Страница 88 из 97
Тодд разделил трассу на три части; все три участка должны были строиться одновременно. Первый предполагалось протянуть на шестьсот миль в пустыню с юга на север от Порт-Огасты, недалеко от Аделаиды; второй отрезок, покороче, должны были вести от Дарвина на юг через тропические джунгли прибрежной зоны. Обе трассы проходили по территории, уже известной горстке бушменов, обживших невозделанные земли, и прокладка линии была отдана частным подрядчикам. Третий, центральный отрезок в тысячу миль предстояло прокладывать в середине материка, и он был самым тяжелым. Описание этих мест в дневнике Стюарта навевало мрачные мысли. Осуществление идеи казалось весьма проблематичным. Ответственность за этот участок взял на себя сам Тодд.
Для разведки он направил по трассе изыскательскую партию во главе с Джоном Россом. На севере Австралии сколотили деревянный блокпост, куда должны были дотянуть кабель с Явы; топографы разметили путь от побережья сквозь заросли панданусов. Для прокладки южного отрезка магистрали из Порт-Огасты вышел огромный караван. Среди всадников на лошадях, мулов и волов, тянувших груженные проводом повозки, выделялась вереница верблюдов с погонщиками-афганцами.
Верблюдов вместе с погонщиками завезли в Австралию лет десять назад, и животные оказались наиболее выносливой тягловой силой в пустыне. Но даже они впервые отправлялись в такой тяжкий путь. Караван вез помимо проволоки огромный запас провизии: в те времена на равнинах, где теперь пасется крупный рогатый скот и овцы, прыгали лишь кенгуру и бандикуты. В повозках среди мешков с мукой и солью были и банки с солониной, специально приготовленной одним предприимчивым скотоводом из Южной Австралии. Консервы варили в местечке Були. Позже прозвание «булибиф» («бычатина») прилепилось к мясным консервам во многих частях света, хотя те были куда более съедобными.
Сражаясь с засухой и голодом, песчаными бурями и паводками, люди шли вперед, оставляя позади столбы с натянутой на них проволокой. Пока они пробивались сквозь пустыню, английские суда пересекали Тиморское море, разматывая подводный кабель от Явы к берегам Австралии. 20 ноября он достиг Дарвина. Наконец-то Англия установила прямую связь с Австралией. Поздравительное послание помчалось из Лондона по дну океана.
Но в Аделаиде его не могли услышать: Тодду и его людям на центральном участке оставалось пройти по пустыне еще несколько сотен миль. На севере уже наступил сезон дождей, и работавшие на этой трассе ютились на крохотных островках, выступавших посреди затопленных равнин. Проложенная ценой нечеловеческих трудов линия рушилась от шквального ветра у них на глазах.
В положенный срок сезон дождей кончился. Земля высохла, и груженые повозки снова двинулись в путь. Северный отрезок стал удлиняться. К июню 1871 года запланированные триста миль были закончены. Весь южный и большая часть центрального участка к этому времени тоже были готовы. Линия уже доходила от Порт-Огасты до Теннант-Крика, покрыв тысячу двести миль. Сделать удалось невероятно много, но в центре все еще оставался пробел в триста миль. График ввода телеграфа в строй срывался.
В Аделаиде настойчиво требовали скорейшего завершения работ: начальству не терпелось заговорить с Лондоном. Тодд решил эту проблему незамедлительно. Телеграммы, полученные на одном конце провода, вручались верховым гонцам, те доскакивали через пустыню до другого конца, откуда телеграфисты передавали их дальше. Таким образом, связь между Лондоном и Аделаидой занимала считанные дни. Близкую победу отмечали бурно.
Но радость оказалась преждевременной: через несколько дней линий замолчала. И не по вине людей, работавших в пустыне: где-то к востоку от Явы оборвался подводный кабель. Пока английские суда бороздили моря, пытаясь найти место разрыва, строители Тодда отчаянно пробивались навстречу друг другу. 23 августа 1872 года концы провода соединили на середине континента. Теперь всю Австралию пересекала тонкая линия длиной две тысячи миль, и сообщения в виде точек и тире неслись с одного конца планеты на другой.
