг от друга. Быстро мелькают руки, не успеваешь следить за их движениями.
Как выяснилось, жители этих деревень не отличаются богатырским здоровьем. Утром я полчаса беседовала с провизором в крохотной, бедной аптеке в Сиклисе. (За пределами долин Катманду и Покхары не найти ни одной больницы, врача или медсестры. Первую медицинскую помощь оказывают миссионеры.) Провизор, молодой человек родом из Катманду, — единственный в Сиклисе, кто немного говорит по-английски. В отличие от большинства чиновников из Катманду, отбывающих в горах «ссылку», он не жаловался на «примитивное» окружение. Наоборот, провизор казался искренне заинтересованным своей работой. Он с горечью признавал, что ему не хватает ни опыта, ни знаний, да и с лекарствами здесь худо, поэтому он мало чем может облегчить страдания местных жителей. Провизор также рассказал, что большинство жителей страдают венерическими заболеваниями — либо наследственными, либо приобретенными. По его подсчетам, процентов восемьдесят пять населения болеют венерическими болезнями. Вот почему в этих местах так много слепых, глухих, калек и слабоумных. Является ли Сиклис исключительной в этом плане деревней — судить не берусь; остается лишь надеяться, что это так.