Страница 36 из 74
В ящиках обнаруживают карты — может быть, важные, а может быть, и нет. Третьи сутки беснуется метель. В полдень светает самую малость, только-только рассмотреть стоящего рядом. Внезапно ветер подбрасывает в воздух какую-то бумагу.
Она была засунута в один из ящиков — видно, что-нибудь пустячное. Кто-то ловит ее рукой. Письмо. Стоит лютый мороз. Рука коченеет. Ветер вырывает из нее бумагу.
Скорее всего, это просто привет от Кемпбелла, но все равно: вдруг командир узнает или его заместитель Эванс, который в эту самую минуту подходит и орет на людей, как у него заведено. Они принимаются искать. Вот оно. Один из искавших наступил на него. Наклоняется, чтобы поднять, но тут налетает такой шквал, что не только письма — собственной руки не видно.
К тому же наступил вечер.
На другое утро развертываются обширные поиски. Начальнику экспедиции еще ничего не докладывали. Но Эванс поклялся, что письмо будет найдено, если это вообще письмо. Может быть, Кемпбелл сообщает что-нибудь важное. Эванс проклинает своего товарища, который сейчас уже вернулся в Новую Зеландию. Неужели не было лучшего способа передать письмо, чем сунуть его в ящик с какими-то картами?
Люди разгребают снег, люди чертыхаются, да много ли от этого толку, когда бушует метель. Снова наступает вечер.
Утром третьего дня погода отличная.
Лошадей выводят для разминки.
Эванс приказывает:
— Письмо должно быть найдено!
Начальник экспедиции уже в курсе. Его явно интересует это письмо.
Все копаются в снегу, все ищут. Внезапно кто-то из людей обращается к Эвансу:
— Сэр.
— Слушаю.
— Вон тот пони что-то жует. Выясняется, что пони жует бумагу.
В последнюю минуту письмо удается спасти. Оно адресовано лейтенанту Эвансу, заместителю начальника экспедиции.
На конверте подпись Кемпбелла.
Эванс вскрывает конверт.
Кемпбелл рассказывает о своих наблюдениях при встрече с Руалдом Амундсеном в Китовой бухте. Норвежец произвел на него впечатление человека знающего и твердого. Его люди неразговорчивы; собаками управляют отменно. На лыжах ходят так, словно родились с ними. Но главное: норвежцы поставили большие палатки для собак. Из чего можно заключить, что Амундсен бережет их от мороза, задумав стартовать ранней весной. При таких условиях у него все шансы быть первым на полюсе.
Горькая пилюля для читающего письмо Эванса. Его мозг всегда полон дерзких идей, на любые трудности у него тотчас готов ответ. Известие о собачьих палатках Амундсена немедленно наводит его на мысль использовать палатки как ночное убежище для пони. И в несколько часов он набрасывает новый, более смелый план штурма полюса. Если осуществить этот план, можно в гонке победить норвежцев.
План Скотта предусматривал неторопливое продвижение вперед тремя последовательными и независимыми друг от друга отрядами. Отряд с собаками, отряд с пони и отряд с моторными санями. Когда будет достигнут ледник Бирдмора[16], где начнется долгий, адски трудный подъем на Полярное плато, дальше, в неведомое, к полюсу пойдут только пять человек, пойдут пешком, сами себе тягло.
По плану Эванса следовало стартовать еще до начала весны. Отряд с собаками и пони, взяв палатки, доходит до ледника Бирдмора и разбивает там лагерь, не дожидаясь конца зимы. Члены отряда подготавливают подъем, разведывают путь, не щадя ни собак, ни пони, в крайнем случае даже людей. А полюсная группа выйдет из зимовья со свежими силами по размеченному маршруту, с помощью передового отряда одолеет ледник Бирдмора и будет готова пройти последний этап до полюса, когда начнется антарктическое лето.
Но строгие правила флотского устава одолеть было труднее, чем бураны Антарктиды. Кемпбелл — подчиненный. Он написал другому подчиненному письмо, которое по смыслу и по форме можно истолковать как критику начальника экспедиции и его плана. Такую критику, коли на то пошло, следовало адресовать самому начальнику. Вежливо попросить командира еще раз взвесить свои превосходные наметки, учтя при этом по возможности соображения одного из его людей относительно некоторых подробностей плана штурма. Письмо подчиненного другому подчиненному принадлежит к категории личной корреспонденции. А как лейтенант военно-морского флота Эванс не вправе знакомить начальника британской экспедиции со своими личными письмами, пока начальник сам не выразил такого желания.
