Тигр Раджастхана

Я нашел останки коровы в двухстах ярдах от храма. Тигр расправился с ней, очевидно, предыдущей ночью, так как съедена она была лишь наполовину. Никто ничего не видел и не слышал о происшедшем до тех пор, пока не нашли труп коровы. Единственным служителем храма был священник. Он рассказал, что, опасаясь тигра, давно уже уходит из храма задолго до наступления темноты и возвращается после восхода солнца.

Почва здесь была твердой, поэтому следов тигра сначала обнаружить не удалось. После тщательных поисков отпечатки лап нашли на склоне холма. Отсюда я сделал вывод, что тигр, насытившись, перешел на противоположную сторону холма, покрытую густым кустарником.

Я объехал весь район, собирая сведения, расспрашивая всех, кто встречался на моем пути. Единственно полезная информация, которую мне удалось получить, заключалась в том, что тигр — если только он находился по соседству с храмом — утолял жажду у храмового источника.

Я купил козла и вернулся к храму. Останки коровы подтащили к источнику, а козла привязали по соседству в тени. Крыша храма, плоская, с парапетом высотой в один фут, представлялась мне более удобной позицией, чем махан на дереве. Мы подняли на крышу несколько крупных камней и установили их на парапете в виде небольшой баррикады так, чтобы меня не было видно и в то же время не мешало прицельной стрельбе. Задолго до наступления темноты я отослал шикари с верблюдами в лагерь и, устроившись на крыше с винтовкой и термосом, стал ожидать развития событий.

Я привязал козла не только потому, что у меня не было времени на покупку буйвола. Дело в том, что тигры очень любят козлиное мясо. Хотя тигр, о котором шла речь, был известен как опытный похититель скота и мог запросто убить и утащить прочь такое маленькое животное, как козел, я был убежден, что сумею свалить тигра, если он набросится на свою жертву, стоящую всего лишь в пятнадцати ярдах от меня.

Примерно в девять тридцать вечера я услышал высоко на холмах рев замбара, предупреждающего о том, что тигр вышел на охоту. Десять минут спустя, как показали мои часы со светящимся циферблатом, поблизости заскулил шакал и тут же прерывисто заблеял козел. С этой минуты я должен был сосредоточить все свое внимание на том, что происходило внизу. Однако неожиданно я почувствовал, как что‑то зашевелилось слева от меня. Там сидела огромная крыса. Когда я медленно повернул голову, чтобы лучше рассмотреть ее, крыса затрусила ко мне. Вначале я подумал, что она не догадывается о моем присутствии и резко замахнулся на нее, чтобы отогнать прочь. Крыса увернулась и скрылась в тени, но спустя полминуты у меня опять появилось неприятное чувство, что кто‑то наблюдает за мной сзади. Стараясь держать голову ниже уровня парапета, я осторожно посмотрел назад. Там совершенно спокойно сидела моя непрошеная соседка. Шкурка ее отливала серебром в ярком свете луны. Я понял, что крыса может помешать мне выстрелить. Единственно, что можно было сделать — бросить в нее патронташ или термос. Но это произвело бы большой шум. В то время как я ломал себе голову, как выйти из затруднительного положения, тщетно стараясь найти палку, произошло нечто удивительное. Крыса неожиданно бросилась в сторону и, оказавшись справа от меня, попыталась вцепиться в руку. Я вынужден был отдернуть руку и схватить патронташ.

Мне было и смешно и стыдно. Я лежал здесь с оружием, которое могло уложить буйвола, и чувствовал себя беспомощным перед грызуном, весившим несколько унций. Но чувство юмора скоро меня покинуло. Я был недоволен собой и, если быть откровенным, в какой‑то мере утратил душевное равновесие.

Крыса не уходила, а продолжала метаться в темноте взад и вперед под парапетом. Мне пришло в голову, что носовой платок поможет отпугнуть ее: животные часто пугаются белых предметов. Я осторожно вытащил платок и резко взмахнул им. На крысу это не произвело никакого впечатления. А в следующую секунду я уже забыл о ее существовании: снизу послышалось громкое блеяние и вслед за этим звук лопнувшей веревки.

Я выглянул и успел лишь увидеть, как тигр метнулся под тень деревьев. Перемахнув через земляной вал, он исчез вместе с козлом.

