Состязание. Странствие

Завтрашний день настал — и он принял решение. Ялмар не удивился. Он был наделен инстинктом и незаурядным умом. Он восхищался руководителем и в полной мере доказал свою лояльность в тот день, когда они поняли, что битва за полюс проиграна.

Они повернули назад.

Они достигли 86°14′ северной широты. Еще никто не заходил так далеко на север. Мы знаем по их дневникам, что они трезво восприняли поражение. Между тем от материка их отделяли неисчислимые морские мили.

Руководитель снова шел впереди, прокладывая курс.

Неожиданно выяснилось, что они забыли завести свои часы в один и тот же день. Не зная точного времени, они не могли производить точных обсерваций, не могли определить, где находятся и в какую сторону следует двигаться.

Весна настигла их. Весна в Ледовитом океане — желанная и долгожданная. Когда же она наступила, все только осложнилось.

Снег между торосами пропитывался влагой. Часто под ним скрывалось разводье, и идущий впереди — руководитель — рисковал провалиться вместе с собаками и санями. Так и случалось не раз. Пока выберется, штормовой костюм основательно намокнет. При десяти-двенадцати градусах мороза одежда превращалась в ледяной панцирь, и внутри этого панциря был он. Каждый шаг становился испытанием. Обледенелые твердые рукава ранили кожу на запястьях до крови, как пилами. Болячки воспалялись, образуя язвы, которые удалось залечить лишь много месяцев спустя. Варежки и портянки они вполне прилично просушивали, засовывая на ночь под штанины.

Собаки делались все более строптивыми. Промокнут, одолевая вплавь разводье, потом обрастают ледяной коркой. Они перегрызали ремни упряжи, и ее без конца приходилось чинить. Леденящая работенка, когда температура вдруг понижается до минус сорока…

Стало туго с едой. Скромные дневные рационы урезали наполовину; собакам доставалось и того меньше. И вот очередное происшествие: сани руководителя наполовину в воде, собаки — в его упряжке их осталось всего пять — лежат на снегу, переводя дух. Вроде бы и на этот раз обошлось… Он переносит вес тела с одной ноги на другую, внезапно лед под ним обламывается, и он проваливается по колено в воду. Одной рукой держится за вбитую в снег лыжную палку, другой обхватил ледяной бугор. Постромки обмотаны вокруг пояса, и он орет на собак, чтобы они вытащили его. Собаки не трогаются с места. Глупость или мстительность: «Вот когда мы отыграемся»? Он знает, что Ялмар отстал метров на двести, если не больше. Звать его сейчас мало толку, оба привыкли слышать, как товарищ кричит на собак. Он чувствует, как лыжная палка подается, острие вот-вот выскочит изо льда. Медленно, страшно медленно центр тяжести смещается, еще немного — нижняя часть тела перевесит и его засосет под большую льдину, которая словно разинула хищную пасть, готовясь заглотать человека. Он пробует все-таки крикнуть, но замечает, что, напрягая грудные мышцы, еще хуже расшатывает лыжную палку. В голове крутится мысль: если бы собаки только захотели, вполне могли бы вытащить его. Теперь они мстят человеку, который гнал их через полярную пустыню. Слыша, что Ялмар приблизился, он изо всех сил орет: «На помощь!» Лыжная палка срывается, он еще больше погружается в воду и понимает, что постромки могут зацепиться за край льдины и тогда быть ему под ней. Снова кричит. Вода уже по грудь.

Появляется Ялмар. Бросив свою упряжку, он одним прыжком преодолевает полынью, едва не падает, но тут же выпрямляется, хватает руководителя за плечи, и мощным усилием один богатырь вытаскивает другого из полыньи.

Вечером в палатке они пытаются просушить одежду руководителя над пламенем двух плошек с ворванью. Вечерняя трапеза, как всегда, кульминационная точка дня. Она состоит из тонких ломтей медвежатины и шоколада.

Удобства ради шоколад разломали на маленькие куски, так что упаковать два совершенно одинаковых рациона было невозможно. Они раскладывают и перекладывают на дневнике руководителя две кучки, пока оба не приходят к согласию, что вроде бы получилось поровну. Один отворачивается. Другой несколько раз вертит дневник:

— Правая или левая?

