Страница 2 из 32
Названия деревень были пугающе непроизносимы: Имеринциатосика, Ампахитронтенаина, Амбатомирахавави… У меня потемнело в глазах: если это типичные наименования островных населенных пунктов, то найти нужное место не удастся ни за что на свете. Забегая вперед, скажу, что задача оказалась еще сложнее, чем представлялась вначале, поскольку в малагасийском языке слова редко произносятся так, как пишутся. Первый и последний слоги, как правило, вовсе не произносятся, а в середине целые куски либо сокращаются, либо проглатываются, так что классические примеры искаженного произношения английских географических названий кажутся до смешного простыми. Не является исключением и столица страны — Антананариву, которую малагасийцы именуют Тананариве.
Она раскинулась на холмах, поднимающихся над плоской равниной; рисовые поля окружают город так плотно, что во время страшного наводнения, случившегося в конце пятидесятых годов, столица острова сама превратилась в остров, куда можно было добраться только на лодке.
Над городом царит квадратный дворец, спроектированный и построенный одним английским архитектором в середине XIX века. Место было выбрано на вершине самой высокой горы, чтобы здание было видно отовсюду. Когда-то дворец служил резиденцией последней королевы, подписавшей договор о дружбе с Францией; впоследствии французы низложили ее под предлогом, что королева не выполнила условий договора. Колониальный период длился семьдесят лет.
После ряда восстаний малагасийцы добились в 1960 году независимости. Однако влияние французской культуры сохранилось. Французская речь звучит повсюду, а типичные французские жесты в большом ходу на рынках, где служат подспорьем при купле-продаже. Столичные хорошенькие малагасийки одеваются по последней парижской моде — элегантные платья, туфли на высоких каблучках, длинные блестящие волосы уложены в изысканные прически. В ресторанах обед состоит из пяти блюд, сдобренных бургундским вином, а на улицах витает запах крепких сигарет «Голуаз» и чеснока — та же смесь, которую ощущаешь в Дакаре, Алжире или в Париже.
Моим спутником был Джефри Маллиген, с которым год назад мы ездили по островам Меланезии, в юго-западной части Тихого океана, снимая фильмы о традициях островитян. На Мадагаскаре нашей целью было знакомство с его диковинкой фауной. Мы планировали в течение трех месяцев снимать на пленку животных и, если получим разрешение, забрать с собой для Лондонского зоопарка несколько живых экземпляров. Естественно, нам было известно, что лемуры находятся под охраной государства[2], но все же мы надеялись, что в виде исключения нам позволят поймать и увезти в Европу одного или двух представителей самых многочисленных видов. Первым поэтому мы посетили директора Научно-исследовательского института М. Полиана. Он гостеприимно принял нас, выслушал наши планы и просьбы.
— Очень сожалею, — сказал он, — но должен предупредить: об отлове лемуров не может быть и речи. Закон категорически запрещает не только убивать этих зверей, но даже держать их в качестве домашних животных. Понятно, у нас не хватает людей, чтобы контролировать всю территорию Мадагаскара, поэтому и наши работники, и служащие лесного ведомства всеми силами стараются убедить население не причинять вреда лемурам. Сейчас эта кампания уже приносит свои плоды. Представьте, что вы начнете ловить лемуров и привлекать в помощь местных жителей, — они справедливо сочтут, что для белого иностранца существует один закон, а для малагасийца — другой. Вся наша работа пойдет насмарку. Поэтому прошу вас как натуралист, посвятивший жизнь охране здешней уникальной фауны, строго соблюдать правила. Уверен, вы все поймете правильно. Нельзя рисковать будущим этих редчайших животных.
Нам оставалось лишь согласиться со всем сказанным.
— Снимайте их сколько угодно, — продолжал господин Полиан. — Этим вы окажете нам большую услугу. Широкая публика знает о лемурах очень мало, так что показ их по телевидению привлечет внимание к судьбе животных. Сюда редко приезжают для съемок… Что касается зоопарка, то я дам вам разрешение на отлов других особей, которым не грозит вымирание. Кстати, с вами может отправиться один из моих помощников. Он прекрасно знаком с местными условиями и заодно будет служить переводчиком.
