Страница 5 из 34
В один из майских дней семидесятого года я оказался в актовом зале Осакского городского клуба учителей, где были Оно Тосабуро, Минатоно Киёко и около ста слушателей Литературной школы. Меня, работавшего в Советском павильоне на ЭКСПО-70 консультантом по русской и советской литературе, попросили выступить здесь с лекцией «Революционные традиции в советской поэзии».
Я поразился жадному интересу к советской литературе, к жизни в СССР, который проявляла творческая молодежь, заполнившая зал. И если лекция о советской поэзии заняла около часа, то ответы на вопросы — значительно больше. Будущие литераторы интересовались всем. Они хотели узнать как можно больше о нашей стране и ее духовной жизни. В зале вырастал лес рук, едва председательствующий спрашивал: есть ли вопросы?
Вопросы были разные — и наивные, простодушные, свидетельствовавшие о недостаточности объективной информации о Советском Союзе, и серьезные, продиктованные стремлением познать глубинные процессы, происходящие в привлекательном, неизвестном мире, и курьезные, порожденные слухами.
Издаются ли на собственные деньги журналы, газеты, сборники? Действительно ли бесплатно обучение в вузах? Существует ли свобода слова, выходят ли антикоммунистические, антисоветские книги?..
Многих волновал Достоевский. В Японии он особенно любим. Один студент, посетивший нашу экспозицию на ЭКСПО-70, с жаром рассказывал мне, что каждый японец в молодости непременно прочитывает как минимум две книги русских классиков, и, конечно, в первую очередь Достоевского, а также Толстого. И вот вопрос:
— Говорят, Достоевский, который выступал против царской системы, после Октябрьской революции не признан и гоним, как и раньше. Верно ли это?
— Чтобы понять, как мы относимся к Достоевскому, следует посетить Советский павильон. Там, под огромным портретом этого великого писателя, собраны многочисленные издания его книг, вышедших в советское время, и бережно хранимые музейные реликвии — его личные вещи.
…Времени, на которое был арендован зал, оказалось недостаточно, чтобы закончить беседу, и решено было встретиться снова — для обсуждения литературных проблем, волнующих обе стороны. Так возникла идея о проведении совместного японо-советского симпозиума. Были выпущены листовки, оповещающие о дне и часе проведения этого мероприятия в том же Клубе учителей.
Неутомимый организатор Хино заехал за нами в Советский павильон задолго до начала. Бледный, уставший, он казался еще выше ростом.
— Нельзя ли перенести день встречи? — спросил я, сославшись на то, что с нашей стороны мало участников.
— Билеты уже разосланы, народ соберется… — ответил по-английски Хино-сан.
— И Митико будет? — спросил я.
— И Митико, — широко улыбнулся он.
И снова знакомые стены зала Клуба учителей. На этот раз я не один. Нас трое. Мы — это работники Советского павильона, японоведы: Сергей Булатов, сотрудник ленинградской библиотеки, Виталий Совастеев, студент-пятикурсник Дальневосточного государственного университета, и я. Втроем легче. Все мы говорим по-японски, Виталий — скромный худенький паренек — хорошо разбирается в литературе, увлекается живописью, изучает японскую историю.
За столом с двумя микрофонами и флагами обеих стран — профессор Оно Тосабуро, поэт Киндзи Сё (кореец по национальности, только что издал книгу — поэму в три тысячи строк под названием «Ниигата»), литературный критик Мацубара Синъити, поэтесса Минатоно Киёко, критик Мацуока Акихиро — все они преподаватели Осакской литературной школы.
Нас, японистов, интересовали прежде всего проблемы японоведческие, но собравшиеся в зале, как и сидящие за столом президиума, страстно хотели услышать о советской литературе.