— Левая.

Они медленно съедают шоколад. Снаружи тоскливо воют голодные собаки.

С каждым днем их все больше тревожит то, что они не могут производить точные обсервации. Руководитель высказал предположение, что можно наблюдать луну и с ее помощью определять свое местонахождение. Но для этого требовались таблицы, которые он вроде бы захватил с собой, когда они покидали судно. Выясняется, однако, что он ошибся. Таблицы остались на борту.

Хотя они залатали каяки, все же по швам просачивалась вода. Требовался новый ремонт. У них было с собой немного смолы и мела, они приготовили замазку и законопатили самые большие щели. Спустили каяки на воду и положили сани поперек; получилось относительное надежное плавучее средство. На санях сидели две собаки. Остальные ушли в мир иной, и последняя из них лежала мясом в каяке. Накануне вечером они смешали ее кровь с остатками пшеничной муки, замесили «блины» и поджарили на ворвани. Не сказать чтобы вкусно, но есть можно.

— А это главное, — заметил Ялмар.

Выйдя на каяках в широкое разводье, где плавал битый лед, они вдруг прямо перед собой увидели лежащего на льдине морского зайца. Здоровенный тюлень весил, должно быть, несколько сот килограммов. Каяк Ялмара оказался ближе, и он успел прицелиться раньше, чем руководитель нашел свое ружье. После Ялмар говорил, что это был лучший выстрел в его жизни. Пуля поразила зверя в лоб между глаз. Хотя тюлень лежал, свесив в воду задние ласты, он не успел съехать с льдины, лишь опустил голову, как бы в прощальном кивке, и застыл, убитый наповал. Руководитель молниеносно схватил лежавший под рукой гарпун, и вместе они оттащили тюленя подальше от края льдины.

Перед ними на льду покоился провиант на несколько недель. Но огромный зверь в любую минуту мог соскользнуть в воду и утонуть, если бы раскололась льдина. И они принялись лихорадочно трудиться, чтобы сохранить самую большую когда-либо подстреленную ими добычу. Вонзили в тушу еще один гарпун, и обмотали линь вокруг тороса. Решили, что вернее всего будет разделать тюленя на месте, а затем перевезти через разводье по частям. Засверкали в воздухе отменно наточенные финские ножи. Работа была опасная. От крови и жира льдина стала скользкая, как мыло, чуть что — поскользнешься. Рукава и штанины тоже пропитались жиром и кровью. Они трудились не один час, и в разгар работы один из каяков накренился от удара проплывавшей мимо льдины. Легкого крена было достаточно, чтобы лежащие на лодке сани съехали за борт и потащили ее за собой. И как раз в этом каяке лежала большая часть оставшегося у них снаряжения. Каяк на глазах наполнялся водой. Нельзя было мешкать ни секунды. Ялмар расстегнул свой поясной ремень, лег на лед, зацепил пряжкой лодку и попытался вытащить ее из воды. Не вышло. Ледяным голосом, словно во рту был снег, руководитель произнес:

— Главное — патроны! Если намокнут, нам конец. Кажется, впервые в жизни голос его дрожал.

И наверное, впервые в жизни у него дрожали руки.

Ялмар прыгнул с льдины в другую лодку, где лежали запасные полозья из мельхиора, которые они взяли, чтобы проверить, не будут ли сани лучше скользить с такими пластинами. Отвязав один полоз, Ялмар вернулся на льдину, где с ножом в руках, весь в тюленьей крови, стоял руководитель. Тюлень лежал перед ними с распоротым брюхом. С принужденным спокойствием, готовый вот-вот сорваться, руководитель отчеканил:

— Прежде всего надо вытащить патроны.

К счастью, они лежали в специальной упаковке с ручкой, наподобие маленького чемоданчика. Согнув крючком конец полоза, они легли на живот и с третьей попытки ухитрились зацепить упаковку. Вытащили также медицинские инструменты. Остальное могло подождать теперь, когда они подстрелили тюленя.

Их жизнь зависела от патронов. Руководитель зарядил ружье, направил дуло вверх и спустил курок. Раздался выстрел. Позже они извлекли из воды остатки снаряжения. Вечером сидели у плошки и ели полусырую тюленину.