Страница 12 из 46
Через два дня Булатович прощался с гостеприимным хозяином. Слуги Демесье вывели великолепного мула в серебряном уборе — подарок гостю от дадьязмача. Все войско во главе с флейтистами провожало отряд по дороге на запад — до берега реки Дидессы, за которой начинались владения дадьязмача Тасамы.
Дидесса довольно широка и очень полноводна. Ее берега поросли огромными деревьями, сплошь перевитыми лианами, которые свешивались до самой воды. Лошадей и мулов пустили вплавь, а люди переправлялись в маленьких челноках, выдолбленных из ствола дерева. Во время переправы галласы кричали как можно громче, чтобы отогнать крокодилов, которыми кишит Дидесса.
Через три часа отряд благополучно, если не считать потери одной трехлинейной винтовки, переправился на другой берег. Очень скоро кончилась узкая полоска леса и потянулась равнина, поросшая высокой травой, которая скрыла все ориентиры. К концу дня выяснилось, что всадники сбились с пути, а мулы пошли по другой тропинке. Пришлось останавливаться на ночлег.
Маленький галласский хутор из пяти домов был тих и безлюден. Слуги принялись вызывать хозяев, и из одной хижины вышел мальчик, совершенно истощенный, с накинутой на худые плечи бараньей шкурой. Он весь дрожал от лихорадки, а из дома слышались стоны еще нескольких больных. В этом году лихорадка унесла почги половину жителей хутора. Лихорадка в долине Дидессы особенно сильна, поэтому поселений здесь мало. Обычно галласы спускаются сюда, чтобы засеять поля, затем уходят и возвращаются лишь для сбора урожая. У мальчика, которого встретили путешественники, все тело покрывали язвы. В этой гнилой местности даже маленькая царапина превращается в незаживающую язву.
Всю ночь слуги разыскивали мулов, и к полудню следующего дня караван снова двинулся в путь, прочь от этих страшных мест.
Дорога пошла вверх — начинались предгорья Каффы. Все холмы и возвышенности, поросшие лесом, были перерезаны глубокими ущельями, по которым несли свои воды обегавшие с вершин Каффы прозрачные, как хрусталь, речки. Долины рек густо заросли кофе. Еще совсем недавно эти благодатные земли были сплошь заселены. Но именно здесь, в этих западных областях, галласы оказали амхарцам самое отчаянное сопротивление, и почти половина их была истреблена, скот угнан, а из тех, кто остался, лишь немногие пережили страшный голод, который последовал за разорением страны.
Среди зарослей, покрывавших некогда возделанные поля, можно было различить правильные ряды кактусов — вот и все, что осталось от прежних усадеб, разделенных живой изгородью из кактусов. На плодородной земле бурно рос перевитый колючими лианами кустарник, скрывший следы войн и грабежей.
На ночлег остановились в доме талласа. Его хижину окружали банановые деревья, а вблизи на мимозах висели ульи — мед в этих местах особенно крепок и ароматен. Хозяин позвал гостя в хижину. Туда же вошли и две его жены, одна из которых была на редкость красивая. Старая женщина, мать хозяина, в хижину не пошла. Она со страхом и злобой смотрела на амхарцев. Всю ночь возле хижины горел костер, а около него, сгорбившись, сидела старуха она не могла простить амхарцам смерть мужа, убитого при покорении страны…
21 ноября утром отряд торжественно въехал в Горе, крайний эфиопский город на юго-западной границе. Навстречу отряду вышли войска фитаурари Вальде Айба, наместника дадьязмача Тасамы. Все воины поклонились гостю до земли и, окружив отряд, повели его в специально приготовленный дом. В Горе была выстроена круглая эфиопская церковь, и весь притч ее, с крестами и образами, двинулся навстречу единоверцу из далекой России.
Дадьязмача Тасамы в его резиденции не было — он участвовал в экспедиции против пограничной Мочи. Вальде Айб старался угодить гостю, но Булатович чувствовал, что старик чем-то смущен. Наутро все прояснилось. Оказалось, что накануне он получил письмо императора Менелика, в котором было сказано, что русский офицер приехал посмотреть страну и ему надобно ее показать. Но Вальде Айб без ведома Тасамы не решался выполнить приказание императора. Путешествие по западным землям было небезопасным, пограничные области время от времени бунтовали.