Однако это было только началом истории наземного телеграфа. Ее продолжили не менее отважные и выносливые люди — работники пятнадцати усилительных станций, построенных по всей длине линии. При обрыве тонкого провода — а такое случалось нередко — они объезжали линию и восстанавливали связь.
Провод перекусывали клювами какаду, столбы валил сильный ветер. Аборигены быстро смекнули, что острые и прочные, как кремень, керамические изоляторы прекрасно подходят в качестве наконечников для копий. Всякий раз, как голый бородатый охотник в пустыне собирался изготовить оружие для охоты на кенгуру, бизнесмены в Аделаиде и Лондоне теряли связь друг с другом. Охранять каждый столб было немыслимо. Вместо этого все смотрители телеграфной линии стали оставлять у столбов пустые пивные бутылки. Чернокожие сограждане скоро убедились, что стекло годится для их целей даже лучше, чем белая керамика, так неудобно прицепленная к верхушкам столбов. В наши дни уловка уже не срабатывает, потому что пиво продают в жестяных банках. Правда, и большинство аборигенов обходятся без копий.
Мы ехали из Борролулы в Алис-Спрингс, и об истории наземного телеграфа напоминало не только гудение проводов, но и названия встречающихся в пути впадин, гор и озер. Строившие его люди либо не знали местных наименований, либо считали их непроизносимыми; так появились на карте фамилии главных героев эпопеи, их жен и соратников.
Недалеко от Асфальта расположено животноводческое хозяйство Даунс, где, как говорят, и сейчас еще лежат мотки проволоки и кучи изоляторов, оставшиеся от постройки. Их везли на судах из залива Карпентария по реке Ропер, а дальше посуху вместе с провизией для строительных бригад центрального участка. Этот путь был короче и удобнее сухопутного из Дарвина. Шоссе, как и полагается, носит имя первопроходца Стюарта. Мы въехали на него у Дейли-Уотерса, где помещается одна из усилительных станций. В пятидесяти милях к юго-востоку от него лежит озеро Вудс. Отряд строителей под началом Вудса провел в этом месте три дня. Изнуренные невыносимой жарой и жаждой, люди молили бога, чтобы мерцавший на горизонте мираж действительно оказался озером; один из них не выдержал, отправился на разведку и вернулся с невероятной вестью — озеро настоящее!
Дальше к югу мы миновали Реннер-Спринге — крохотное селение в несколько домов; в семидесятых годах прошлого века доктор Реннер объезжал на шарабане лагеря строителей, ухаживая за больными.
В Теннант-Крике Тодд построил очередную усилительную станцию. Теперь вокруг нее вырос один из самых крупных поселков между Алис-Спрингсом и Дарвином; его появление, правда, связано не с созданием телеграфа, а с открытием в окрестных горах месторождения руды. Там мы и заночевали.
На следующий день мы увидели Девилз-Марблз — несколько гигантских глыб на верхушке невысокого холма. Палящие лучи и песчаные бури за долгие века настолько отполировали поверхность этих камней, что они приобрели форму шаров; полюбоваться фантастическим зрелищем сюда приезжает немало туристов. Кроме камней мне было любопытно взглянуть на растительность равнины. Я знал историю о том, как один скотовод натолкнулся в этом месте на пастбище с высокими цветущими растениями под названием «гастролобиум». Овцы с жадностью набросились на зеленые побеги, и в ту же ночь около двух тысяч животных погибло от отравления.
Приближаясь к Алис-Спрингсу, мы проехали Барроу-Крик. Дощатое здание усилительной станции сохранили здесь как памятник первым телеграфистам. А южнее Барроу-Крика стоит невысокий холм Сентрал-Маунт-Стюарт — главная историческая достопримечательность линии. Здесь, в лагере, Тодд установил приемное устройство в тот самый день 23 августа 1872 года, когда первые восторженные поздравления пробежали по всей линии, возвещая о завершении долгого, изнурительного труда. Этот холм имеет отношение и к эпопее «дотелеграфного» периода. Впервые его нанес на карту Джон Макдоуэлл Стюарт во время четвертой безуспешной попытки достичь северного побережья. Он не стал нарекать его своим именем — настоящие путешественники так никогда не поступали, — а назвал его в честь своего старого учителя Чарльза Стерта. Однако типографы, печатавшие карту, перепутали похожие фамилии, и холм стал памятником своему первооткрывателю.