Когда я отвернулся от парапета, крысы и след простыл. Решив, что тигр вернется на водопой, я решил остаться на месте, сохраняя при этом величайшую осторожность. Но даже шакал не подошел к трупу коровы. Остаток ночи прошел без всяких происшествий.

Утром меня ждал сюрприз. Следы тигра были ясно видны в пыли. Однако, осмотрев их, я убедился, что это был совсем не тот тигр, которого я искал. О том было известно, что он крупный самец, а следы, скорее, продолговатые, чем круглые, могли быть лишь следами тигрицы.

Когда я возвратился в лагерь, меня встретила группа крестьян с печальными новостями. В то время как я подкарауливал тигра у храма, он ворвался на общинный скотный двор в нескольких милях отсюда и зарезал хорошую дойную корову. Несколько мужчин, ожесточенных этой потерей, пытались прогнать зверя прочь. Однако тигр тяжело изувечил одного из них. Проклиная все на свете, я вновь сел на верблюда.

В деревне мое настроение немного улучшилось. Рядом со скотным двором я увидел хорошее дерево и быстро соорудил на нем махан. Осмотрев труп коровы, я велел вытащить его со двора и положить в удобном для меня месте — в футах сорока от дерева. Потревоженный тигр не смог как следует поживиться добычей, и у меня оставалась надежда, что он еще вернется к своей жертве. От бродячего тигра можно было ждать всего, что угодно.

В полдень я вернулся в деревню и взобрался на махан. Все шло как по маслу. Около девяти часов похититель скота появился в лунном свете и, оглядевшись по сторонам, приступил к трапезе. Успешные нападения на людей притупили его бдительность, иначе он обратил бы внимание на то, что труп коровы передвинулся на некоторое расстояние. Как только тигр увлекся едой, я застрелил его, спустился с махана и попросил шикари снять шкуру. В лагерь я вернулся довольным.

Дальнейший осмотр места моей первой засидки у храма показал, что ускользнувшая от меня тигрица довольно часто приходила на водопой к источнику. До сих пор за ней не водилось привычек нападать на домашних животных, и она очень боялась людей. Я не делал больше попыток убить ее. Как мог заметить читатель, я не отношусь к числу людей слишком щепетильных, однако не считаю правильным стрелять в животное без нужды, тем более что тигрица всего–навсего хотела утолить жажду у храмового источника.

Гораздо более интересная история связана с тигром–людоедом, обитавшим на холмах Адабалла. Профессиональный охотник, проживающий в этом районе, вызвался добровольно уничтожить зверя, растерзавшего уже несколько. человек. Изучив привычки тигра, он устроил рядом с водопоем, на дереве, на высоте примерно пятнадцати футов, махан. Внизу был привязан буйвол. Его решили принести в жертву ради общего блага. Охотник взобрался на махан задолго до наступления темноты.

Тигры–людоеды, если они немолоды, быстро начинают разбираться в действиях людей. Когда тигр подошел к воде и увидел быка, привязанного к колу, он заподозрил неладное. Кроме того, попробовав человеческого мяса, зверь не спешил нападать на довольно сильное животное. Да и зачем это делать, если он привык получать добычу по вкусу. Поэтому тигр отошел в ближайшие кусты и стал ждать.

Спустя некоторое время он обнаружил охотника на махане. Во всяком случае около полуночи он тихо подошел к дереву, а затем внезапным прыжком — следы когтей остались на стволе — вскарабкался на дерево и схватил несчастного, который, очевидно, задремал. На следующее утро нашли одежду и останки растерзанного охотника. Буйвол так и остался нетронутым.

Ни у кого теперь не появлялось желания охотиться на людоеда. Шли месяцы, и еще шестеро крестьян погибли, но, несмотря на довольно высокую премию, во всем районе так и не нашлось ни одного добровольца. Слухи о полосатом убийце тем не менее распространялись, и, в конце концов, один предприимчивый спортсмен решил попытать счастья. Тщательно осмотрев местность, он с огорчением убедился, что единственное дерево, подходящее для махана, это то, откуда тигр стащил охотника. Тигр редко или почти никогда не возвращается к месту, где убил человека, и лишь привычка зверя постоянно пить воду на одном и том же месте давала кое–какую надежду на успех.