В то же время Эванс не мог доложить Скотту свой план, не указав, откуда почерпнул свои сведения. Умолчать об исходных соображениях значило бы обмануть командира. А за обман командира он мог быть предан суду военного трибунала. Сложная проблема, и он не один день ломал голову над ней, обдумывая в то же время свой план, сравнивая его с планом Скотта, видя преимущества собственного замысла, утрачивая отчасти уважение к командиру, но никак не показывая этого.
Пойти к доктору Уилсону и поделиться с ним? Кое-что говорит за такой ход, кое-что против. Уилсон человек умный, мягкий и доступный, умеющий внимательно слушать собеседника, хотя бы тот не мог сообщить ничего интересного. Наверно, он вскинет свою красивую крупную голову, одобрительно кивнет, выразит в основном согласие с Кемпбеллом, похвалит замысел Эванса и скажет, что надо бы все это доложить Скотту.
Ну а сам Скотт?
Начальник экспедиции придет к заключению, что не только Кемпбелл действовал за его спиной — так же поступил и Эванс, обратившись сперва к Уилсону. Было похоже, что весь альтернативный план покорения британцами полюса споткнется на уставе военно-морского флота. Однако Эванс не думал сдаваться.
Он не владел тактическими тонкостями. Не учитывал, что у человеческой души могут быть свои лабиринты, и не привык у входа в них надевать шелковые туфли. Тем не менее на этот раз он избрал верный курс.
Тедди Эванс решил раскрыть свои карты — только такой образ действий мог быть одобрен Скоттом. Передать командиру письмо Кемпбелла с облаченной в уставную форму вежливой просьбой прочитать его, отметив при этом, что Кемпбелл, очевидно, писал в спешке, готовя «Терра Нову» к отплытию. Отсюда серьезное нарушение правил обращения, однако же в письме есть один важный момент, сэр, на который я прошу вас обратить свое внимание. Лично я, несмотря на отсутствие опыта полярных путешествий, разработал нечто вроде альтернативного плана покорения полюса.
Эванс является к командиру.
Щелкает каблуками — не слишком сильно, чтобы не раздражать командира напоминанием о минусах его командирского статуса, — но все же щелкает, ибо командир есть командир и Эванс тщательно взвесил возможные последствия нарушения каких-либо уставных требований.
В закутке Скотта тесновато.
Командир сидит на койке.
Эвансу садиться на койку нельзя. Он вручает письмо, докладывает коротко и ясно и продолжает стоять, поскольку ему не предложено быть свободным.
Скотт читает медленно.
Читает снова, еще медленнее, он вполне усвоил искусство изображать невозмутимость. Его лицо бесстрастно.
Эванс тоже не обнаруживает признаков волнения, стоя «вольно» в полуметре от сгорбленных плеч Скотта и рядом с висящей на гвозде старой шинелью, рукав которой щекочет ему ухо.
Скотт кончил читать.
Поднимает голову.
Они смотрят в упор друг на друга.
Два сильных человека скрещивают взгляды — начальник экспедиции и его заместитель, спасший во время шторма «Терра Нову», о чем оба знают. Один вооружен опытом своего предыдущего путешествия в эти края, другой — моряк, только моряк, но обладающий несгибаемой волей, воображением, которого Скотт лишен, твердостью, которая естественна для него, Эванса, и которой командир в лучшем случае способен подражать, преодолевая отвращение.
Обоим все ясно.
Империи нужна победа, Амундсену нужен полюс. На выпад норвежцев можно ответить только контрвыпадом. Но может ли начальник экспедиции принять план своего заместителя, сделать его своим планом, поставить свою печать, взять ответственность на себя и, при успехе, пожинать славу? Скотт не тот человек, чтобы вскинуть руки и воскликнуть: «Ты нашел решение!» Такой поступок командира линейного корабля был бы нарушением устава.
16
Ледник Бирдмора — в Трансантарктических горах. Открыт в 1908 г. экспедицией Э. Шеклтона. Назван по имени мецената, финансировавшего экспедицию.