С основным докладом выступил я. Тему предложил по своему выбору: «Ленинские принципы партийности литературы». Выбор был не случайным: в семидесятом году, когда весь мир отметил столетие со дня рождения В. И. Ленина, исполнилось и шестьдесят пять лет со дня опубликования ленинской работы «Партийная организация и партийная литература». Именно эта работа сыграла огромную роль в истории советской литературы, в понимании проблемы «писатель и общество». Она актуальна и в наши дни, когда в мировом литературном процессе усилились тенденции так называемой надклассовости литературы.
Проблема эта была актуальной и здесь, в этом длинном учебном зале с черными столами. Понимали ее и толковали, правда, по-разному. Выступая в прениях, Минатоно Киёко сказала по поводу моего доклада, что он «очень хорош, но слишком ортодоксален». Социалистический реализм, по ее словам, предъявляет «слишком жесткие требования», а к изображению энергии народных масс «следует подходить с общечеловеческих позиций, с позиций более широкого, солнечного мироощущения».
Об издании в СССР переводов произведений японских авторов рассказал Сергей Булатов. Цифры производили впечатление: за годы Советской власти произведения японских писателей издавались двести шесть раз на двадцати четырех языках народов СССР. В нашей стране широко известны имена Тикамацу Мондзаэмона, Ихара Сайкаку, Мацуо Басё, Исикава Такубоку, Кобаяси Такидзи, Мацумото Сэйтё и др.
Оживленный обмен мнениями состоялся по проблемам, поднятым поэтом Киндзи. Он суммировал вопросы японской стороны:
1. Что мы понимаем под социалистическим реализмом, который является господствующим направлением в искусстве социалистических стран?
2. Возможно ли существование социалистического реализма в условиях капиталистической действительности?
3. Почему мы называем Пушкина народным поэтом и так высоко ценим «Евгения Онегина», ведь в произведении изображена жизнь дворянского общества и потому его следует причислить к «дворянской литературе»?
На первый вопрос мне уже приходилось однажды отвечать в этом зале. Виталий Совастеев отвечал на последний вопрос. Он отметил, что «Евгений Онегин» не просто хроника дворянской жизни, что социальные проблемы, затронутые в поэме, масштабнее и острее, и напомнил оценку творчества Пушкина Белинским…
Любопытной была дискуссия о творчестве ныне покойного Кавабата Ясунари, лауреата Нобелевской премии. Большой интерес вызвала также проблема сознательного и бессознательного в творчестве писателя, затронутая Оно Тосабуро.
Участники встречи пожелали нам, чтобы мы больше переводили на русский язык японских пролетарских поэтов и прозаиков 30-х годов, а также знакомили советских читателей с современной прогрессивной японской литературой. Всеми присутствующими была выражена уверенность, что подобные встречи будут содействовать упрочению культурных связей между странами-соседями, лучшему знанию литератур друг друга, доказательством чему послужат новые переводы книг.
…На прощание друзья из Осакской литературной школы подарили нам значок своего учебного заведения. Мне он почему-то напомнил космическую ракету. Ощущение сходства усилилось, когда нам пояснили, что девиз школы, воплощенный в значке, — «Вперед, только вперед!»
Я вынес глубокую убежденность в том, что движение школы вперед осуществляется под знаменем гуманистических идей.
Кто правит миром?
Оно-сэнсэй удивительно моложав в своем коричневом пиджаке из букле. Он не официален, прост, проблеск седины в волосах не воспринимается как мета времени, скорее как украшение. Его энергия неистощима…
Как-то в полночь он должен был выступать по телевидению, и мне захотелось увидеть поэта на голубом экране.
…В просторном холле новенького отеля «Синханкю» («не только лучшего в Осака, но и одного из самых великолепных на Востоке», если верить рекламе) было пустынно и прохладно. На телеэкране — что-то из жизни политических партий. Парню в «бабочке», изредка отмеривавшему посетителям горячительное, видно, надоели монотонные речи ораторов — он извинился и переключил программу. Замелькали кадры душещипательного фильма… Парень смотрел, не отрываясь… И было радостно за него — фильм оторвал его от бокалов, увлек в страну несбыточных грез, далекую от реальных заказов виски…