Когда Булатович потребовал дать ему проводников, старик впал в отчаяние. Он умолял подождать две недели, пока дадьязмач, покорив Мочу, сам не приедет в Горе. Но Булатович был неумолим, он знал, что две недели здесь всегда превращаются в два месяца. Через два дня он собирался выехать из Горе.
Но уже на следующий день Булатовича свалил сильный приступ лихорадки, а в том месте на животе, где он впрыскивал ceбe хину, вскочил большой нарыв. Три недели он лежал в хижине почти без сознания, испытывая сильнейшие мучения, а в редкие минуты облегчения слышал, как у входа жалобно причитали и плакали слуги.
Слегка оправившись от болезни, Булатович назначил отъезд на 15 декабря. И опять его пришлось отложить — заболел старший слуга, а без него нечего было и думать пускаться в трудный и опасный путь.
20 декабря к хижине Булатовича пришла женщин агалласка и передала ему письмо. Оно было из Мочи, от дадьязмача Тасамы. Он писал, что будет счастлив увидеть «глаза друга — русского» и просит подождать хотя бы до рождества к этому времени он вернется в свою резиденцию.
Булатович согласился. Но вот подошло 31 декабря, слуга уже выздоровел, а от дадьязмача Тасамы не приходило никаких вестей. Конечно, пора отправляться в обратный путь, но как уехать, не повидав земель за рекой Баро! Ведь там еще не ступала нога европейца.
Вальде Айб зорко следил за своим почетным гостем. День и ночь вокруг хижины расхаживали солдаты, якобы для охраны его безопасности.
31 декабря в восемь часов утра Булатович приказал оседлать двух лошадей и в сопровождении одного слуги тайком выехал из Горе по направлению к реке Баро. Сначала ехали по горной дороге, а затем двинулись по лесной тропе, пересеченной руслами быстрых горных речек и ручейков. Громадные вековые деревья почти не пропускали солнца, и дорога местами становилась такой топкой, что всадники вынуждены были спешиваться и идти, увязая по колено в грязи.
К трем часам дня всадники вышли на берег реки. Через нее был перекинут мост, опиравшийся на два утеса, торчавших из воды. На том берегу начиналась Моча, где дадьязмач Тасама усмирял непокорные племена. Слуга стал уговаривать Булатовича вернуться за рекой опасно, там идет война и могут убить. Но слишком уж велико было желание хотя бы мельком взглянуть на те земли, и Булатович решил двинуться дальше.
Когда всадники по трехпролетному мосту перешли через Баро, солнце уже садилось. По обе стороны дороги стеной стоял лес. Нигде не было никаких следов жилья. Но вот из чащи, среди глубокой лесной тишины, нарушаемой в этот час лишь резкими криками птиц, до слуха Булатовича донеслись звуки человеческой речи. Всадники стали продираться сквозь лес и через полчаса Увидели на полянке небольшой шалаш, а вокруг него человек пятнадцать амхарцев. Они мирно разговаривали, но, услышав шорох и треск ломаемых сучьев, насторожились. Скоро их испуг сменился глубоким изумлением здесь, в дремучих лесах, где за каждым деревом может прятаться смерть, появился белый человек.
Путешественника провели в шалаш. Там на циновке сидела красивая женщина-амхарка, светлокожая, почти белая, и кормила грудью ребенка. Она пригласила гостя сесть, сказала, что слышала о нем от своего мужа, и велела принести кукурузные лепешки и кофе. Она рассказала, что муж ее ушел с дадьязмачем Тасамой, а она, с оставшимися солдатами мужа, рискнула переправиться на этот берег Баро, чтобы собирать здесь кофе.
Булатович пробеседовал с гостеприимной хозяйкой почти до полуночи. Наступал новый, 1897 год…
А между тем в городе обнаружили исчезновение русского гостя. Вальде Айб испугался не на шутку, боясь, чтобы с европейцем чего-нибудь не случилось. Он приказал арестовать купца-араба, продавшего Булатовичу лошадь, и послал вдогонку за беглецами своих солдат.