Этим любезность директора не ограничилась. Несколько дней он занимался нами. С его помощью мы наняли «лендровер», затем он добыл нам разрешение на посещение заповедников в отдаленных частях страны. Наконец, директор познакомил нас с Жоржем Рандрианасоло, молодым лаборантом-малагасийцем, который по роду занятий исколесил весь остров в поисках птиц и насекомых для коллекции института. Это был невысокий худой человек с длинными мускулистыми ногами, на первый взгляд казавшийся тщедушным, но впоследствии проявлявший чудеса выносливости. Его глаза вспыхивали радостным огнем, по мере того как мы знакомили его с планами экспедиции. Было ясно, что Жорж горел желанием отправиться в путь не меньше, чем мы.
Глава 2
Сифаки
Все было готово к поездке. Двухнедельный запас еды уложили в две коробки. С собой взяли палатку и спальные мешки. Съемочную аппаратуру аккуратно упаковали в водо- и теплонепроницаемые фибергласовые ящики. Тысячи метров негативной пленки лежали в запечатанном виде, дожидаясь своего часа. Наготове были сетки, ловушки и клетки. Нас ждали неведомые края, населенные невиданными животными. Такие минуты запоминаются надолго.
Что впереди? Эта мысль приводит в трепетное волнение любого отправляющегося в дальнюю дорогу. Меня оно охватывает перед каждой экспедицией, где бы я ни находился — на борту обшарпанного грузового судна, дающего прощальный хриплый гудок перед выходом в море; в лодке с подвесным мотором, несущейся по зеркальной глади реки, стиснутой лесистыми берегами; верхом на лошади, за которой громыхает запряженная быком телега с поклажей. На сей раз обстановка выглядела не столь романтично: мы сидели в «лендровере» и катили по шоссе. И все же волнение было. Путешествие началось! Мы пребывали в счастливейшем безвременье, когда хлопоты с добыванием разрешений, деловые встречи и канцелярская волокита уже кончились, а заботы и огорчения, связанные с самой экспедицией, еще не начались. Мы мчались по автостраде, в голове гремели победные оркестры, а сердца были переполнены ожиданием грядущих открытий.
Не прошло и часа, как мотор заглох. Джеф вытащил из шасси болт, закрепил им генератор, и мы поехали дальше. Этим не исчерпались капризы нашей машины; очень скоро ее характер проявился в полной мере, причем он отнюдь не ограничивался строптивостью и упрямством.
Болт, которым удалось закрепить генератор, оказался первой ласточкой. Вслед за ним множество деталей перекочевало из корпуса машины в интимные глубины мотора, где их заставили выполнять такие функции, какие не могли даже присниться ни одному здравомыслящему механику. Разводить руками было некогда — надо было латать дыры. Знай мы это заранее, мы бы, наверное, вернулись в Антананариву и поискали бы другую машину, но в нашем состоянии эйфории неполадки с мотором представлялись банальной задержкой: подумаешь — отвалился генератор! Мы продолжали путь на юг, веселые и счастливые, как будто ровным счетом ничего не произошло.
В тот день мы проехали триста миль по нагорью, составляющему спинной хребет Мадагаскара. Дороги были почти пустыми, если не считать «лесных такси». Эти маленькие потрепанные машины лихо носились между деревнями, переваливаясь с боку на бок, и подбирали всех желающих — достаточно махнуть рукой. Они были всегда забиты до отказа, из окон торчали наружу руки, ноги и головы, но мы ни разу не видели, чтобы водитель упустил клиента. В ожидании такси люди сидели на обочине шоссе на узлах и ящиках, завернувшись в белые накидки. Ума не приложу, откуда они появлялись: вокруг на многие километры не видно никаких признаков жилья. Будь у нас в машине место, мы могли бы неплохо заработать подвозом пассажиров, но «лендровер» был забит по самую крышу, на заднем сиденье громоздились запасы провизии, снаряжение и аппаратура; казалось, втиснуться туда немыслимо.
2
Из 22 видов мадагаскарских лемуров 14 включены в Красную книгу. — Примеч. ред.